Георгий Кичигин об искусстве, творческой судьбе, времени и новом поколении.
Омский художник Георгий Кичигин известен далеко за пределами омского региона и России в целом. И конечно, у него немало профессиональных наград. «Четверг» встретился с мастером по новому приятному поводу. Недавно Георгий Петрович был удостоен Золотого почётного знака Межрегиональной художественной выставки «Сибирь-XIII», собравшей 1500 работ 713 авторов, работающих на территории макрорегиона. По словам художника, выставки, творческое соревнование с товарищами по цеху необходимы художнику как воздух.
– Георгий Петрович, моё знакомство с вашим творчеством началось с картины «В баре». Много лет назад стояла и смотрела на него на выставке в Доме художника. В какой-то момент достаточно большое полотно сжалось до изображённого на нём яркого огонька сигареты, реальность вывернулась наизнанку…
– Я ради этого огонька и написал ту картину. Идея пришла в Москве, во время «вождения обезьяны». Я сидел в кафе, которое называли «Антисоветским», так как стояло оно напротив гостиницы «Советская». Я приехал к своему другу Володе Бронину.
– Вождение обезьяны?
– Мы кочевали от одного товарища к другому. Это весёлое времяпрепровождение и называлось «вождением обезьяны»
– Вы учились на легендарном худграфе – художественно-графическом факультете Омского педагогического института. Для омской молодёжи студенты худграфа были какой-то особой кастой, богемой…
– Счастливые студенческие годы. На худграфе царил особый дух товарищества – мы дружили с преподавателями. Всё было по-дружески: мы им выставки помогали оформлять и они нам что-то с барского плеча давали. Это была одна семья большая. Нам студенты других вузов завидовали, что с преподавателем можно говорить запросто, как с другом. Но грани мы никогда не переходили. Особого строгача со стороны старших не было, но уважение было всегда.
– Вашим учителем был Алексей Николаевич Либеров?
– Алексей Николаевич лично меня не учил никогда и в группах у нас не преподавал. Он был заведующим кафедрой живописи и рисунка. На начальных курсах даже притеснял меня на просмотрах. Я хвастался тем, что делаю, но ему эти работы не нравились. Не учебные, а свои. Я хотел поделиться своими творческими экспериментами, кафедре показать – и такого наполучал! У меня ту серию просто арестовали. Я показывал с учётом того, чтобы эти работы представить на выставке. А у нас строго держалось, чтобы ни один студент на выставку не выскочил.
–Почему?
– Раньше времени нельзя было. На третьем курсе я всё равно прорвался – в Москве в залах Академии проходила выставка, и у меня там портрет девушки был. Я написал его без капли белил – выпендривался. Алексей Николаевич поддал мне и за это, а я ещё спорил с ним: «Алексей Николаевич, не вы же водите моей рукой». А потом он мне очень хорошо помог – с выставками, со вступлением в Союз художников.
– Какая первая ваша работа «выстрелила»?
– Серия «Окна» на большой зональной выставке. Потом она и на всесоюзной, и на республиканской выставке прошла – по всем рангам. Потому что на выставке отбирают работы для показа на ранг выше: у нас проходила вторая зона – здесь рекомендовали на республиканскую выставку, а там уже на всесоюзную. Я стал стипендиатом Союза художников СССР.
– Как выбираете объект художественной интерпретации?
– Сосредоточен на том, что мне нравится.
– А что нравится? Что готовы взять, забрать себе?
– Трудный вопрос… Если что-то заметил, увидел связь предметов, почувствовал какое-то напряжение, движение воздуха, если это всё раз – и сошлось в букете. Я одну картинку никогда не писал, «выдаивал» момент насколько мог. Серии писал, триптихи, диптихи. Я приставучий – если что-то понравилось, пью до дна.
– Что это может быть? Рассвет, закат…
– Не дай Бог! Это не мои категории.
– Трамвай, старая тарелка?
– Да хоть трамвай! Я его поцеловал бы просто в фонари, если б он мне попался в какой-то нужной ситуации.
–Среди героев ваших картин Достоевский, Пушкин. Какие литературные произведения настоящего или прошлого вдохновляют?
─ Не знаю, как на этот вопрос ответить … Как в старом анекдоте – чукча писатель, не читатель. Потому что свои какие-то истории уже как бы наговорены внутри, и всё то, что я прочитал до сегодняшнего времени, меня интересовало с точки зрения деталей. В этом отношении мне очень нравятся женщины-писательницы, то, как они относятся к окружающему миру, с каким трепетом и из каких мелочей делают выводы. Это очень важно. Очень разнится женское ощущение от мира и мужское. Мужики прямолинейнее и грубее, ощущают всё это однозначнее, что ли… Хотя Гоголь отличался женским нервным вниманием ко всему, к самому маленькому. Потому и смешно так бывает – он максимально раздувал какие-то моменты, что вызывало улыбку и создавало приятную атмосферу.
Бывало, очень сильно подпадал под влияние хороших мастеров слова. Помню, появилась «Мастер и Маргарита» Булгакова. Так хоть ты сдохни, но достань и прочитай! У всех кружилась эта тема, всё это было внове, будоражило. Я прочитал книгу в 1993 году – удалось взять на ночь. Первые страницы того экземпляра были написаны от руки, печатные где-то потерялись, а это была одна книжка на весь Омск.
– Какие условия нужны вам для работы?
– Мне нужен шум. Поэтому включаю радио и слушаю этот поток, где что-то раздражает, что-то умиляет. Этот словесный хаос отсекает меня от суеты. Когда много разговоров из «ящика» – ухожу в себя. А вот если в разгар работы зайдёт кто-то и начинает говорить, могу и запустить чем-то тяжёлым. Потому что это отвлекает. Интересно, что вроде не слушаю, что там по радио говорят, но когда достаю старые работы – всё вспоминаю, как пластинку ставлю.
– Вы всегда были свободным художником и писали то, что хотелось?
– Не всегда. Ни один не свободен, когда живёшь в обществе. Ты не в лесу живёшь: тебе всё равно бабушка, соседка или твоя родная что-то скажут и ты отреагируешь. Или в противоположную сторону, или к ней пойдёшь – всё равно ты будешь подвержен. Нет свободы никакой, мнение социума так или иначе влияет.
– Георгий Петрович, Омский театр живописи представляет премьеру спектакля «Магнит. Омская история», посвящённого омскому поэту Аркадию Кутилову. Вы также участвуете в этом проекте.
– Моё участие скромное – будут использоваться мои работы для изобразительного фона спектакля.
– Я видела ваши портреты Кутилова. По фотографиям рисовали?
– Магнит часто заходил к нам на худграф, когда я учился. Хорошо помню его лицо. Шумный был. Начинал разговор каким-нибудь громким заявлением: «Да разве ты художник! Ты вообще рисовал когда-нибудь яичницу с зелёным луком?» Бывало, Станислав Кондратьевич Белов просил нас проводить Аркадия.
– Член-корреспондент Российской академии художеств, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, заслуженный художник Российской Федерации, профессор кафедры академической живописи и рисунка ФГБОУ высшего образования «Омский государственный педагогический университет», почётный гражданин Омской области… Этих званий уже достаточно, чтобы считать себя мэтром, классиком.
– Ну какой я классик? Я живой.
– Сюжеты ваших картин достаточно жёсткие….
– Я всегда хотел подобреть, найти темы какие-то добрые. Но всё время чувствуется какая-то фальшивая улыбка. Ну, не знаю… Всё-таки надо быть честным – вот как ты смотришь на этот мир, так его и отражать.
Беседовала Светлана ЛЫБИНА.
Фото Андрея БАХТЕЕВА.
