Непосредственной связью с именем великого писателя, чей 200-летний юбилей широко отметили люди культуры в 2021 году, Забайкалье похвастаться не может. В Забайкалье работал врач и ботаник, друг его юности, да несколько упоминаний Нерчинской каторги в «Записках из мёртвого дома», да прототип героя «Бесов» Алексея Кириллова тоже отбывал здесь наказание, а позже и немало потрудился на благо Забайкалья – вот и всё, пожалуй. Столь же скудна и театральная история его произведений на читинской сцене. Хотя при этом довольно успешна – каждая ставка на имя писателя сыграла! Немного истории До нынешнего дня в репертуаре читинского драматического театра имя Фёдора Михайловича Достоевского звучало только однажды – в 1969 году ставился спектакль "Идиот". Оглянемся на полвека. Читинский театр, разменявший четвертый десяток, переживал сложные времена. После ухода в 1957 году из театра главного режиссера Марка Маламуда художественное руководство менялось часто – то есть в неопределенности прошло уже больше десяти лет! Единая линия долгосрочного развития не сложилась, яркие спектакли были одиночными и редкими. В общем, ровность, традиционность и отсутствие смелости в творческом поиске – всё это постепенно наскучило зрителям. Но в 1968 году пост главного режиссера читинской драмы занял молодой амбициозный Валерий Бухарин – и приступил к работе над репертуаром. «Идиот» стал спектаклем второго сезона под руководством Бухарина – уже после успешного и по-своему уникального музыкального спектакля «Трехгрошовая опера» по пьесе Брехта и сверхпопулярной постановки «Забайкальцы» по произведению Василия Балябина, которую для читинской сцены адаптировал артист театра Иван Кузин. Большой и сложный роман Фёдора Достоевского «Идиот» стал первым (и единственным) спектаклем по русской классике в театре периода Валерия Бухарина – и поставил его, как ни парадоксально, не он. Итак, осень 1969 года. Начался 31 театральный сезон читинского областного драматического театра. Главреж Бухарин вместе с главным художником театра взял в работу свеженаписанную новогоднюю комедию «Однажды в новогоднюю ночь» Брагина и Рязанова, которая сперва не приглянулась московским театрам, но быстро разошлась по провинциальным. Не прогадал и читинский драматический – постановка имела большой успех еще до того, как стала фильмом «Ирония судьбы». А «Идиота» в это время ставит очередной режиссер театра Маринин, вместе с очередным художником Либерманом. Взяли готовую адаптацию Георгия Товстоногова - «сценическую композицию в трех частях» (название стало жанром). Премьеру сыграли 4 ноября. Зрители спектакль приняли. За весь 31-й сезон «Идиот» появился в афише 29 раз! А летом 1970 года спектакль отправился на гастроли в Улан-Удэ и Благовещенск, где его показали еще дважды. По итогам сезона в редакцию «Забайкальского рабочего» пришло восторженное письмо от зрителя, в котором тот хвалил и спектакли, и актеров. Журналист А.Алешкин заметил по этому поводу на страницах издания: «Письмо любопытно в том смысле, что оно отражает некоторые новые для нашего театра веяния. Еще несколько лет назад подобных писем в редакцию не приходило, да и не могло прийти. Дела в театре шли плохо, зрительный зал пустовал, рецензии на спектакли были по преимуществу критическими. <…> Пульс творческой жизни стал более ровным наполненным, иные премьеры дают 15-20 аншлагов, чего давненько уже не наблюдалось, зритель стал более любопытен к новостям сцены».
Отзывы о спектакле «Идиот» оказались положительными: «постановщик режиссер В.Маринин бережно подошел к великому литературному насле-дию, нашел верный путь к воспро¬изведению на сцене характеров, среды, эпохи, в какой жили, действовали герои романа Ф. Достоевского», - писал Д.Пресс в «забайкальском рабочем». Другой корреспондент газеты – А.Иванов и вовсе назвал спектакль «одной из лучших работ коллектива за последние годы» и все сошлись в том, что исполнитель роли князя Мышкина Юрий Новохижин превзошел самые смелые ожидания и создал очень запоминающийся образ. Читинская версия «Идиота» дожила на сцене до 150-го юбилея писателя, к тому моменту спектакль сыграли уже 45 раз: «Поставленный режиссером В.Марининым и оформленный художником М.Либерманом, спектакль идёт уже третий сезон, пользуется заслуженным признанием поклонников театра, - писал Иванов в "Забайкальском рабочем". - Читинская сцена – одна из четырех в стране, на которой сейчас идет инсценировка романа. У нас его посмотрели уже 20 тысяч зрителей». На грани сна и яви К 200-летнему юбилею Достоевского и «Идиотов», и других произведений писателя на сценах российских театров было несравнимо больше. И Забайкальский драматический вновь удачно вписался в эту историю – уже с новой постановкой, оригинальной режиссерской версией романа «Преступления и наказания». Заслуженный деятель искусств России Олег Пермяков также выступил и автором сценографии – забайкальская история Раскольникова в 2020 году получилась вовсе не такой традиционной, как «Идиот» полвека назад, но не менее атмосферной. Кстати, ставили тоже заранее, а сыграли из-за пандемии только в юбилейном году. Премьера – 3 марта 2021, на арендованной сцене Дома Офицеров (пока собственное здание театра драмы на реконструкции). Первое зрительское признание не заставило себя ждать. За ним – гастроли в ближайшие города Петровск-Забайкальский и Краснокаменск. В ноябре – участие сразу в двух международных фестивалях, посвященных 200-летию со дня рождения Федора Достоевского – в Старой Руссе и в Омске. По итогам первого Международного театрального фестиваля "Достоевский. Омск" в номинации "Лучшая мужская роль второго плана" победили читинцы - заслуженный деятель искусств Забайкальского края Алексей Карташов (роль Лужина) и артист Леонид Лехнер (роль Мармеладова). Сокращенный во времени (всего полтора часа) и пространстве, забайкальский спектакль «Преступление и наказание» удивляет актерскими этюдами и вниманием к деталям. Жанр, определенный режиссером как «сцены из романа», лучшим образом отражает систему нелинейного повествования. Здесь все происходит будто одновременно, сцены накладываются друг на друга, сплетаются, внезапно сменяют одна другую. Все потому, что в пространстве спектакля визуализируются мысли Родиона Раскольникова. Всё, что видит зритель, на самом деле происходит в голове главного героя. И этот цельный мир Раскольникова не делится на явь и сон, на реальность и видения – он единый, сумбурный, темный, с краткими всплесками яркого света. Лихорадочность состояния главного героя подхватывается всеми возможными выразительными средствами – светом, звуком, сценографией, темпоритмом. Тягучие и спокойные сцены сменяются резкими и суетливыми. Но главное – скачущие мысли Раскольникова будто рандомно выхватывают сцену за сценой из глубин подсознания, и эта гармония хаоса становится вполне понятной. Тем временем реквизит почти заменяет декорации – множество стульев, кровать, цветы в горшках, метлы и ведра, большая запряженная лошадь с серебрящимися алюминиевой пленкой боками. И большой стол с самоваром – здесь собираются герои, которые умирают. Никто не уходит со сцены, потому что никто из них не уходит из головы Раскольникова и из его собственного мира.
Свидригайлов говорит, что другой мир человек видит, когда приболел – здоровый человек более земной. Для Раскольникова мир мёртвых ничем не отличается от мира живых: столь же осязаемый и, пожалуй, даже более теплый – в мягком свете софитов «покойники» мирно пьют чай за одним столом, приветливо встречаются, улыбаются, не ссорятся и не страдают. В общем, у них есть всё то, чего нет у живых героев истории. Это отчетливо видно, так как оба мира – на одной сцене, «живут» рядом и одновременно. Переходом же из одного в другой служит прямоугольный ящик – нечто среднее между гробом и лодкой Харона. И этот «другой» мир притягивает Раскольникова настолько, что он сам садится с ящик, сам произносит текст о том, что убил себя, с интонацией отпевания, старается оторваться от страстного мира эмоций. Преступление становится лишь поводом сблизиться с этим миром. В характере актерского существования столь же резкое сопоставление. Артист Эдуард Глушков создает Раскольникова холодным и безэмоциональным, будто зависшим между мирами и в то же время находящимся почти в позиции «ноль» - пограничное состояние, позволяющее создать атмосферу всеобщей лихорадки. Игра остальных актеров – нарочито экспрессивная или традиционно психологическая, призвана подчеркнуть эту отстраненность. Страдающий добряк Мармеладов (Леонид Лехнер) – эдакий типичный пьяница, который горазд говорить без умолку, подпитывая собственные метафизические страдания. На контрасте – материальность, деловитость и в то же время некая приземлённая загадочность, ощущение темного прошлого и вряд ли светлого будущего у Лужина (Алексей Карташов). Герои вокруг Раскольникова – важные детали общей картины, а не просто фон. Сцена разделена на зоны вполне условно – комната Раскольникова легко превращается в комнату Сони, кабинет следователя или даже в мостовую, на которой лежит умирающий Мармеладов – стоит только отодвинуть кровать и поставить пару стульев. Как и обрывки мыслей, здесь есть обрывки мест – фрагмент стены, фрагмент перил. Большего не требуется, узконаправленный внутренний взгляд главного героя не высвечивает ничего вокруг – только свои переживания и метания, конкретные поворотные точки сложной борьбы за «право имею». Именно точное определение этих точек и дает режиссеру возможность сократить огромный роман до полутора часов сценического времени. Превратить «Преступление и наказание» в любопытное зрелище как для тех, кто знает роман вдоль и поперёк, так и для тех, кто не совсем осведомлен в сюжетных сложностях. Следуя за Раскольниковым, зритель и сам погружается в атмосферу неопределенности и мятежности. Забайкальская версия «Преступления и наказания» – это история на грани сна и яви, где ощущения и атмосфера превалируют над расчетом и разумом.