Серафима все решения в своей жизни привыкла принимать быстро: чтобы вот так, раз — и готово! Без долгих размазываний, раздумываний и сомнений. Некоторые вот слишком долго размышляют над каждой мелочью, а она — человек волевой, да и занятой к тому же. Она и замуж когда-то так вышла — резко, решительно, как в речку холодную прыгнула. Впрочем, ничего себе оказалась речка: тридцать с лишком лет уже вместе с супругом.
Пока у других ссоры да скандалы, выяснения отношений да попытки разобраться друг в друге что ни день случались — Серафима уже и сына родила, и карьеру построила, и мужа заодно (он же сам хотел вместе жизнь прожить — вот и пусть живет да жене жить не мешает!). Михаил, добродушный флегматик, никогда и не возникал. Пусть благоверная свои порядки устанавливает, как ей нравится, — она и хозяйством заправляет, и на работе начальствует с ненормированным графиком. А ему после спокойного дня, проведенного за чертежами в проектном бюро, не сложно и посуду помыть, и ужин приготовить.
Пыталась пара соседей вмешиваться. Мол, загнала тебя, Миша, жена под каблук, не мужское это дело — кашеварить… Миша разве что хмыкнет, мол, не вашего ума дело чужая жизнь. И правда, чего лезть-то куда не просят?.. Они с Серафимой по-своему счастливы, и ладно.
Сын вырос, выучился (кое-как, ну так не всем же академиками быть!), съехал, невесту завел, женился, недавно приезжал с третьим юбилеем брака родителей поздравить… Жаловался, что с женой иногда не может общий язык найти — всё по каким-то простым вопросам, но шум каждый раз стоит — до небес.
Серафима еще порадовалась тогда, что за все семейные годы у нее самой все ровно да гладко было. Вот и сглазила, видать… Со следующего же дня началось неладное.
***
Время было позднее, небо — темное, а настроение у начальницы — мрачное, как тучи перед грозой. Мало того, что с утра, стоило в магазин перед работой забежать, на самую медленную на свете кассиршу напоролась: пришлось задержаться и претензию руководству написать, а то распоясались совсем эти рядовые работники! Так еще и вечером в маршрутке по дороге домой на нее, мирно глядящую в окно со своего кресла, на повороте свалилась какая-то женщина — не то пьяная, не то больная… Извинилась, конечно, за неловкость, но это ж мало!
Серафима не стала сдерживаться и высказала свое недовольство на весь салон — а голос у нее всегда зычный был. Глядь — а этой неуклюжей теткой та самая кассирша оказалась… Ну тут уж до самой нужной остановки никакой управы на праведный гнев не нашлось. А вот нечего в непонятном состоянии в транспорте кататься, пальто приличным людям мять своими падениями! Словом, день определенно был неудачным; даже лишний кружок по ближайшему парку пришлось сделать, чтобы остыть слегка. А уж когда сердитой даме открылась картина у подъезда…
…У подъезда стояла мужнина машина, а возле нее — сам супруг. И ладно бы один: ну съездил в гараж за картошкой, ну припозднился, бывает. Гараж-то в другом районе, старую квартиру продали, когда переехали, а его не смогли; вот и хранится там что угодно, кроме машины. Но рядом с Мишей заметила Серафима какой-то женский силуэт. Не соседский: соседок она всех наперечет знала. Из-за бивших в глаза фонарей даже с серафиминым острым зрением особенных подробностей было не разглядеть, но общее впечатление издали составить было можно. Неказистая какая-то женщина, как будто с сеновала недавно падала… Постойте-ка… падала… Серафима подошла поближе и пригляделась. Так это же опять та, неадекватная из маршрутки, вот те на! Тем временем «неадекватная» чмокнула благоверного в щечку и томно — будто кокетничая, как молодуха какая, — уселась в машину (Миша еще ей дверь так придержал, будто сама открыть не осилила бы, тьфу!). Супруг занял привычное место за рулем и увез недавнюю обидчицу в неизвестном направлении.
***
Битый час Серафима просидела на кухне, почти не раздеваясь, обдумывая, что скажет, когда вернется Томский (впервые она, как обманутые жены в бульварных романах или сериалах, мысленно назвала супруга по фамилии). Эти прошедшие три десятка лет… Интересно, а до этой всклокоченной дуры у него другие были? Много? И как давно — может, всегда?.. Вариантов, кроме измены, в голове у Серафимы просто не было. Да и что это еще могло быть? И откуда только он взял эту фифу, да и как мог инженер — техническая интеллигенция, между прочим! — влюбиться в глупую куклу с кассы?! Она же даже не юная красотка: может, лет на десять помладше него… и самой Серафимы: с мужем (уже почти, кажется, бывшим) они ровесники.
Серафима всегда принимала решения быстро, и это не стало исключением. Развод! В конце концов, сына уже давно подняли, на романтику давно не тянет (во всяком случае, ее саму так точно), а дальше она и одна проживет прекрасно. Так — уж точно лучше, чем терпеть невесть что.
Уж чего-чего, а такого скандала, какой ему закатили, Михаил по возвращении никак не ожидал. Последний раз он слышал от жены подобный тон — и то не в собственный адрес, — лет двадцать назад. Сыну, пропустившему почти целый школьный класс из-за тяжелой болезни, тогда не хотели давать путевку в санаторий: мол, уже пообещали какому-то ребенку из «блатных»… Ох и досталось же всем причастным! Оказалось, что уж проще объясниться с «блатными» родителями, чем не выдать законную путевку самым простым людям с характером. И вот теперь безудержный водопад ярости, в который превратилась речь супруги, обрушился на самого Мишу. Ему даже слова вставить не дали. Обескураженный, оглушенный, он был вытолкан за дверь, ударен вылетевшим следом чемоданом — и оглушен повторно: очень уж звонко грохнула захлопнутая дверь. Пришлось идти ночевать к кузену: ладно хоть тот жил недалеко. Разобраться проще было на следующий день. Утро, говорят, вечера мудренее.
***
Наутро была ясная, чудесная суббота. Солнце заливало дорожки парка, по которым прохаживались Серафима с невесткой. Решение-то уже было принято, но ведь нужно было разобраться, из-за чего вообще всё могло пойти наперекосяк! Случайно встреченная на задумчивой прогулке родственница подвернулась как нельзя кстати: будто сама судьба ее привела. Привыкшая к стабильному браку дама в скандальных ситуациях не разбиралась. Маринка же повидала достаточно изменников среди своих бывших кавалеров, еще не забыла, «как это у мужиков бывает», и могла подсказать что-нибудь, что прольет свет на причины мужниного «беса в ребро».
Начавшая было накидывать варианты девушка быстро устала слушать «да нет, ТАК он не мог», «уж точно не таким образом!» и «неужели после всего, что с нами было…».
— «После всего», говорите… — присела Маринка на лавочку, привычно вытащив телефон и слегка «залипнув» в ленту новостей. Вдруг она будто увидела там очередной вариант.
— Тридцать лет — и ни одного происшествия, говорите? А может, вас, того… — Маринка произнесла это глуховатым шепотом и, будто в шоке от собственных слов, округлила глаза похлеще любой совы, — …сглазили? Или порчу наслали?
— Ну что за чушь! Взрослая же девица, а такое выдумываешь! — отмахнулась Серафима. Всю жизнь мыслила она рационально, не поддавалась даже на все эти глупые суеверия. И все же она готова была уже и в сказки поверить, лишь бы не до конца увериться в предательстве такого привычного, уютного и вроде бы надежного Миши.
— В жизни всякое бывает, — загадочно сказала Маринка. — Проверить надо…
За следующие полчаса были обзвонены все подруги, коллеги и знакомые. Через невесткину одногруппницу из вуза нашлась какая-то гадалка, по счастью принимавшая «пациентов» совсем близко от парка. Очередное быстро принятое решение — и вот уже Серафима с невесткой заходят в полутемную прихожую. Девушка осталась ждать у дверей на стульчике, уткнувшись в телефон, а Серафиме предложили пройти в комнату. Там и вовсе не было света: только стеклянный шар слабо посверкивал посреди еле видного стола.
Гадалкой оказалась неопределенного возраста высокая женщина, закутанная в пеструю шаль и густые светлые кудри так, что и носа толком видно не было, одни роговые очки торчали. Она подвинула Серафиме стул, угадать положение которого можно было разве что по звуку. Удачно приземлившись («ладно хоть не промахнулась, а то ведь ой, как неловко бы вышло!» — мелькнуло в голове), она последовала указаниям ведьмы.
— Ты можешь не говорить ничего, я и сама всё узнаю, — чуть ли не шепотом начала женщина. Ее голос Серафима уже будто бы где-то слышала, но решила, что показалось. Да и как тут поймешь, кажется или нет, когда сами слова-то еле слышно?
Откуда-то из темноты были вытащены карты. Обычная колода, как для «дурака», даже не таро какое-нибудь. Наверное, и на такой гадают? Раскиданные по столу карты осветились розовыми молниями: гадалка прикоснулась к своему шару. «Тоже мне магический шар: за две сотки в магазине распродаж взять можно! Вот и сын такой недавно себе купил, хвастался — было бы чем…» — подумалось Серафиме. Атмосфера чего-то мистического начала было развеиваться, стоило прийти на ум прозаичным вещам. Но тут колдунья снова зашептала — да будто подглядывала вчера за происходящим: от самого скандала на утренней кассе — и до ссоры с мужем.
Сначала Серафима как завороженная слушала, а потом рациональность всё же привычно взяла верх. И вот это всё рассказали цветные картинки на картоне?.. Да ну, не может быть. Дальше все слова гадалки она встречала с некоторым здоровым скепсисом.
И всё же что-то заставляло вслушиваться в театральный шепот. Особенно интересно стало, когда колдунья уверила, что опасности для семьи нет. Мол, есть у той «разлучницы» своя печальная история. И в городе-то она недавно, и денег-то ей не хватает, и работы-то у нее две: на кассе по утрам и в мужниной чертежной конторе вечером. То-то она с ног валится и «тормозит», а всё ради маленького больного ребенка да из-за одинокого материнства.
Серафиме сразу вспомнилось, как болел собственный сын и какую сцену пришлось закатить однажды, когда его хотели лишить законных недель санаторно-курортного лечения… И почему-то вдруг стало почти жалко эту неудачливую «кокетку». Только вот как она оказалась у серафиминого дома?.. И на это гадалка смогла дать ответ (ничего себе у нее всё-таки карты, любую мелочь рассказывают — круче желтой прессы!). Смутилась после сцены в маршрутке, вышла не на той остановке — а она ж тут недавно, вот и заблудилась в вечерней темноте. Ладно хоть Михаила встретила — а он как раз из гаража картофельного возвращался, подвез, чтобы еще подальше не завернула.
— Словом, — прошептала колдунья, — не из-за чего вам разводиться: живите как жили. Добрый у тебя муж, такой, как ты и думала. А вот решать за других, себе что-то напридумывав, да слова вставить другим не давать — это не дело: так всех вокруг от себя прогнать можно безо всяких разлучниц.
«И то верно, — печально вздохнула про себя Серафима. — Где-то Миша нынче ночевал? Я ж даже и не звонила, не спрашивала…» Она твердо решила — уже не необдуманно, — набрать его номер, как только выйдет из гадалкиного подъезда. Невестка осталась — мол, какие-то свои вопросы картам задать надо… А улыбка у нее больно уж хитрая была. И прихожая — наконец заметила Серафима — удивительно знакомая, будто гостить в этой квартире приходилось и не раз, и не два. Но это можно было выяснить и позже: сначала — муж, звонок, и извиниться надо, а то такой шум подняла из ничего.
Звонить не пришлось: стоило выйти из подъезда, как Серафима буквально наткнулась на грустного, понурого Мишу с магазинными пакетами в руках.
Быстро глянув по сторонам, она узнала двор дома, где жили сын с невесткой…
И всё поняла: вот ведь артист ее отпрыск, ох артист!.. Ему бы в театре Бабу Ягу играть с таким мастерством: родную мать провел — стоило парик нацепить и голос потише сделать! Видимо, у сына-то и пришлось ночевать мужу…
***
Пакетам пришлось дожидаться, пока супруги Томские на ближайшей дворовой скамеечке вели разговор. Серафима не знала, куда девать извиняющиеся глаза, Михаил своим обычным добрым тоном ее успокаивал — ну было и было, разорались — и ладно, а Маринка с сыном, укутавшись в одну на двоих пеструю шаль, наблюдали с балкона за примирением старших.
---
Автор рассказа: Мария Симонова