Атике переминалась с ноги на ногу, не зная, как начать разговор с матушкой об Абазе Мехмеде-паше.
- Атике, ты ещё что-то хотела сказать? Нет? Тогда будь добра, позволь мне закончить дела. А вечером, если захочешь, мы ещё с тобой побеседуем,- вставая с дивана, Кёсем нетерпеливым взглядом посмотрела на дочь.
Но та не двинулась с места, подошла к зеркалу и стала себя разглядывать.
- Атике, я теряю терпение, я же вижу, что ты хочешь что-то сказать. Или говори, или уходи, повторяю, у меня сейчас нет времени на твоё молчание, - в голосе Кёсем прозвучало раздражение.
- Матушка, я хотела Вас спросить, не нашли ли Вы мне ещё жениха? – наконец, решилась дочь.
- Жениха? – искренне удивилась Кёсем, и её голос стал мягче. – Нет, пока не нашла. Но я обещаю тебе завтра же заняться этим вопросом. Потерпи, моя девочка, скоро у тебя будет шикарная свадьба, а ты – самой прекрасной невестой на свете! – улыбнулась Кёсем и погладила дочь по голове.
- Валиде, Вы можете не тратить своё драгоценное время, если позволите, жениха я уже себе выбрала, - кокетливо произнесла Атике.
- Да? Когда же ты успела? Впрочем, ты такая у меня шустрая девочка, я не удивлюсь, если подглядывала в саду за пашами, собравшимися на совет, - засмеялась Кёсем, - ну и кто же смог покорить твоё сердечко?
- Это Абаза. Мехмед-паша, - самоуверенно ответила Атике, кружась возле зеркала.
- Кто?! – улыбка сошла с лица Кёсем, - и думать забудь об этом человеке, - строго сказала она.
- Почему же? Оттого, что он женат? Так разведётся, - продолжала настаивать на своём Атике.
- Я тебе повторяю ещё раз, ты не выйдешь замуж за этого человека, - с угрозой в голосе произнесла Кёсем. – Ты начинаешь меня сердить, оставь меня.
- Абаза мой мужчина! – топнула ножкой Атике, - пойду к повелителю, и он заставит его развестись.
Кёсем с застывшим лицом медленно стала наступать на дочь, с той быстро сошла спесь, и самодовольство как ветром сдуло.
- Абаза не твой мужчина и никогда им не будет, усвой это в своей хорошенькой головке, - постучала указательным пальцем по голове дочери валиде. – Топать на меня вздумала? Вон из моих покоев! Видно, и правда пришло время тебя замуж отдать. Завтра же подберу тебе самого грозного пашу из далёкой провинции.
- Матушка, простите меня за недопустимое поведение, умоляю, накажите, в комнатах заприте, только не ссылайте, - заплакав, упала в ноги матери Атике. – Я забуду Абазу, даже имя его ни разу не произнесу.
- Хорошо, вставай, иди к себе. Впредь думай, что перед тобой не только мать, но и валиде-султан, - властно сказала Кёсем и сердитым взглядом проводила дочь до дверей.
У неё пропало настроение работать, и она уселась за стол и стала вспоминать те далёкие дни, когда ещё многие были живы, и её любимый Ахмед, и деликатная Махфируз…Вспомнилась ей и красавица Нургюль, жена Абазы, напророчившая ей великое будущее.
Кёсем вздохнула и всё же достала документы, которые требовали немедленного прочтения.
Управление государством взял на себя Мурад. У Кёсем поначалу зародился в груди червячок обиды, ведь она столько лет стояла у руля власти, народ уважал и почитал её, да что и говорить, многие до сих пор считали настоящей правительницей. Она не говорила сыну, но некоторые вопросы решались бескровно только благодаря её опыту и авторитету.
Но всё же она любила сына и гордилась им. У него не было детства. Вместо игр он кроме необходимых наук, осваивал азы управления империей, присутствуя с ней на советах, беседах, аудиенциях.
Теперь её львёнок стал настоящим львом. Когда-то она пообещала ему, что всегда будет с ним рядом, и сдержала слово.
“Позволь мне, Аллах, помочь моему мальчику в трудную минуту, - молила она Всевышнего, - а если помочь не смогу, то хотя бы не мешать”.
А дел у молодого султана было очень много. Реформы, проверки, ревизии, рейды, указы – работы хватало всем визирям и пашам. Мурад окружил себя единомышленниками и верными соратниками, объединёнными одной с повелителем идеей, - вернуть покой и благосостояние империи. И это им удавалось.
- Повелитель, ещё немного, и с внешним врагом разберёмся, дай Аллах, не за горами то время, - говорили они ему.
- Аминь! – уверенно и благодарно отвечал султан Мурад своим надёжным товарищам.
Мехмед-паша задерживался во дворце до позднего вечера. После заседаний совета он и ещё несколько пашей собирались в покоях султана и продолжали строить планы на ближайшую перспективу.
С большим вниманием все во главе с султаном Мурадом несколько дней изучали Трактат Кочибея Гомюрджинского, лица, приближённого к султану, писателя и политического деятеля, касательно государственного устройства и дел правительственных, который он написал в форме докладов и представил падишаху. Он предлагал возвратиться к некоторым порядкам, существовавшим при султане Сулеймане Великолепном, время которого тогда прославляли как золотой век Османского государства.
Как писали современники, “Падишах, бывши причиною восстановления прежних законов, имел много прекрасных последствий.” То есть, прислушался и применил на деле.
Благодаря своим смелым, решительным идеям Кочибей стал первым советником молодого и энергичного султана Мурада IV.
Ко всем прочему продолжалось выявление и зачистка бюрократов и взяточников.
…Мехмед-паша сидел в своём кабинете и готовил повелителю доклад со своими предложениями относительно восьмой главы Трактата Кочибея. Стук в дверь заставил его оторваться от важной записки.
- Паша, прибыл армянский патриарх Кеворг, ожидает Вашей аудиенции, - сообщил охранник.
- Пусть войдёт, - позволил Мехмед и обратился к гостю:
- Что случилось, патриарх? В чём проблема? У армянской общины есть вопросы?
- Паша, как Вам известно, каждый год мы празднуем воскресение Иисуса, праздник Пасхи. Но у нас возникли разногласия с греческой общиной. Мы никак не можем решить, в какой день праздновать. Хотим, чтобы совет Дивана установил такой день.
- Но решать это должна Иерусалимская церковь, разве не так?
- Ответ из Иерусалима не совпадает с нашим мнением. Может, доложите Кёсем-султан. И она займётся этим вопросом?
- Кёсем-султан сейчас очень занята, она не сможет.
- Но тогда враждебность между двумя общинами возрастёт.
- Я же сказал, сейчас нет времени решать ваш вопрос, придётся подождать, - твёрдо ответил Мехмед.
Патриарх с сопровождающими лицами поклонился и вышел.
Почти сразу же ему встретились Силахтар Мустафа-паша и Дели Хусейн-паша.
- Приветствую, Патриарх Кеворг, давно не были у нас, что-то вид у Вас нерадостный, - остановил священника Силахтар.
- Да вот ходили просить Мехмеда-пашу решить наш вопрос, а он отказал, говорит, времени нет, - поделился патриарх.
- Значит Вы не особо привлекли внимание паши. Он бесплатно ничего не делает, - доверительно сообщил патриарху Силахтра.
- Спасибо, Мустафа-паша, я Вас понял, - поклонился патриарх и пошёл дальше.
- Силахтар, ты зачем это сказал? Зачем клевещешь на пашу? – возмутился Хусейн-паша.
- Что ты так разнервничался, Хусейн? Да это же шутка, ты разве не понял, - похлопал по плечу друга Силахтар.
Хусейн не зря встревожился, слова Силахтара не показались ему шуткой, точно также, как принял их за чистую монету и патриарх.
Собрав горшок золотых монет, Кеворг через неделю вновь пришёл к Мехмеду-паше.
Получив приглашение войти, священник поставил мешок перед собой и уважительно произнёс.
- Мехмед-паша, может, теперь поможете решить наш вопрос?
- Что это, патриарх Кеворг? – посмотрел на мешок Абаза
Патриарх махнул рукой, и его сопровождающий развязал мешок, из которого блеснули золотые монеты.
Мехмед медленно поднялся из-за стола и приготовился прогнать посетителей, но не успел. Дверь с силой распахнулась, едва не слетев с петель, и на пороге появился султан Мурад.
Посмотрев на Абазу, потом на горшок с золотом, он закрыл глаза, постоял так молча несколько минут и выскочил из кабинета паши.
- Стража, схватить Мехмеда-пашу и увести в темницу, - крикнул Силахтар, искоса посмотрев на Абазу.
Мехмед бросил полный ненависти взгляд на подставившего его пашу и послушно пошёл с охранниками.
- Пусть его допросят, как следует, - крикнул вдогонку Силахтар.
Султан Мурад три дня не находил себе места. Он не выходил из покоев и никого не принимал. Противоречивые чувства боролись в нём. Он нисколько не сомневался в своём друге Абазе, но не понимал, почему тот не стал оправдываться. Пусть в тот день не успел, а почему сейчас не зовёт своего повелителя? Гордый? Но я же повелитель, и я гордый.
“Зачем я убежал, не выслушав его? Почему не отменил унизительный для гордого Абазы приказ запереть его в темницу? – голова Мурада раскалывалась от дум. – А если…если это происки врагов, которых у нас много, и они решили таким образом убить пашу в темнице? О, Аллах, помоги! – с ужасом прошептал Мурад и подскочил к двери.
- Срочно привести ко мне из темницы Мехмеда-пашу! – гаркнул он на весь коридор и увидел, как из-за поворота к его покоям почти бегут стражники.
- Повелитель, в подземелье ночью произошёл пожар, ожоги получили охранники…- стал докладывать один из них.
- Что ты такое говоришь? А заключённый жив? Абаза жив? – схватил он его за грудки.
Охранник опустил голову и протянул султану руку.
- Что это? Что там у тебя? Зачем ты это мне показываешь? – попятился назад Мурад.
- Повелитель, к сожалению, это мы нашли на сильно обгоревшем трупе, это рубиновая брошь с кусочком кафтана паши, её носил Мехмед-паша, - тихо промолвил охранник.
- А-а-а-а, - закричал султан, хватая брошь из руки стражника, - пошли вон, все вон, я сам знаю, что носил Мехмед-паша.
Вдруг он успокоился. Подошёл вплотную к охраннику и, показывая ему зажатую в руках брошь, прошептал:
- Ты зачем мне это принёс? Я велел привести Мехмеда-пашу. Я приказываю, привести ко мне Мехмеда-пашу, ко мне в покои. Все поняли? Я жду, – повысил он голос, зашёл к себе и захлопнул за собой дверь.
Там он бросился на диван и разразился рыданиями.
За два дня до пожара:
Нургюль начала волноваться. Так поздно Мехмед во дворце ещё не задерживался.
Не выдержала Шерифе-хатун. Не желая ещё больше тревожить хозяйку, она как бы невзначай спросила её:
- От Мехмеда-паши весточки не было? Разогревать ему ужин или ещё рано?
- Не было, Шерифе-хатун, - задумчиво произнесла Нургюль, глядя в одну точку.
- А вот и он! Слышите? Топот копыт на улице, - обрадовалась Шерифе и побежала встречать господина.
Нургюль не двинулась с места. Она хорошо знала не только шаги своего мужа, но и цокот копыт его лошади. Это был не он.
По телу у неё пробежала противная дрожь, а сердце обдало холодом.
Спустя пару минут в комнату вошёл Али-ага, начальник стражи Топкапы, который очень хорошо относился к Халиме-султан, помогал ей держать связь с Мехмедом-пашой и уважал его.
- Нургюль-хатун, беда. Мехмеда-пашу по ложному обвинению во взяточничестве бросили в темницу, - с тревогой в голосе быстро сказал он. – Я сумел вырваться, чтобы сказать Вам это и передать письмо, которое он Вам написал.
Нургюль поднесла руки к щекам и закрыла глаза, Шерифе-хатун упала на подушки возле стола.
- Спасибо, Али-ага, - побелевшими губами ответила Нургюль, забирая из его рук тоненький скрученный листок, на который был надет перстень мужа.
К горлу Нургюль подкатили рыдания, но она откашлялась и посмотрела в глаза Али-аге.
- Если, вдруг, понадобится Ваша помощь, Вы готовы помочь?
- Конечно, Нургюль-хатун, я к Вашим услугам. Если нужно будет со мной связаться, то через Долунай-калфу, - кивнул Али-ага, - а сейчас мне пора.
- Да, конечно, спасибо Вам, - проводила агу Нургюль и стала читать письмо.
"Ты знаешь, моя Нургюль, какое наказание положено взяточникам. Конечно, я не виновен. И султан знает это, но доказательств нет, и если он помилует меня, это будет удар по его авторитету. Я знаю, как ты будешь горевать, моя Нургюль, и от этого сжимается моё сердце. Любовь моя, жизнь моя, каждая твоя слезинка, каждый твой вздох не дадут мне покоя в тех райских садах, в которые я вскоре отправлюсь. Прошу и заклинаю тебя, родная, пусть не затянется твоя скорбь по мне. Доверься Аллаху, ищи в нём успокоение душе. Заботься о наших детях, ведь в них я …Хасан так похож на меня…Отныне ты их единственная защита, и я не сомневаюсь, что ты сбережёшь их, моя сильная отважная Нургюль, Прощай, моя единственная любовь! Все мои мысли лишь о тебе! Когда-нибудь мы встретимся с тобой, чтобы уже во веки не разлучаться!"
Слёз у Нургюль не было. Она отложила пергамент в сторону, засмотрелась на огонь, полыхавший в камине, и со вздохом произнесла:
- Эх, Мехмед, Мехмед, похоже, ты забыл нашу клятву быть вместе до последнего вздоха, не твоего, а нашего вздоха.
- Шерифе-хатун, как Вы себя чувствуете? Вы не спите?– тихонько позвала она, видя, что женщина, как узнала, что Мехмеда упрятали за решётку и готовятся казнить, выпила все успокоительные капли.
- Нет, Нургюль-хатун, не сплю, - послышался её глухой голос.
- Я хочу поговорить с Вами о детях, - сказала Нургюль.
После минутного молчания Шерифе поднялась с тахты и бросила свой острый пронизывающий до самых костей взор на хозяйку.
- Нургюль-хатун, много лет назад господин Мехмед рассказал мне Вашу историю, и тогда у меня сложилось очень высокое мнение о Вас, я уважала Вас так, как никого, кроме Мехмеда, конечно. Не заставляйте меня разочароваться в Вас на склоне моих дней, это так больно, - её слова отдавали горечью.
У Нургюль сжалось сердце. Эта умная мудрая женщина, ставшая для них с Мехмедом членом их семьи, посчитала, что Нургюль хочет уйти из жизни, оставив ей заботу о детях.
Нургюль встала, подошла к Шерифе и прижала её голову к себе.
- Шерифе-хатун, клянусь, что Вы никогда не разочаруетесь во мне. И оставьте своё уныние, оно наводит на меня тоску, а это сейчас так некстати и может помешать мне думать, - сосредоточенно сказала Нургюль.
- Думать о чём, Нургюль-хатун? – уже зная ответ, с улыбкой посмотрела на неё Шерифе.
- Да, верно Вы поняли, Шерифе-хатун, думать, как спасти Мехмеда, у меня есть кое-какие мысли, - прищурила глаза Нургюль.
