Глава 8
Лицо у Гранина хмурое, расстроенное. Вопросительно смотрю на него, войдя в палату. Главврач лишь обречённо мотает головой.
– Слишком большие повреждения головного мозга. Мы ничего не можем сделать. Ему осталось меньше часа.
– О, нет, – тихо говорю и предлагаю вызвать Осипа Марковича – он один из опытнейших нейрохирургов страны, может быть, сумеет сделать что-нибудь? В ответ главврач отрицательно качает головой и перечисляет повреждения. Мне становится понятно: такие травмы несовместимы с жизнью. Пациент самостоятельно дышать не может, за него это делает аппаратура ИВЛ.
Столько смертей в одну смену – это серьёзное испытание для психики каждого, кто работает в моём отделении. Конечно, я понимаю, что мы не боги, и далеко не всё зависит от наших стараний. Медицина вообще вещь непредсказуемая. У меня был пациент после пожара. Больше 80% кожного покрова пострадало! И он выкарабкался. А другой парень, молодой и сильный, сломавший запястье во время тренировки, ночью умер – сердце не выдержало.
– Ты скажешь родственникам или это сделать мне? – Гранин пристально смотрит на меня. Подумав немного, отвечаю:
– Это моё отделение. Сама всё сделаю.
Надо бы идти, найти родственников, если они уже приехали, и поговорить с ними. Но сначала нужно собраться с силами, а это сделать очень нелегко. Ведь сюда привезли 19-летнего парня, который буквально пару часов назад был полон жизни, а теперь… Вздыхаю и прошу медсестру найти близких пациента. Она уходит, мы с Граниным остаёмся в палате вдвоём. Не считая этого несчастного.
– Тебе нужна помощь? – спрашивает он и испытующе смотрит на меня.
Его тёмно-синие глаза кажутся усталыми и измученными, и на мгновение испытываю к нему что-то вроде жалости.
Но всего лишь на один крошечный миг…
– Нет, – уничижительно говорю и выхожу.
Снимаю свой жёлтый защитный халат и бросаю в мусорное ведро.
– Как дела? Держитесь? – я вопросительно смотрю на молодую медсестру за стойкой регистрации.
– У нас всё в порядке, – она вздыхает с облегчением. – Да, Эллина Родионовна, родственники вашей пациентки, которая поступила на 22-й неделе беременности, находятся в зале ожидания.
Коротко киваю, затем направляюсь в указанное место. Но прежде чем зайти туда, делаю глубокий вдох. Это одна из самых неприятных и тяжёлых вещей в моей работе – сообщать близким, что их родной и любимый человек больше не вернётся к ним. Никогда.
– Доктор, как там мои жена и дочь? – ко мне подходит полноватый мужчина лет 35, с усталым лицом. Он смотрит на меня с надеждой.
– Ваша фамилия Портнов? – спрашиваю его, чтобы убедиться, что разговариваю с правильным человеком. Ошибки случаются иногда, но недопустимы.
– Да.
– Алексей Алексеевич?
– Да, это я, – надежда сменяется тревогой. – Так что там с Софией и Кирой? – он начинает нервничать, но рядом, слева и справа, его поддерживают пожилые мужчина и женщина. Видимо, родители. Теперь их глаза тоже направлены прямо на меня.
– Кирочка – это наша внучка, ей четыре годика, – едва сдерживая слёзы, говорит бабушка.
– Алексей Алексеевич, мы сделали всё, что было в наших силах. Но, к сожалению, ваша жена… не выжила. У неё были слишком серьёзные внутренние повреждения, – мой голос звучит мягко, и я внутренне готовлюсь к тому, что сейчас произойдёт.
– А как же… малыш? – глаза мужчины наполняются слезами.
– Мне очень жаль…
– О, нет! – он опускается на колени, и я беспомощно стою рядом с ним. Родители принимаются утешать мужчину, но разве тут словами поможешь? Он безутешно глухо рыдает, закрыв лицо руками.
– Мне искренне жаль, – снова повторяю и знаю: что бы я ни сказала сейчас, это ему не поможет.
Он потерял жену и их будущего ребёнка… Всего за одну ночь. Родители помогают ему сесть. Мужчина поднимает красное и мокрое лицо и спрашивает хриплым голосом:
– А Кира? Вы ничего не сказали о ней?
– С вашей дочкой всё хорошо. Неглубокие порезы, мы всё обработали и зашили, с ней всё будет в порядке.
– Можно… мы… навестим её?
– Да, конечно, – говорю и подзываю одну из медсестёр, чтобы проводила семью к девочке.
В такие моменты я чувствую благодарность судьбе за то, что работаю с такой опытной медсестрой, как Полина. У неё настоящий талант психолога. Умеет находить нужные и проникновенные слова, чтобы успокоить тех, кто испытывает душевные муки.
– Как дела? – снова появляется Гранин и тихо спрашивает.
Устало смотрю на него. На мгновение забываю о своей неприязни к этому человеку и с трудом сглатываю – во рту пересохло от волнения.
– Пойдём, поговорим, – главврач открывает дверь в комнату отдыха, и мы оба заходим внутрь.
– Столько тяжелораненых… – я сажусь на край дивана и пытаюсь контролировать свой голос, а он дрожит. – Двое погибших, один с мёртвым мозгом, четверо по-прежнему в операционной и ещё столько же в реанимации в стабильно тяжёлом состоянии. Ещё четверо уже в палатах, с ними всё более-менее хорошо, – докладываю Гранину.
– А с тобой всё в порядке? – обеспокоенно спрашивает он.
Поднимаю медленно голову и пристально смотрю на него.
– Нет, Гранин, я не в порядке, – прячу лицо за ладонями. – Мне только что пришлось сообщить мужчине, что его жена и их нарождённый ребёнок умерли.
– Элли… – главврач сделал ко мне большой шаг.
– Не прикасайся ко мне! – тихо, но настойчиво говорю ему.
Он игнорирует мой протест.
