- Замолчи, - неожиданно приказал арфистке Павел.
Музыкантша нисколько не удивилась хамскому приказу. Наверняка, знала Павла и раньше, и привычки его властные.
Да и я уже привыкла. Разжевав последнюю мидию, готова была идти на "растерзание", то бишь на заклание жертвы Оливии.
Павел отвёл меня в номер на первом этаже.
Пока я осматривалась, обозревая просторную комнату в колониальном стиле, с ручной росписью стен, тот же официант из ресторана привез столик, на котором красовалась бутылка шампанского в серебристом ведерке. Радужно, горкой фруктов, соседствовала ваза. И, под накрахмаленной салфеткой лежало что - то, источающие аппетитные ароматы.
Официант окончательно проснулся, глаза излучали странное: и дежурную вежливость, и, совсем не подходящую его обязанностям, зависть. Смотрел, из – под опущенных век, на изгибы моей фигуры, которые платье особо подчеркивало.
Откуда ни возьмись, появился Павел с бешеными глазами, и, взяв меня за плечи, чуть ли не толкнул на кушетку, подпиравшую подножье широкой кровати.
Официант мгновенно испарился.
Паша присел передо мной и стал оглаживать ноги, бедра, грудь. Вскоре рука пролезла под платье. Ощутив горячее тело, он взревел и стащил эластичную трикотажную одежду, мешающую его желанию. Одним махом, сурово.
Что происходило дальше, описанию не поддается. Даже не помню момент, когда он перенес меня на кровать.
Морепродукты подействовали, и я, вся, отдалась страсти, исходящей от Павла.
Очнулись, мокрые от пота и голодные.
Павлуш целовал мои плечи, довольный. Все - все, в выражении лица говорило о полнейшем удовлетворении.
- Жрать хочу! - провозгласил он.
- И я, - поддакнула, поглядывая на, накрытую салфеткой, еду.
Павел сорвал салфетку, и взгляду нашему открылись два огромных бутерброда, набитых мясом, овощами и зеленью.
- Дай, - попросила я, и через несколько секунд уже вгрызалась в мякоть булки, пропитавшейся соусами, в хрусте лука и во вкусе основательного куска неведомого мяса.
Будто в нашем Маке сижу, с недавних пор называется "Вкусно и точка". И все - таки, пожалуй, здесь вкуснее, мясо - то натуральное.
Павел открыл бутылку шампанского, в восторге от содеянного недавно, действа, начал поливать на меня. Фыркала, отмахивалась, лилось без конца.
Однако, вдруг почувствовала горлышко бутылки у своего рта. Это как?! Пить?!
- Допивай, моя сладость, - ласково проговорил Паша. - Ты сладкая, самая сладкая, на моем веку. Сейчас ещё закажем шампусика. Даже не переживай!
Послушно глотнула, прямо из бутылки. И, мокрая и липкая, ела бутерброд, а Павел уткнулся в бока и слизывал шампанское.
Доесть мне не дали, пошли на второй круг.
- Ну, Оливия, держись, - напутствовала мысленно, себя, отдаваясь новой женской, отнюдь не скромной девической жизни.
...Проснулась, щекой, на размазанном по подушке, бутере. Шторы засветлели, лучами всшедшего солнца, за ними. Павел, перекатившись на другой конец кровати, с сырой простыни, сопел счастливо.
Собрала бутерброд. Потянувшись, положила останки его на тарелку, оставшуюся на передвижном столике. Вкуснятину с подушки тоже собрала, пальцем, и погрузила в рот. Перевернула подушку и погрузилась в дальнейший сон.
От сладкого сна пробудилась поцелуями. Целовали лицо, чмокали и приговаривали:
- Сладкая с..ка. Пастух почуял это, поэтому брел за тобой...но я первый ! Я - то - первый!
Увидев, что я проснулась, договорил:
- Больно было тебе?!
- Нет, - замотала я головой.
Павел откинул пододеяльник. На белоснежной простыне отчётливо выделялись кровавые пятна.
- Ох, мамо, мамо, показать не могу тебе я, - застонал мой первый.- Простыню моей девочки не могу показать. Мамочка, любимая моя мамочка...
Павлуш зарыдал. Из искренней тирады я поняла, что мамы, видимо, уже нет.
Я не пыталась успокаивать, лежала рядом и оценивала его заплаканное лицо.
- Мамо, я девственности девочку лишил. Первый раз, мамо, поверь. Скажи, что мне делать теперь, родная моя...?! - в полузабытьи хрипло шептал Павел.
Накала этого, эмоций его и своих, не выдержала. Вскочила с кровати и подошла к окну, зашла за штору.
А там, за окошком, блистающим вымытой и оттертой прозрачностью, во всю ширь - холм зелёный, и надпись, камнями огромными, буквами выложенными, на нем:"Viva El Peru!"
В чужой стране Оливия. В отдельном номере с криминальным авторитетом, показывающимся неожиданно, во всей своей искренности; спрятаны где - то документы, без денег и права голоса.
Рыдания вырвались и из меня. А так как Пашка был рядом - к нему и кинулась, в расходности своей девичьей, и в безысходной, хоть и шикарной,
реальности.
Почувствовав мокрый нос, на, своей солёной от слез, щеке, Павел расценил мои слезы, как причастность мою переживательную своим личным ранениям жизни, и заключил Оливию в объятья.
Чем это завершилось, надеюсь, не надо объяснять?! После, мы опять заснули. Я, впервые, спала с мужчиной, всю ночь и утро. А про все остально́е, и говорить не приходится. Повторяться не хочу. И все же, отмечу - ощущение силы, прелести своего тела, и принадлежность мужчине.
Кофе нам прикатили на новом столике. Официант тоже сменился. Увидев его, Павел подтянулся на кровати и закричал обрадованно: « О! Росарио, ты?!» Молоденький парнишка, в ответ, смущенно улыбнулся и ответил на русском:
« Да, сеньор По́трон. Сегодня моя смена».
Когда мальчишка ушел, я спросила:
- Что за по́трон? И почему такая симпатия к официанту.
- Малышка, это моя фамилия. А Росарио я сюда устроил, он из Монтелюра, подворовывал маленько, да не пошло, два раза за руку хватали, полиция, то, се. Я его потом в дом взял, садовником. Но больше он со мной сидел, русскому обучался. Подстригать кусты и ухаживать за цветами, тоже не его дело оказалось. Пришлось в Инку его отвезти. Вот здесь прижился. Денежку стабильно мамке несет.
- Красивая фамилия. По́трон - патро́н. Павлуш, куча вопросов… Воришку, что мою сумку скоммуниздил, ты тоже знаешь? И, владелица отеля с рестораном – твоя бывшая, Инка зовут?
Павел закатился смехом, сгреб меня в охапку. Ответил, но не в тему:
- Как ты меня зовешь… Павлуш….Меня мама так называла. И больше никто. И вдруг ты, почти сразу…
-….ну, сама не знаю, так подсказалось внутри…
От ответа о воришке Павел воздержался. А про Инку разъяснил. Оказывается, отель так называется - Паллаццо дель Инка.
Мы надели халаты и вышли из номера. На стульях у входа сидели неизменные Михай и Сезар. Не знаю, насчет того, были ли голодные, но злой охрана показалась.
- Какие планы на сегодня, Потрон? – спросил Сезар.
- Малыши, завтракали? Мы сейчас с Оливией искупнемся, и, потом - сразу в город.
Искупнемся?! Я думала, есть идем…
Пройдя весь длинный коридор первого этажа, мы оказались в термальном бассейне, где плоская труба, мощной водяной дугой поливала сверху. Постояльцев не наблюдалось. Павел закрыл двери, снял халат - и как есть, голышом, нырнул под эту струю. Вынырнул и позвал:
- Иди ко мне, Оливка! Чего стесняешься?
Продолжение следует
Здесь можно подписаться на мой канал