Продолжение. Предыдущая часть здесь
Начало здесь.
Ситуация в семье становилась все лучше, Мелкая и Сына все больше были похожи на самых обычных брата и сестру. Пожалуй, даже получше - ведь в семье сиблинги часто спорят и дерутся, а у нас такие случаи были редчайшим исключением. Подраться они могли разве что защищая друг друга.
Говорят, современные дети совершенно не умеют играть в ролевые игры, но когда я наблюдала за своими, то ясно понимала, что это - не про нас. Умеют, еще как, причем сценарии Сын придумывал прямо на ходу.
Одно омрачало мою радость - это то, что мама по собственной воле оказалась выключена из нашей жизни и не могла видеть, как резко рванул в развитии ее любимый внук, как на глазах расцветает Мася, как она становится послушной и ласковой малышкой.
Незадолго до того, как Сын начал разговаривать, я приезжала в Ярославль по делам - там у меня образовался первый клиент моей свежесозданной фирмы. Мама с радостью принимала у себя внука на день, норовила оставить и на ночь (сын сильно возражал, поэтому не оставался). В один из дней таки познакомилась с Масей - в тот день мы пришли за Сыном с ней вместе.
Конечно, я не ждала, что мама при виде Мелкой ахнет и растает. Из одного только упрямства будет вредничать. Так оно и вышло. Стоило ей отвести взгляд от "любимого внучка" на Масю - ее голос тут же становился строгим и резким.
Впрочем, Мелкую смутить строгостью было невозможно, поэтому вела она себя совершенно невозмутимо и даже, пожалуй, проявляла симпатию к бабушке своего брата. Но она почему-то всегда больше любила тех, кто был с ней суровым.
Здесь, наверное, стоит остановиться на прошлом моей мамы, чтобы понять, что ее так отталкивало в Масе.
Я уже как-то писала, что тема детских домов возникла в моей жизни не случайно. Моя бабушка умерла, когда ее детям, маме и тете, исполнилось 13 и 9 лет. Впрочем и до ее смерти маме пришлось хлебнуть лиха, и это было очень хорошо видно в старых фотографиях. Дитя послевоенных лет, чьи родители заняты выживанием, на детей времени нет. Впрочем, отец мамы, мой дед, особо и не стремился привнести в жизнь старшей дочери хоть что-то хорошее. Стоит ли удивляться, что после смерти жены он свалил в дальние дали, бросив двух девчонок выживать как получится.
Маме удалось избежать детдома - ее на два года забрала под опеку начальница бабушки. Но она оказалась готова взять только одного ребенка, а мама не собиралась уходить в семью без сестры. В детдом она идти тоже отказывалась, угрожая работницам опеки побегом.
Ситуация становилась патовой, но тут у ее сестры обнаружили прекрасный музыкальный слух и голос. Только клятвенное заверение, что Ира попадет в детский дом для музыкально одаренных детей здесь же, в Ярославле, и ни в какую деревню ее не увезут, заставило маму согласиться на условное разделение - сама пошла в приемную семью, а сестру отправили в сиротское учреждение в том же городе.
К сожалению, приемная семья так и не стала маме родной - через два года она собрала вещи и вернулась в комнату в коммунальной квартире, закрепленную за ней после смерти бабушки. О причинах ее ухода я узнавала буквально по крупицам. С одной стороны - маму систематически травила родная дочь опекунши, не желавшая делить мать ни с кем. И даже заступничество приемного брата не спасало ситуацию.
Насколько я понимаю, последней каплей, повлекшей разрыв, стали разногласия с самой опекуншей. Мама всегда хорошо училась в школе, поэтому хотела получить полное среднее образование и поступать на врача. Но видимо в планы опекунши не входило поддерживать ее так долго, а что мама справится сама - та не верила. В итоге опекунша требовала у мамы уйти из школы после восьмого класса и поступать в ПТУ на повара. Что они тогда наговорили друг другу - история умалчивает, но в результате мама собрала вещички и покинула дом приемной матери. А та, очевидно опасаясь осуждения со стороны соседей и сотрудников на работе, написала от мамы отказ, в котором от души полила ее грязью в красках расписав "асоциальное поведение" подопечной.
И хотя проверка из органов поставила все на свои места - было очевидно, что мама очень серьезный и хозяйственный для своих лет ребенок, судя по всему поступок опекунши оказался для мамы страшным ударом - много лет я даже не знала о том, что ей довелось пожить в приемной семье. Мама словно вычеркнула то ужасное время из памяти. И лишь однажды во время какого-то приступа откровенности позволила себе рассказать о том периоде жизни.
Может, именно тогда она вынесла для себя установку, что приемный ребенок НЕ может стать родным, что бы там ни говорила по ТВ социальная реклама. И поэтому приняла в штыки мое решение забрать Масю. В ее картине мира брать детей из ДР было уместно исключительно в качестве подмены кровных, если сам родить не можешь.
Убеждать маму в обратном было бесполезно. Из своего трудного детства она вынесла хозяйственность, рукастость, сообразительность - и непрошибаемое упрямство вкупе с пониманием, что рассчитывать в этой жизни можно лишь на себя.
Отсутствие значимого взрослого привело к тому, что и в детстве, и во взрослой жизни, руководствовалась она исключительно черно-белыми установками, не различая ни других цветов, ни полутонов. Жизнь по принципу "вижу цель - не вижу препятствий" многократно вбрасывала ее в болото проблем, из которого она каждый раз героически выкарабкивалась. Но такое разумное понятие как "не лезть в болото" маме так и осталось недоступным. Ведь рядом не было того, кто сказал бы: "Галочка, может, не будешь так делать? Ведь тогда случится то-то и то-то!"
Конечно, мама бы все равно влезла и все равно вляпалась. Но наличие рядом того, кто умеет предвидеть проблемы, рано или поздно заставило бы ее и саму однажды притормозить и сначала подумать, прежде чем бросаться в очередную авантюру. Но такого человека не случилось, поэтому критическое мышление у нее так и не развилось. Как только на дороге появлялись какие-то грабли - мама радостно на них наступала и получала со всей дури прямо в лоб.
Она легко становилась жертвой мошенников, безоговорочно верила печатному слову, из-за этого увлекаясь сомнительными идеями нетрадиционной медицины типа малаховской уринотерапии. Словно любопытный ребенок, тянущий всякую каку в рот, она не боялась испробовать на себе все новое, что предлагала жизнь. А потом удивлялась последствиям.
Много лет спустя она страшно удивлялась, глядя, как ее осторожный внук сначала предоставляет испробовать неизвестное другим, предпочитая наблюдать за результатом со стороны.
Мама была типичной женщиной, кто "рожает детей для себя", поэтому меня она долгое время считала своей личной собственностью, не имеющей права голоса.
Впрочем, иногда она этот выбор мне предоставляла, но обставляла дело так, что по сути выбрать можно было лишь то, что хочет она.
Справедливости ради - мама действительно хотела мне добра - как она его понимает. Просто не всегда это понимание у нас совпадало, а возражений мама не терпела.
К 18 годам я осознала, что нахожусь у мамы в серьезной психологической зависимости, и следующие 12 лет у меня ушли на то, чтоб разрушить ее к чертям. Для этого нужно было уехать от мамы.
В 1994 году я закончила луганский техникум с красным дипломом и, воспользовавшись согласием тетки и ее мужа поддержать меня на первых порах, рванула из опостылевшей 404 в свой родной Ярославль. Но через год мама продала квартиру и приехала следом, благо к тому времени я нашла работу с общежитием. Давление на психику продолжилось, и противостоять этому было крайне трудно - не выгонишь же маму на улицу, а на общей территории она была недоговороспособна. Самой мне тоже некуда было податься, разве что к тетке. Но та после шести лет в детском доме выросла манипуляторшей похлеще мамы - в этом я успела убедиться в тот год, что жила в ее доме.
Второй раз заработать комнату не представлялось возможным - и эта-то досталась мне буквально чудом, на повторение которого рассчитывать не приходилось.
В 2002 году я имела не только диплом о высшем образовании (я работала и училась на вечернем), но и аттестат аудитора, что делало меня востребованным специалистом в Москве. И тогда я, невзирая на все мамины вопли и возражения, уехала снова.
Управлять моей жизнью на расстоянии оказалось сложнее, но благодаря появившейся мобильной связи, мама умудрялась не оставлять меня в покое даже в столице. Ситуация накалялась и грозила взрывом.
В 2005-м году у меня появился Сын, и в сознании вдруг произошел перелом: я понимала, что ребенок не виноват в маминых травмах и не обязан терпеть психологическое насилие, которое довелось пережить мне. В те первые дни после родов она приехала в мой дом "чтобы помогать". Но стоило ей один раз поднять на меня голос в присутствии двухнедельного ребенка и разразиться оскорбительными выпадами в мой адрес, как я тут же указала ей на дверь.
С тех пор у нас начались периоды, когда мы могли по несколько месяцев не общаться. И если раньше я бы поддалась жалости и уступила, то теперь у меня на руках был сын. Его душевное спокойствие оказалось для меня стократ важнее маминых закидонов. Да и маме теперь было где жить кроме как со мной - ведь комнату в общаге я уступила ей.
Мама постепенно стала сознавать, что дочь необратимо изменилась, и теперь именно ей приходилось идти мне на уступки и учиться следить за своим поведением. В противном случае ей светило источать злобу сидя в одиночестве в четырех стенах - как бы ни любили ее друзья, ТАКУЮ маму долго они терпеть не хотели и сваливали под благовидными предлогами.
Как ни странно, моя жесткость и непримиримость постепенно делали маму более мягкой. Она начала учиться договариваться, а не выступать на тему "тут может быть лишь два мнения - мое и неправильное!"
Но когда мама узнала о моем решении забрать Масю - все наработки последних трех лет развеялись как дым.
Мне снова пришлось воздвигнуть между нами стену. Пережить мамин террор в период адаптации с Мелкой было выше моих сил.
Продолжение следует