Глава 7
Когда возвращаюсь к стойке регистрации, там обнаруживаются ещё три врача, спешно вызванные нам на подмогу. Коротко киваю им, но не успеваю и парой слов обмолвиться, как створки лифта открываются, и выходит главврач собственной персоной. Сонный и недовольный, с плохо причёсанной головой и в мятом халате. Выглядит так, словно сутки пробыл на дежурстве в «Скорой помощи». Сама совсем недавно работала там и знаю, каково это.
Но что главный врач клиники делает здесь во втором часу ночи?!
Гриша, мой коллега, наклоняется и шепчет:
– Элли, с тобой всё в порядке? Ты как-то побледнела, – обеспокоенно спрашивает он.
Рассеянно киваю в ответ:
– Со мной всё хорошо.
Затем встаю перед медперсоналом.
– Коллеги! Диспетчерская «Скорой помощи» сообщила, что к нам направляются шесть машин с пострадавшими в крупном ДТП на площади Восстания. Везут восемь тяжелораненых и семерых с травмами средней тяжести. Прошу всех действовать максимально быстро и эффективно. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что от наших решений зависят жизнь и здоровье пациентов. При возникновении экстренной ситуации не мешкать, обращаться сразу.
Я смотрю на них всех, и медики кивают. Лица серьёзные, собранные. Вот за что ценю персонал своего отделения – они всегда готовы сразу приступить к работе. Без промедлений, рассуждений и прочего. Ведь наше отделение – это своего рода передовая. Сюда поступают раненые, как с поля боя, и медлительность недопустима.
– Всем пострадавшим даём обозначение. Если ситуация критическая – красная полоса. Сразу везём в операционную. Средней тяжести – жёлтая, отвозим в палату на осмотр. Зелёная – в один из освобождённых процедурных кабинетов.
Я делаю глубокий вдох, когда мерцающие красно-синие огни заливают холл, и тишину разрывают звуки сирен. Мы выстраиваемся в ряд поперёк коридора. Дальше начинается ад кромешный. В отделение завозят носилки. Слушаю врача «скорой», проводившего предварительный осмотр. Сразу даю оценку состоянию больного, стараясь распределять пациентов в соответствии со своим опытом. Фломастером делаю пометку на сопроводительном листе, дальше пациентом занимаются мои коллеги.
– Женщина, 28 лет, 22 неделя беременности, признаков жизнедеятельности нет, – поясняет фельдшер, вкатывая новые носилки. – До неё привезли девочку, это её дочь.
Пока слушаю, оборачиваюсь и смотрю на одного из своих коллег, который осматривает четырёхлетнего ребёнка. С ней, на первый взгляд, ничего особенного: неглубокие порезы, ушибы, возможно лёгкое сотрясение. Главное – избежать шокового состояния, ребёнок очень напуган и смотрит вокруг широко раскрытыми глазами. Но за её состояние не боюсь – Маша, приехавшая несколько минут назад, отличный педиатр, своё дело знает.
Вот мать девочки, – да, с ней сложно. Быстро приказываю везти её в операционную. Могла бы заняться ей и сама, но меня прерывает голос Никиты Берегового:
– Я займусь ей, – говорит он, глядя на монитор с показателями жизнедеятельности. Увы, но пока там ровная линия. Нужно срочно запускать сердце, иначе будет поздно: ещё пара минут, и в мозгу женщины начнутся необратимые изменения. Попросту говоря, он умрёт, а следом и её тело.
Коротко киваю. На очереди следующая машина «Скорой помощи».
– Мужчина, 19 лет, тупая травма головы, – говорит санитар и вопросительно смотрит на меня.
– Гранин! – говорю и смотрю на него. Он только кивает, забирая пациента, и я бегу к следующему пострадавшему.
Стоит мне разобраться с ним, как одна из медсестёр сообщает: ещё одна авария, трое пострадавших.
– Передай им, что мы переполнены, пусть их везут в другую больницу, – отвечаю коротко.
Подчинённая кивает, передаёт мои слова в трубку телефона. Я спешу проверить, как дела у моих ординаторов. Ребята молодцы, хоть не их смена, но приехали, не отказались помочь. Сейчас у них одна женщина 45 лет, у неё закрытый апикальный перелом наружной лодыжки левой голени без смещения. Ученики докладывают: провели осмотр, сделали рентген, ввели местную анестезию, наложили гипс. Температура и давление в норме, рекомендованы гипс четыре недели, обезболивающие препараты, затем ходьба на костылях, физиопроцедуры. Через пять дней посетить травматолога для осмотра.
Согласно киваю, одобрив действия ординаторов, и спешу дальше.
Чуть меньше часа спустя смотрю на большие настенные часы.
– Время смерти 2 часа 24 минуты, – констатирует Никита.
Глубоко вздыхаю. Сердце той беременной женщины запустить не удалось. Малыша спасти тоже. Её мозг был слишком долго без кровоснабжения. Причиной же гибели явился сильный удар в область грудной клетки, остановивший главную мышцу. Береговой сделал всё возможное, и теперь в его глазах тоска. Терять одного пациента всегда печально, но сразу двух…
Выхожу в коридор и иду в соседнюю палату, чтобы посмотреть, как справляются мои коллеги, и мне нужно проверить, как поживает маленькая дочь погибшей. Делаю глубокий вдох и захожу в процедурный кабинет, куда поместили девочку. Возле неё медсестра, Маша ушла помогать другим.
– Как её состояние? – спрашиваю.
– Ей вкололи успокоительное, зашили рваную рану на голени, наложив шесть швов. Температуры нет, давление в норме. Она всё звала маму, но потом уснула.
– Хорошо, – говорю и покидаю помещение.
Теперь надо узнать, как тот 19-летний парень, которого забрал Гранин. С точки зрения субординации так поступать нельзя. Он – главврач, а я лишь заведующая отделением. Но это моё отделение, мои пациенты, а значит я несу за них ответственность и должна знать всё, что происходит здесь.
