Спектакль по произведению классика русской драматургии – «Гроза» Александра Островского. Режиссер постановки з.д.и.РФ Олег Пермяков приглашен из Барнаула, он же стал автором сценографии, костюмы для спектакля создала Лариса Былкова, художник-оформитель – з.р.к.РФ Сергей Боровенский.
Новая "Гроза" забайкальского драматического – спектакль тягучий, ровный и, несмотря на разностилевые костюмы и микрофон на сцене, очень традиционный. Сделанный размашисто, так, что эпизоды будто и вовсе не стремятся быть собранными в одно общее полотно. Режиссёр так бережно обошёлся с тестом, что, кажется, сохранились не только слова, но и чрезвычайно неспешный темп тех далёких времён. А вот атмосферы ни века девятнадцатого, ни века двадцать первого не возникает. Безвременье здесь так же отчётливо ощущается, как и неуместность любви. Времени нет, любви нет. И жизни нет. Крики есть, а вот пульс прерывистый, слабый, даже в самые страстные моменты – что у героев, что у спектакля. Вдруг сдавшие нервы Тихона, его минутная внезапная истерика в одной из первых сцен, так и остаются одним из самых ярких энергетических всплесков. Оживляют действие несколько песенок под гитару Кудряша, радуют новые костюмы. Но в мире этой "Грозы" всему и всем тесно, невольно. Кажется, и декорации едва вошли на небольшую сцену – сплошной полукругом поставленный забор, переходящий в обшарпанный фасад с разбитыми стёклами и увядшими цветами. Узкие проёмы чуть шире пышных женских юбок, потому и входить на этот огороженный пятачок, и уходить приходится с изрядной долей проворства.
Загородились здесь не только от людей, но и от высших сил – некоторые заборы подвешены. Только вот никакого Бога в спектакле нет – не помогают ни фонограммы церковных песнопений, ни стремление почти каждого героя перекреститься хотя бы раз за время спектакля. Здесь Катерина, молитвенно сложив руки, крепко зажимает в ладонях микрофон и изливает в него свои душевные метания, больше похожие на план побега. Ровно, монотонно: не эмоции правят, а мысли.
Да и заборы всё же не сплошные – есть лазейки. Можно бежать из этого мира – вот и бегут: кто, как Варвара, в другие земли, кто, как Тихон, пьёт, кто, как Катерина, в омут, а кто и в сумасшествии прячется – как Дама с двумя лакеями. Дама эта, привлекательная молодая женщина, совсем не калиновская кликуша. Она немного напоминает диккенсовскую мисс Хэвишем – то же безумие от несчастной любви, тот же заросший разрушенный особняк со следами былой красоты. Только вот лакеи – два статных мужчины в дорогих современных деловых костюмах, явно лаской её не обижают. Любовь в мире "Грозы" меняется либо на страсть, либо на смерть. Без вариантов.
Если и есть тут речь о свободе, то как об ответственности за принятие себя и своих поступков. Где-то там, за заборами, может, и есть свобода действий, но герои не видят ее. При всей бережности к тесту, режиссер заменил важнейший предлог в первом предложении: «…каждый день гляжу на Волгу и все наглядеться не могу», - теперь говорит Кулигин. Не «за», как у Островского, а «на Волгу». Потому что этой-то границей всё и исчерпано. Спектакль, увы, замыкается на пьесе и сам на себе, делая попытки предложить зрителю то идею, то трактовку, но толком не развивая ни одну из них. В итоге, новый спектакль не приближает актуальную по сути "Грозу" к современной жизни, а, напротив, будто ещё больше отдаляет её от нас.
Вам может быть интересно:
