Я искала церковь, в которой меня еще не знали, где я не была.
– Исповедаться. Можно? – горячечно спросила пожилую церковную служку, и она удивленно посмотрела на меня. Почему? Неужели не привыкла к виду расхристанных грешников, бегущих в храм за спасением? Я отвернулась и подбежала к батюшке. Хочу исповедаться. Как наркоману точно в срок нужна доза, так и мне – в сотый раз об одном и том же нужно говорить. Но могу только в церкви. Может, в этом тоже есть какая-то хитрость. Я же точно знаю, что здесь скажут: «Бог простит!» Уже не раз говорили. А просто людям открывать душу страшно. Те не простят, проклянут. Я давно обошла все близлежащие храмы, потом те, что в центре, и вот добралась до этой небольшой церквушки на самой окраине города. Не могу дважды идти в один и тот же храм со своей исповедью. Как-то раз попыталась. Но батюшка, услышав первые слова, сказал:
– А... припоминаю. Вы та женщина, что дитя загубила. Не думаю, что вам поможет еще одна исповедь.
– А что? – спросила я с надеждой.
– Если действительно каетесь, пусть ваш духовный отец определит вам наказание. У вас есть духовный отец?
– Нет, – ответила я и выскочила вон. Присела около нищих с алюминиевыми кружками, обитающих около храма.
– Ныне верующие – ненастоящие, – рассуждала седая бабушка. – Каяться любят страсть как, деньги жертвуют на храм, а вот наказание нести не хотят.
Одному такому батюшка повелел год провести в монастыре в молитвах, так тот говорит: «Не могу! У меня бизнес!» И тогда я поняла, что тоже не готова принять наказание, не готова отказаться даже от часа своей обычной жизни. И это притом, что жизни нет! Только муки, тоска и животная потребность рассказывать кому-то о своей беде. И тогда я приняла решение... не ходить дважды в один и тот же храм. Пожилой священник смотрит на меня неформально. Я вижу это по его глазам. Это хорошо и... опасно. Если верит истово и искренне, если примет мою исповедь с открытой душой, то не скажет обычного: «Бог простит». Я перекрестилась, упала на колени, очи – в пол.
– Я грешна, батюшка! Из-за меня всю жизнь будут страдать хорошие люди. Ну, не только очень хорошие, разные.
– Говори, дитя мое, о своем грехе, – мягко сказал священник.
– Я красивая, – сказала я с вызовом. – И это всегда помогало мне в жизни. А потом... Я выросла, окончила институт, но самой большой радостью стала отдельная квартира, которую родители купили мне. Как я радовалась своему гнездышку! После всех любовных неудач жизнь снова казалась прекрасной. Я ведь первый раз замуж рано выскочила, – еще и семнадцати не было. Мой первый муж, наверное, до сих пор меня любит, но... Я не любила его. А после замуж уже не выходила... Отношения без штампа, любовь. И все больше – на территории моих возлюбленных. Это стесняло, поэтому когда мама с отцом купили мне квартиру, я подумала, что теперь непременно буду счастлива. Когда женщина принимает решение быть счастливой – это опасно для окружающих. Потому что такая женщина начинает действовать. Это случилось ярким весенним утром. Я выпорхнула из своего гнездышка и остолбенела. Из двери напротив, где жила пожилая вредная тетка, вышла симпатичная пара – мужчина и женщина.
– Добрый день, – улыбнулась женщина. – Мы ваши новые соседи. Я – Аня. – Сергей, – протянул мне руку мужчина и посмотрел прямо в глаза.
– Полина, – ответила я, и мы вместе пошли вниз – лифт не работал. Доходя до первого этажа, я уже знала о новых соседях почти все: что Ане двадцать восемь, а Сергею тридцать пять, что у них восьмилетняя дочка Леночка, они не в восторге от того, что квартира на девятом этаже, зато светлая и достаточно просторная для всех. Мы расстались у подъезда, и до вечера я думала о взгляде, который подарил мне незнакомый, но интересный мужчина. Он был женат, но хотел меня. Я явственно чувствовала это, и это щекотало нервы. И, позабыв о планах стать счастливой, вдруг до истерики захотела этого мужчину. Я не делала никаких провоцирующих шагов, не искала с соседом встречи. Лишь иногда стояла, прижавшись к дверному глазку, чтобы увидеть его. И... видела. Видела то, чего у меня никогда не было, – счастливую семью. Эта пытка продолжалась несколько месяцев. Как-то летом, ковыряя ключом в замке, заметила, что соседская дверь приоткрылась. Он вышел на площадку.
– Моя жена с дочкой на следующей неделе едут к родственникам.
– А вы? – спросила я с улыбкой.
– А я остаюсь дома, – ответил он и спросил: – А вы?
– Я – тоже, – ответила, и мы посмотрели друг другу в глаза. Этого было достаточно. Никаких предложений и не требовалось. Мы оба знали, что произойдет дальше. Он позвонил в дверь в субботу вечером, я впустила его в квартиру. Как я готовилась к этой встрече! Сергей пришел в светлой рубашке, галстуке... Совсем не соседский визит. Все закончилось в постели. Впервые меня ласкал мужчина, на руке которого блестело обручальное кольцо. С ним было не просто хорошо – волшебно! Наверное, остроты моим чувствам добавляло осознание того, что я завоевала внимание несвободного мужчины. Потом, насытившись друг другом, мы лежали и лениво разговаривали.
– Почему ты ищешь приключения на стороне? – спросила я.
– Не знаю. Это сильнее меня. Когда впервые тебя увидел, то решил завоевать во что бы то ни стало. Ты обворожительна! Я мечтал о такой женщине.
Со временем я поняла, что Сергей строго разделяет мечты и реальную жизнь. Он и не собирался оставлять ради меня семью. Теперь уже с дикой ревностью в душе я простаивала у дверного глазка, чтобы в очередной раз убедиться, что Сережа по-прежнему ласков и предупредителен со своими девочками – женой и дочкой. Что он их любит.
– Ты – мое самое удивительное приключение, – сыпал комплиментами он, когда снова оказался в моей постели. – Я ведь жить без тебя не смогу.
– А без них? – спрашивала я и кивала головой в сторону их двери.
– И без них не смогу, – честно признавался он. – Мы с тобой вечные любовники. Две половинки, у каждой из которых – своя судьба. У тебя будет муж, дети, но мы будем встречаться иногда тайком.
И я стала привыкать к этой шальной мысли. Сережа... Он вроде бы отодвинулся на второй план. Я перестала страдать, ревновать, но не перестала хотеть его. Он, как и я для него, стал просто приятным, щекочущим нервы приключением. На будоражащие штучки Сергей был неистощим. Как-то он предложил:
– Полина, сегодня в три у меня...
– А вдруг придет твоя жена?
– Не придет. Она возвращается в пять.
– А дочка?
– У нее сегодня занятие в художественной школе. Ну! Давай же!
Это было хорошо до истерики! Мы путались в простынях, бросались друг на друга с бешеной страстью. А потом пылесосили супружеское ложе, чтобы ни волосинки, ни запаха моего не осталось. Но всего не предугадаешь. Однажды он пришел очень испуганным.
– Аня убирала в квартире и около музыкального центра нашла твой диск. Пришлось врать, что я его купил. Ужас!
– Может, перестать встречаться?
Я предложила тогда Сереже разрыв, но он обнял меня и нежно прошептал:
– Не хочу! Не могу! Ты – моя!
Мы стали более изобретательными и отчаянными. Словно чувствовали, что развязка не за горами, нужно успеть испить друг друга до дна, до самого конца...
Тот роковой понедельник в моей памяти – до мельчайших подробностей. Сережина Аня должна была наводить красоту в косметическом салоне, и он ждал меня. Я лишь влетела в квартиру, как раздался звонок в дверь.
– Полинка! Сокровище мое! Торопись, у нас мало времени, а я так хочу тебя! Через пять минут в одном халатике на голое тело я звонила в его дверь. В этом тоже была интрига. До чего же страшно было вот так просто голышом выходить на площадку, рискуя быть застигнутой другими жителями дома. Но... Наверное, именно это нам и нужно было. Он открыл дверь. Голый. Сорвал с меня халат и одним рывком захлопнул дверь. Мы с ним упали на ковер в гостиной, и он впился в мою грудь, а я застонала от вожделения. И началось сумасшествие. Сережа на миг оторвался от меня. Откупорил бутылку вина, отпил прямо из горлышка, потом я пила вино из его рта. Оно текло по моей, груди, а он ласкал меня, слизывал красные капли...
– Вы так подробно описываете свои грешные деяния, словно жалеете обо всем, – перебил вдруг священник.
– Да, жалею! Жалею, что все это было. Так вот... Мы не просто лежали обнаженными на ковре, мы сцепились в немыслимой, неизвестной даже «Камасутре», позе, когда дверь вдруг тихо хлопнула и на пороге гостиной появилась... Сережина дочь. Я не забуду ее глаза. Она просто стояла и смотрела. Ни гримасы омерзения, ни страха, ни гнева. Малышка словно окаменела. Мы тоже окаменели. Так и лежали, вцепившись друг в друга, только дрожали, как в лихорадке, и двинуться боялись. И тут... Часы. Огромные старинные часы вдруг стали отбивать время. И все вокруг задвигалось. Лена вдруг сорвалась с места и выскочила из квартиры. Сергей бросился за ней, внезапно остановился, чертыхнулся.
– Леночка! Подожди! Я все тебе объясню! – кричал он и бежал вниз. Я как во сне искала свой халат. Да и все происходящее казалось страшным сном. Что мы наделали! Как жить после такого? Мысли замерли от крика ужаса. Истерично вопила какая-то женщина. Я прислонилась к окну и взглянула вниз. На асфальте, распластав ручки, страшным крестом лежала Сережина дочка.
– С крыши девочка упала! – кричала женщина. – Вызовите скорую!
Я была на девятом этаже, в квартире любовника, но даже отсюда, издалека, видела – поздно. Как из-под земли вокруг ребенка образовалась толпа, а из подъезда на негнущихся ногах к Леночке шел Сережа. За эти две минуты он стал седым. Совсем седым.
– Она погибла? – спросил священник.
– Лучше бы погибла! – крикнула я. – Она осталась жить вечным укором для своего отца и для... меня. Изувеченная... Теперь она не может двигаться, не может говорить, не может сама даже ложку ко рту поднести. Она даже не может сказать, что такая жизнь невыносима! Это ли не кара?! Есть ли большее наказание, чем дышать одним воздухом с этим несчастным ребенком?! Да, мы виноваты, но почему Бог покарал не меня и не Сережу, а бедную Аню и Леночку? Через пару месяцев после трагедии я случайно столкнулась с Аней в подъезде, и та сказала:
– Мы с Сережей останемся с дочкой до последнего вздоха! Ей не будет одиноко, но я уже никогда не узнаю, что погнало ее на ту проклятую крышу.
Я тогда заплакала, и Аня приняла это за простое человеческое сочувствие. Но я умирала от страха и угрызений совести. Сергея после того дня я больше не видела. Лишь через дверной глазок. Он стал таким... старым и чудаковатым, что ли. Улыбался сам себе, сам с собой разговаривал. Но я знала, что он так и не признался жене в событиях того страшного дня. А потом... потом я переехала. Продала квартиру и купила другую, в одном из спальных районов город. Хотела все забыть, но разве можно? Вот такой мой грех. До конца жизни....
Священник опустил голову, а я вцепилась в его руку и прошептала:
– Ну! Говорите же... Говорите же! Бог...
Он посмотрел мне в глаза и подчеркнуто ровным голосом произнес:
– Бог простит...
Быстро отвернулся и пошел прочь.
– А вы? – крикнула я в исступлении. – Вы же слуга Божий! А вы прощаете?
Он повернулся лишь на миг и твердо ответил: – А я только человек...
