Лиля резко открыла глаза, услышав скрип открывшейся двери. Она приподнялась и поморщилась: в дверном проеме стояла ее мать и, виновато улыбаясь, смотрела на Лилю.
— Уже семь утра. Ты снова забыла поставить будильник?
Лиля сердито схватила в руки телефон и нахмурилась. 6:58. Она могла спать еще целых две минуты, но нет, нужно было ее разбудить именно тогда, когда ей снился тот странный сон, который она никак не могла досмотреть до конца.
— Еще нет семи! — грубо сказала она и швырнула телефон на прикроватную тумбочку.
— На часах есть, — произнесла Раиса Ивановна и включила в комнате свет. Это еще больше разозлило Лилю, и она натянула на лицо одеяло. Мать что-то еще говорила ей, но под толстым слоем пухового одеяла было не разобрать ее слова.
Ее рука коснулась обнаженной ступни Лили, и девушка резко одернула ногу.
— Можешь не трогать меня? — раздраженно проговорила Лиля, подскакивая с постели. — И вообще выйди из моей комнаты, выключи свет! Я сама соберусь. Мне почти шестнадцать лет, я уже взрослый человек, а не маленький ребенок! Не нужно постоянно меня контролировать и все за меня делать!
Лиля кричала на мать, а Раиса Ивановна стояла напротив дочери, молча поджав губы. Лиля понимала, что своими словами обижает мать, но ничего поделать с собой не могла, гнев и обида переполняли ее, выплескиваясь наружу и не давая возможности перевести дух.
Раиса Ивановна вышла из комнаты дочери, погасив свет и сказав короткую фразу:
— Завтрак на столе.
Лиля молча села на постель и прикрыла глаза, вспоминая обрывки сна. Этот сон снился ей с завидной регулярностью, примерно один-два раза в месяц. Два человека, мужчина и женщина, стояли на краю скалы и махали ей рукой. Лиля их не знала, никогда раньше не видела, но почему-то чувствовала бесконечную нежность и трепет при виде этих людей. Красивая женщина, стройная и подтянутая, со светлыми вьющимися волосами, развевающимися от порывов ветра. Рядом с ней молодой мужчина с темной бородой, высокий и широкоплечий, он почему-то казался Лиле таким добрым и отзывчивым, невероятно заботливым и влюбленным в ту светловолосую красавицу, стоявшую рядом с ним. Лиля видела их издалека, но почему-то была уверена, что знает об этих людях все. Но, стоило ей махнуть им рукой в ответ и спросить «Кто вы?», сон обязательно прерывался, и она просыпалась, с сожалением понимая, что может видеть их красивых и влюбленных людей только во сне.
Сегодня они снова приснились ей, и Лиле показалось, что она вот-вот услышит ответ женщины на давно мучавший ее вопрос, но нет. Мать вошла в комнату, разбудила ее, включила свет, а потом все случилось так, как обычно случалось в реальной жизни Лили: препирания, попытки показать себя взрослой и нежелание слушать оправдания матери.
Конечно, Раиса Ивановна обиделась. Когда Лиля уже умылась, переоделась в школьную форму и пришла на кухню, чтобы позавтракать перед школой, матери там не было. Зато на столе стояла тарелка с двумя бутербродами, отварное яйцо в подставке и чашка с дымящимся черным чаем.
Лиля тяжело вздохнула, сев за стол. Она не ощущала себя виноватой перед матерью, более того, Лиля чувствовала по отношению к ней неприязнь. Ей всегда было неловко за мать, такую уже немолодую и вечно сующую нос в дела дочери. Лиле хотелось, чтобы ее матери было максимум лет сорок, как, например, маме Ленки Орловой или Ксени Лопатиной. Молодые, спортивные, активные, они казались Лиле продвинутыми и понимающими.
— Ты поела? — в кухню вошла Раиса Ивановна. Лиля молча кивнула, поднимаясь из-за стола. Разговаривать с матерью не хотелось, да и о чем говорить с ней? В гаджетах Раиса Ивановна в свои почти шестьдесят ничего не понимала, про дружбу знала разве что из своего далекого и уже давно забытого детства, а про любовь с матерью Лиля и вовсе никогда не разговаривала. Отца у Лили не было, Раиса Ивановна про него ничего Лиле не рассказывала, как будто и вовсе этого человека никогда не существовало в природе.
— Я ухожу, — Лиля накинула пальто и взяла в руки кроссовки.
— Там уже снег лег, — строго сказала Раиса Ивановна, — пора ботинки обувать.
— Мне идти пять минут, я не замерзну, — Лиля старалась отвечать сдержанно, чтобы снова не сорваться.
— Ты заболеешь, а мне потом тебя лечить, — с укором произнесла мать, а Лиля поморщилась.
— Не надо меня лечить, я уже взрослая.
— Для меня ты всегда будешь ребенком, — Раиса Ивановна посмотрела на Лилю каким-то затравленным взглядом, и девушка постаралась побыстрей выскользнуть за дверь.
***
По дороге в школу в голове у Лили бродили самые неприятные мысли. И почему у нее такая старая мать? Родила Лилю в сорок три, когда большинство женщин в этом возрасте уже внуков нянчат. Дочь считала свою мать эгоисткой, которая под старость лет опомнилась и решила реализовать себя в качестве матери. До этого всю свою жизнь Раиса Ивановна посвятила преподаванию, начинала с должности обычной учительницы начальных классов, а в сорок два года стала проректором по кадровой работе в одном из вузов их города.
Сколько Лиля себя помнила, мать всегда и во всем указывала дочери, как поступить. Девочка хотела заниматься гимнастикой, но Раиса Ивановна сочла этот вид спорта слишком травмоопасным, и поэтому Лиле пришлось пойти на нелюбимые бальные танцы. В двенадцать лет Лиля упрашивала мать купить ей трюковой самокат, но и тут Раиса Ивановна категорически была против:
— Здоровье и жизнь у тебя одни.
Лиля никогда не была нигде, кроме Москвы и близлежащих городов, и везде девочка путешествовала с матерью. Ее подруги много раз бывали за границей, рассказывали интересные и захватывающие истории, а Лиля сидела рядом с матерью и не могла позволить себе почти ничего из того, что позволяли себе другие девчонки. Например, сходить с ночевкой к подруге или вместе с одноклассниками выехать в другой город на экскурсию. Раиса Ивановна обязательно хотела быть в курсе, она хотела контролировать каждый шаг своей дочери, и Лиля в силу возраста не могла ничего в своей жизни изменить.
А потом она влюбилась. Не в одноклассника или старшеклассника, а в нового учителя по черчению. Молодой специалист, только закончивший институт и пришедший в их школу, показался Лиле таким красивым, умным, таким необыкновенным. Ну и что с того, что был Борис Олегович старше Лили на целых семь лет, зато он не был похож на глупых и нелепых ровесников, которые только и умели, что обзываться и толкаться, чтобы привлечь к себе внимание.
— Михайленко, внимательно смотри в учебник, а не на меня! — строго сказал Борис Олегович на одном из последних уроков, и Лиля, густо покраснев, опустила голову. Все вокруг зашушукались, послышались смешки, и девушке стало стыдно за то, что все теперь были в курсе ее чувств к учителю.
Тогда она решилась: написала Борису Олеговичу письмо. Страдать и плакать в подушку на протяжении последнего года сил уже не было, Лиля решила, что пришла пора активно действовать. Написала письмо, подкинула в записную книжку учителя.
— Что это значит, Лиля? — этим вопросом ее встретил Борис Олегович в то утро, стоило ей переступить порог школы. Дыхание у девушки перехватило, ладони намокли, кровь прилила к лицу. Молодой учитель смотрел на нее пристально, требуя немедленного объяснения.
— Я вам все написала, — промямлила Лиля, опуская голову. Ах, если бы мать была моложе, если бы она разбиралась в мужчинах, она бы подсказала Лиле, как было бы правильней поступить. Судя по лицу Бориса Олеговича, решение Лили идти напролом и писать любовное письмо было неправильным.
— Я вызываю твоих родителей в школу, — строго сказал учитель, — а это письмо передаю директору.
Лиля вздрогнула, понимая, что загнала себя саму в западню. Несмотря на молодость и гибкость, Борис Олегович оказался совсем не таким, каким его представляла себе Лиля.
***
— Тебя вызывают в школу, — понурив голову, сказала Лиля Раисе Ивановне вечером.
— Что случилось? — мать тут же нахмурилась.
— Я… — Лиля собиралась с духом, чтобы признаться во всем, но никак не могла. Ей казалось, что все выглядит по-детски, словно она — ребенок, который вместо того, чтобы обойти лужу, прыгнул в нее, измазавшись в грязи, — я написала любовное письмо…
Раиса Ивановна улыбнулась:
— Из-за этого теперь в школу вызывают? Странно…
— Я написала письмо учителю.
— Лиля! — в голосе Раисы Ивановны слышался священный ужас. — Ты серьезно? Учителю? Ты решила опозорить меня? Почему ты мне не сказала?
Лиля покраснела до кончиков ушей, чувствуя, как пылают щеки.
— А как тебе сказать? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Тебе почти шестьдесят, в твоей жизни не было ни одного мужчины! Ты не поймешь меня, ты старая для этого!
— У меня был муж, — перебила Лилю мать, — и я любила. Если я не говорила об этом с тобой, это не значит, что этого не было в моей жизни.
— Ты никогда и ничего не говорила мне об отце. Его как будто не существовало никогда. Ты родила меня для себя, поступив как эгоистка. А теперь и мне не даешь спокойно жить! Ты все контролируешь, ты держишь меня под колпаком!
— Ты не понимаешь… — Раиса Ивановна вдруг всхлипнула, — неужели ты думаешь, что мне нравится то, как ты разговариваешь со мной? Неужели ты считаешь, что я не вижу того, как ты ко мне относишься? А я… я просто боюсь потерять тебя, как когда-то потеряла свою дочь.
— Что? — Лиля уставилась на мать, как будто та сошла с ума. — Что ты говоришь? Какую дочь? У меня была сестра?
— У тебя была мать, — Раиса Ивановна, больше не в силах сдерживать себя, вышла из комнаты и скрылась в ванной. Оттуда она не выходила несколько минут, и Лиля, ошарашенная словами Раисы Ивановны, стояла посреди гостиной и непонимающе прислушивалась к звукам из ванной. Наконец мать вернулась, вытирая лицо полотенцем.
— Я не рожала тебя, — сказала она, глядя на Лилю покрасневшими от слез глазами, — ты — дочь моей дочери, моя внучка. Олеся, так звали мою дочь, когда тебе было полгода, ушла со своим мужем в поход в горы, оттуда она не вернулась. Их так и не нашли, а я… Я осталась с тобой одна. Удочерила тебя и стала твоей мамой. Прости меня за то, что столько лет молчала, но я не могла собраться с духом и признаться во всем, а теперь словно вулкан начал извергаться. Больше нет ни сил, ни желания врать, играть роль твоей матери, бояться за тебя.
Лиля молчала.
— У тебя есть ее фотографии?
Раиса Ивановна кивнула. Пошла к себе в комнату, долго рылась в шкафу, достала оттуда старый фотоальбом, открыла его и протянула Лиле. Девушка ахнула: на нее смотрело лицо женщины, которую Лиля видела во сне. А рядом с этой женщиной был тот самый бородатый и широкоплечий мужчина — ее отец.
Лиля заплакала, Раиса Ивановна обняла ее за плечи и покачивала, словно ребенка.
— Будет непросто, я знаю, — тихо проговорила Раиса Ивановна, — и ты можешь больше не называть меня мамой.
Лиля замотала головой:
— Нет, я не смогу. Ты — моя мама. А если будет непросто, мы справимся. Просто нам никогда не было, я привыкла. Будет непросто, зато теперь никто не будет врать.
Раиса Ивановна улыбнулась сквозь слезы и снова обняла Лилю.
Лиля не стала отстраняться, а только осторожно пальцами коснулась красивого лица родной матери на фотографии. В один миг все вдруг стало совсем другим. Не плохим и не хорошим, а просто другим. Как будто новая жизнь началась.
---
Автор рассказа: Юлия Белкина