Дочь больше не звонила, врачи тоже не выходили на связь. Порой перед мысленным взором отца вставала его девочка, обколотая лошадиными дозами транквилизаторов – пустые стеклянные глаза, глуповатая полуулыбка и ниточка слюны, стекающая из уголка рта, – но Алиев-старший гнал от себя эти видения. Позже, позже он займётся Лейлой. А сейчас ему и без того есть о чём тревожиться. Тем более что Хизри не отставал от сестры…
В тот роковой день его, конечно, не положили в клинику и не начали обследовать перед лечением. Всё время между стрельбой и возвращением домой сын был угрюм и молчалив, но едва за ними закрылась дверь квартиры, он сорвался. Кричал, обзывал последними словами отца и мать, швырялся вещами – разбил тяжёлым зонтом зеркало в прихожей, наотмашь ударил мать её же сумкой, потому что Меседу вцепилась в его руку, когда он схватил шариковую ручку со столика под зеркалом и собирался вонзить себе в больную ногу… Отцу пришлось обхватить его сзади, прижать руки Хизри к телу и ждать, пока тот не перестанет бесноваться.
- Зачем?! – верещал он, и позже Магомед Шапиевич поразился сходством их с Лейлой истерических голосов. – Зачем вы притащили меня сюда?! Вы сказали, что мне здесь помогут, а теперь из-за какого-то сельского мудака… Нахера вы взяли его в семью?!
Когда Хизри выдохся, отцу удалось вколоть ему снотворное. С тех пор уколы чередовались почти непрерывно – анальгетик, успокоительное, анальгетик… Всё это время сын проводил в полусне, и Меседу приходилось кормить его с ложечки. О гигиенических процедурах и вспоминать не хотелось…
Вот они, его дети. Зато теперь не приходится гадать, в какой компании зависает Хизри и какой наркотой балуется, а Лейлу не надо разыскивать по кабакам, гостиницам и чужим койкам… Не об этом ли ты просил Всевышнего, непутёвый отец?!
Магомед Шапиевич застонал, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Я, Аллах, ведь всё было хорошо… Всё шло чётко по плану, без сбоев и опрометчивых шагов. Что такое могло произойти между братом и сестрой раньше, что Али открыл стрельбу? Чем досадила ему Карина? Неужели только тем, что вышла замуж за русского? Тысячи вопросов и ни единого ответа…
Его и жену уже дважды допрашивали как свидетелей. На обоих допросах присутствовал высокий седоволосый человек в полковничьей форме. Он не задал ни единого вопроса, но очень внимательно слушал их с Меседу ответы. Магомед Шапиевич попробовал было обратиться к нему как к равному: всё-таки Алиев-старший – замминистра, а это статус в некотором смысле более высокий, чем какой-то полковник, пусть и из Центрального Аппарата МВД… Но седоволосый смерил его презрительным взглядом и отвернулся к окну. В глубине души Алиева-старшего шевельнулось негодование: да кто он такой, этот полковник? Какое отношение он имеет к Карине? Неужели она и с ним тоже… как его Лейла?! Может, поэтому Алишка и взбеленился, что знал о сестре больше, чем дядя? Но негодование почти сразу сменилось бессильным осознанием: вряд ли… Не взяли бы Заворотынские в невестки распущенную девушку. Наверно, полковник просто ответственный за этот район, вот и злится на Алиевых за такое вопиющее ЧП… А то, что после первого допроса Магомеду Шапиевичу позвонили из министерства и всю душу вытрясли, выясняя подробности происшествия и степень участия в нём Алиева-старшего, - скорее всего, просто совпадение, никак не связанное с молчаливым полковником. Или это всё-таки из-за него, будь он проклят?!
Магомед Шапиевич устало выдохнул, глядя, как запотевает под его губами стекло. Какая теперь разница?
С них сразу взяли подписку о невыезде. Как будто им с Меседу было куда выезжать… Лейла в больнице. Вопрос с лечением Хизри повис в воздухе. Сейчас его дети нетранспортабельны, и родителям волей-неволей придётся оставаться рядом. А что хорошего ждёт их по возвращении? Назойливое любопытство и фальшивое сочувствие родни? Магомед Шапиевич – старший в тухуме, и тухум, конечно, от него не отвернётся… Но карьера, бизнес! Кажется, они стремительно катятся по наклонной. Это крах. Крах всей его жизни.
Он тяжело прошаркал на кухню, чтобы заварить невесть какую по счёту кружку кофе. По пути заглянул в комнату сына. Хизри спал каменным лекарственным сном. Меседу, прикорнувшая на диванчике рядом, беспокойно металась, всхлипывая во сне. Магомед Шапиевич ощутил вдруг острую жалость к жене: как она измучилась, бедная… Как постарела за эти несколько дней…
Он покачал головой и тихонько прикрыл дверь. Что ж, они хотя бы уснули… А какую волшебную таблетку принять ему самому, чтобы выключиться хоть на часок, он не знал.
Что же делать? Что делать? Из глубин памяти всплыли слова одного из его начальников – давным-давно, когда Магомед только начинал свою карьеру и был всего-навсего старшим специалистом: «Пока земля под тобой, а не над тобой, у тебя есть надежда». Алиев-старший уцепился за это воспоминание – так скользящий в пропасть цепляется за травинку… Действительно, он ещё жив – в отличие от того же Али, гореть ему в аду, шакальему сыну! А раз Магомед Шапиевич жив, он обязательно найдёт выход.
Силясь подбодрить себя, он подумал, что всё могло быть гораздо хуже, если бы Карина тоже скончалась. Только на следующий день после трагедии он осмелился позвонить в справочную больницы Склифосовского и узнать, как себя чувствует Алиева Карина Магомедовна, доставленная вчера по СМП – скорой медицинской помощи. Когда у него поинтересовались, кем он приходится пострадавшей, ему даже врать не пришлось. «Состояние тяжёлое, опасности для жизни нет, врачи борются за сохранение беременности…» Эта новость едва не лишила его сознания. Она ещё и беременна была… Впрочем, почему была? Ещё же ничего не известно, раз врачи борются… Алиеву-старшему почему-то казалось очень важным, чтобы выжила не только племянница, но и её нерождённое дитя. Сразу вспомнилась та давнишняя авария… ведь пострадавшая тоже была беременна. И лишилась ребёнка… Но если тогда он откупился большими деньгами и успокоил совесть философскими размышлениями о добре и зле, то здесь ни его богатство, ни самые изворотливые оправдания ничем ему помочь не могли. Когда назавтра он снова позвонил справиться о состоянии Карины, ему ответили, что близкие родственники пациентки – муж и сестра – запретили сообщать кому-либо любую информацию о ней. Магомед Шапиевич мельком удивился: сестра? Какая сестра, откуда? Кто-то из младших приехал? Навряд ли… Дальний Восток – не соседний город, и даже если бы они о чём-то узнали, то уж точно не примчались бы так быстро.
Оставалось томиться в неведении, утешая себя тем, что Карина всё-таки выжила… Карина… Его племянница…
Магомед Шапиевич замер, не донеся кружку до рта.
Племянница! О Аллах, воистину, закрывая дверь, Ты открываешь окно! Его племянница вытянет Алиевых из той чудовищной воронки, в которую они неумолимо скатываются! Ведь, как бы там ни было, их родство никто не отменял. «Кровь – не водица», так, кажется, говорят русские? Он остаётся старшим в тухуме и просто обязан навестить младшую родственницу, узнать, как её самочувствие, выразить готовность помочь… И семья младшей родственницы не имеет права закрывать перед ним двери. Но Магомед Шапиевич достаточно умён – он поведёт себя так, что эти двери распахнутся перед ним шире прежнего! Он вернёт доверие своей новой московской родни – и тогда его падение превратится в трамплин, с которого он взлетит ещё выше, чем раньше…
Он одним глотком допил кофе и удовлетворённо потёр руки. Кажется, теперь он сможет уснуть.
