Новый год прошел без особых приключений, хоть я и опасалась «диверсий» от недосвекрови, в плане алкоголя, но Слава держался. Потом в таком же напряженном ожидании прошел мужской праздник, потом и восьмое марта. Подарки друг для друга были скромные - обменялись одеколонами, по сути, правда, свой я выбирала сама. Особенных празднований не было, я сделала пару салатов, а на десерт наши любимые трубочки.
Пришла на восьмое марта «мама», уже под хмельком, и, оглядев наш скромный безалкогольный стол, недовольно хмыкнула.
- А чем праздновать-то собрались? - недовольно плюхнулась она за стол, после поздравлений и вручения ей комплекта постельного белья.
- Мама, не начинай. Я все уже решил, больше не пью. -недовольно нахмурился Слава.
- Надолго ли, - хмыкнула «мама», мне стало тревожно, я быстро глянула на Славу, он стиснул челюсти, потом сузил глаза и спросил — Ты ругаться пришла, или так, навестить?
- Не начинай — Тамара Андреевна без особых церемоний уже наложила себе салаты и принялась с миной человека, которого хотят отравить, ковырять их вилкой.
Слава поухаживал за мной, потом наложил себе, и мы ели при фоновом «Муз-ТВ», под клип Erase / Rewind The Cardigans, там еще группа пела в уменьшающейся комнате. Наше дружное и совсем не праздничное молчание тоже сужало пространство, становилось морально душно. Пожилая женщина была неприятным пятном за столом, как будто в гости зашел не родной Славе человек, а некто неприятный и нежеланный, кого не ждут, но и выгнать нет возможности.
Все также брезгливо ковыряясь, недосвекровь съела все до кусочка, и грузно поднявшись, ушла к себе «подремать». После ее ухода мы с порядком испорченным настроением доели свой ужин, и только после десерта как-то оживились. В общем, вечер закончился хорошо, а дальше были обычные будни, пролетевшие в круговороте дом-работа-дом.
Один из весенних дней нас немало огорчил — в обед ко мне на работу приехал Слава и, возбужденно размахивая руками, сказал, что наш дом ограбили, нужно срочно ехать домой. Кое-как отпросившись и закрыв отдел с обещанием предоставить справку из милиции, я поехала со Славой домой. Ворота были настежь распахнуты, во дворе нас ждал бойфренд Тамары Андреевны, указывая на нашу дверь, говорил, что «только не ругайтесь, она только на полчаса за сканвордами вышла, не подумала»…. Мы пролетели через веранду и уже при входе в дом были остановлены полицейским — в дом нас пустили только после того, как Слава предъявил свой паспорт — он почему-то постоянно его с собой носил. Темный коридор уже был истоптан, всюду валялись наши вещи, по которым ходили. В большой комнате все было вверх дном, валялись вещи, книги, на гладильной доске, которую я с утра забыла сложить, лежала раскрытая и перевернутая моя шкатулка с немудрящими серебряными сережками и парочкой таких же серебряных колечек, все они валялись тут же, в намешанной на полу горе потоптанных вещей. На диване сидела молодая полнотелая брюнетка в туго сидящей форме, и писала протокол, а на стуле перед ней всхлипывала раздавленная Тамара Андреевна. Впервые я видела на ее лице какое-то человеческое выражение, и это было чувство вины и что-то еще, как потеря надежды, что ли.
В моей небольшой шкатулке, вырезанной моим папой, лежала некоторая сумма, предназначенная на своевременное приобретение угля, который уже заканчивался. И, хоть на календаре был апрель, мы понимали, что на одних дровах мы не вытянем — ночью вполне себе подмораживало, что в старом доме отзывалось ледяными сквозняками.
Молодая женщина в форме закончила с опросом Тамары Андреевны, дала ей прочитать и подписать, а потом занялась нами. Мы со Славой четко проговорили сумму, которая была в шкатулке, объяснили, что отложили на топливо, я описала все, что в ней лежало — как впоследствии оказалось, одно колечко все-таки пропало. Оно было также серебряным, просто с интересной оправой с янтарем в центре. И его тоже пришлось подробно описать.
Пока шли опросы, дом выстудили окончательно — туда-сюда сновали люди, мне пока не дали прибирать истоптанные вещи, мне было неприятно и брезгливо, что ли, находиться в таком разоренном доме. Хотелось все убирать и мыть, мыть, мыть. Наконец все ушли, а Слава затопил печь. Переодевшись, мы убирали дом, откладывая вещи, которые необходимо было стирать.
Сначала все делали молча, потом все-таки решили обсудить, что произошло. Выходило, что пока наша «Царица Тамара» выходила за своими любимыми кроссвордами-сканвордами, нас и обчистили. Учитывая, что дом был закрыт, а тут внезапно оказался открытым — то она явно опять приходила к нам, пока нас не было — были у меня подозрения на этот счет. И ушла, не закрыв дверь, чем и воспользовались воры. В ее половину, что удивительно, никто не залез.
Уборка продлилась до вечера, я с остервенением отстирывала одежду, вывернутую из шкафа. Дом наполнился паром от сохнущих у печки вещей, отжать до конца не было никакой возможности.
Пришлось открыть дверь, чтобы воздух посвежел. Спать ложились, как в сауне, а вставали — как в ледяном душе общаги — в холоде и сырости. Весь последующий день я думала, находясь на работе, не залезли ли снова к нам, пока мы на работе...