Уважаемые друзья, в течение всего времени приема заявок мы будем публиковать яркие сюжеты, необычные повороты, потрясающие развязки и завораживающие прологи из присланных на наш конкурс текстов!
Сегодня предлагаем вашему вниманию увлекательную историю строительства первой соборной мечети в Казани:
Справа застрекотала сорока. Черно-белая птица сидела на ветке и поглядывала своим блестящим глазом на Муртазу сына Юсуфа сына Каныша. Стрекотала она громко, долго, словно твердила: будет гость, дорогой гость, будет, обязательно будет! Иншаллах!
Муртаза отвернулся от птицы и посмотрел туда, где расстилалась великая река Идель. Её воды сверкали в лучах солнца, берега зеленели густыми лесами и дальними полями, рыба плескалась, дразня птиц и стрекоз. Всё хорошо на этой земле по воле Аллаха, забыла природа о страшных пожарах, которые недавно ещё бушевали в этих краях. А ведь много домов погорело, много людей сгинуло в огне… на всё воля Аллаха. А может, сердится Аллах на них, казанских татар, недоволен ими, что позволили мечети снести, не отстояли, не убедили!
Но разве слышал разумные слова Аксак Каратун, разве можно было договориться с Хромым Черноризцем! В те годы при одном звуке его имени татары закрывали ставни окон и двери, боялись выглянуть на улицу и попасться ему на глаза. Говорят, что можно было и не вернуться домой, если встретится на улице Аксак Каратун или кто-то из его людей. Сам Муртаза был еще молод в те годы, но помнил сказки эбики, что Аксак прячет под черной ризой хвост и копыта, да и сам он – не человек, пэри! А потому не ведомы ему ни жалость, ни доброта, и о милости просить его бессмысленно, лишь прятаться остается да молитву Аллаху читать.
Сейчас Муртаза не верит уже ни в пэри, ни в чёрта, как его русские называют, но зато знает, что злость людская может быть хуже происков бесов. И что верить надо в Аллаха и в то, что поможет он, не оставит их, казанских татар, без своего благословения… и не только верить, но и делами своими эту веру подтверждать. И тогда имя твоё не будет забыто.
- Эфенде! Муртаза-эфенде! – услышал мужчина крик и оглянулся. Мальчишка лет десяти бежал к нему со всех ног, даже тюбетейку держал в руках, чтобы не упала с головы ненароком. Муртаза чуть заметно улыбнулся и кивнул, а мальчишка, задыхаясь, остановился и поклонился старшему, как положено.
- Видел их, Муртаза-Эфенде! Близко уже! Сам видел!
- Что ты видел, Юсуф?
- Корабли видел! Четыре галеры, точь-в-точь, как на картинке из книги! И флаги императорские развеваются по ветру! А на пристани народу уже собралось, видимо-невидимо, дорожки ковровые стелют да угощение готовят! Говорят, в доме купца Дряблова жить будет!
- Хорошо, Юсуф, ступай к отцу, скажи, чтобы он да Абубакир-эфенде к пристани шли. Я их там ждать буду. Есть у нас, о чем поговорить.
Мальчишке явно хотелось ещё что-то спросить, но не решился и, поклонившись, бросился бежать обратно, к отцу. А Муртаза снова посмотрел на спокойные воды реки Идель… четыре галеры плывут в Казань. Что везут они в себе, счастливое будущее или новые потери? Этого Муртаза не знал, но был готов пойти на всё, лишь бы исправить то зло, что сотворил Аксак Каратун для татарского народа.
***
Императрица Екатерина Вторая с улыбкой слушала приветственные речи губернатора Казанского Андрея Никитича. После долгого плаванья по Волге радостно было и на твердую землю вступить, и хлеба-соли отведать. Да и услышать, как ей рады все в городе Казани, было приятно. А потому императрица лишь кивала, оглядывая всё вокруг: и приближенных губернатора, дворян и купцов казанских, и архиепископа Казанского и Свияжского Вениамина с прочими служителями, и группу людей в расшитых золотом халатах и широких штанах, с небольшими шапками непривычной формы на коротко стриженных головах. Заметив, что смотрит императрица на них, те поклонились глубоко и с явным почтением.
- Не изволь гневаться, матушка-императрица, - тут же забормотал Андрей Никитич, заметив, на кого смотрит уважаемая гостья. – Купцы татарские тоже тебя встретить пришли, почтение выразить.
- Ни к чему тут гневаться, друг мой Андрей Никитич. Завтра пусть приходят, интересно поговорить с ними будет. А сейчас пойдемте, хочется город ваш посмотреть. И в первую очередь – Кремль ваш белокаменный и церкви, что ещё при Иоанне-царе построили.
Андрей Никитич поклонился и сделал знак, чтобы распахнули двери кареты, и сам лично руку императрице подал. А потом шепнул что-то своему человеку, поглядывая на группу татарских купцов, стоявших неподалеку.
Муртаза сын Юсуфа и его друг Абубакир Ибрагимов стояли в первых рядах татарских купцов и видели, как императрица улыбнулась, глядя на них, а потом первая села в позолоченную карету. Процессия двинулась, но представители татарского народа не последовали за ними: не любил губернатор, когда в Кремль входили некрещенные. Да и запрет со времен царя Иоанна действовал, так что…
Посланник губернатора подошел к ним, когда карета императрицы уже проехала Тайницкие ворота и скрылась с глаз. Муртаза сын Юсуфа чуть напрягся, не зная, чего ожидать. Но сказанное посланцем показалось им медом для ушей:
- Государыня-императрица завтра принять вас изволит.
***
Императрица восседала в высоком позолоченном кресле, а вокруг её стояли приближенные, прибывшие вместе с ней. Муртаза сын Юсуфа слышал, что вместе с государыней прибыло около двадцати сотен людей. Здесь же, в приемном зале, стояло около сотни человек, с любопытством разглядывающих вновь прибывших.
Сбоку от кресла императрицы стояли столы с угощением и чаем. Муртаза едва сдержал улыбку, заметив, что выставили перед императрицей их дары - татарские сладости. По приемному залу разносился сладкий аромат меда, щербета и душистого татарского чая, окна были открыты, и звуки курая перемежались с тихим жужжанием залетевших на запах пчёл.
На представителей делегации от татарского купечества придворные смотрели, как на тех же пчел: с недоверием и опаской. Но делегация, возглавляемая Абубакиром Ибрагимовым, уверенно приблизилась к императрице на разрешенное расстояние и приветствовала её, как полагается по татарской традиции.
- Да будет с тобой мир, хатын патша!
- И вам доброго дня, - отозвалась императрица, оглядывая прибывших с интересом.
- Рэхмет тебе, хатын патша, - кивнул Абубакир. –Понравился ли тебе город наш, угощение наше? Довольна ли ты подарками нашими?
- Довольна, конечно, как тут довольной не быть. Много городов видела я за это путешествие, по всей дороге прием был мне радостный, но здесь ещё кажется градусом выше. Во всем видно, что Казань столица большого царства.
- Всё так, хатын патша, да не совсем. Известно нам, что ты, хатын патша, справедлива и добра к своим подданным, что не застит глаза тебе звание твоё высокое, что способна ты услышать слова простого народа, хоть и другого верования, что уважаешь ты права народов, которые живут на земле твоей и верны тебе.
- Всё так, господин Абубакир. Неужели у вас горести имеются, которым я помочь в силе?
- Именно так, хатын патша. С той поры, как царь Московии Иван Яуз пришел в Казань со войском и людьми своими, началась черная полоса для татарского народа. Знаешь ты, наверное, что ранее мы под защитой стен кремлевских были, а теперь нас и не пускают в ту сторону. Заселили мы место новое, что Татарской слободой назвали, обустроились, жизнь новую начали… но пожары городские и действия некоторых подданных твоих, к службе ретивых слишком, сделали тяжёлой нашу жизнь. Предшественница твоя Елизавета Петр кызы и вовсе указ издала все мечети в слободе нашей сломать и впредь строить не допускать. Из полутысячи мечетей, что на территории царства казанского находились, менее сотни осталось в целости, а во всей слободе Старо-татарской, где живем мы, всего одна мечеть в огне уцелела и от рук Аксака Каратуна не разрушена была.
- Слышала я, что епископ Лука Конашевич, которого ваши люди Аксаком Каратуном называть привыкли, излишнее рвение проявлял в деяниях своих. Да только переведен он уже в Белгород давно, там и пристанище последнее нашел.
- Всё так, хатын патша, но дело его живо до сих пор. Да и та мечеть, что осталась у нас, мала и ветха, да и из дерева построена, а потому от искры любой разрушена быть может. А потому просим тебя, заступницу, прекратить гонения на нас, верных твоих подданных, и разрешить жителям татарской слободы построить две мечети из камня, чтобы не страшны им были ни пожары, ни людская зависть. И будем мы молитвы читать не только за себя и семьи свои, но и за тебя, хатын патша, чтобы правила ты долго и справедливо, чтобы не было недовольных и неверных тебе, и сами мы будем в верности тебе жить и детей своих этому же научим.
Императрица слушала их внимательно и несколько минут после окончания речи молчала, обдумывая услышанные слова. Муртаза взглянул на друга и учителя своего Абубакира и увидел, что ни тени сомнения нет на его лице. Прямо и честно смотрел Абубакир на государыню, ждал ответа её.
- Что же вы, Андрей Никитич, друг мой, допустили такое, - мягко произнесла императрица, взглянув на побледневшего губернатора. – Ведь в губернии вашей многие народы живут, и все они верны мне и равны меж собою. А порок, запрещение и недозволение различных вер весьма вредно для спокойства и безопасности граждан, - проговорив это, императрица повернулась к главе делегации татарских купцов и улыбнулась. – Хорошо, господин Абубакир, пусть по-вашему будет. Будет вам мечеть… две мечети каменных, а место мы сейчас вам подберем. Андрей Никитич, попросите кого-нибудь карту Казани принести. А пока... господин Абубакир, а средства на строительство где вы взять собираетесь?
- Не беспокойся, хатын патша, если будет твоё доброе слово, то и денежные средства найдены будут. Всей слободой сложимся, отстроим мечети, будет каждому магометанину счастье и благодать.
- Хорошо, господин Абубакир, я доверяю вам это дело. Сегодня же большой наказ на строительство подпишу, да и место для мечетей определим немедля.
Минут через пятнадцать татарские сладости были сдвинуты, а на столе была разложена карта города. Екатерина лично рукой своей на карте поставила красными чернилами точку возле озера и взглянула на своего собеседника:
- Устроит ли вас это, господин Абубакир?
- Рэхмет тебе… эби-патша, - поклонился низко Абубакир, и все остальные члены делегации его примеру последовали. На лице императрицы мелькнуло непонимание, но молодой толмач шепнул ей перевод данного обращения, и улыбка Екатерины стала ещё мягче.
- Пишите мне, если проблемы или просьбы новые возникнут. И вы, Андрей Никитич, в письмах своих о ходе строительства сообщать не забывайте.
А уже к следующей весне Екатерине сообщили, что был заложен первый камень мечети недалеко от озера Кабан.
***
- Да что это такое делается! – раздался с улицы крик. Муртаза отложил бумаги с расчетами и выглянул в окно. В стоящем напротив господине Муртаза с удивлением узнал Андрея Никитича, губернатора казанского, который разглядывал белую красавицу-мечеть. Да, ещё не достроенную, осталось крышу выложить дранкой да стекла вставить, но всё же… прошло-то не больше трех лет с того знаменательного дня, когда эби-патша дала согласие на строительство…
Муртаза только сейчас заканчивал подводить итоги расчетов и не мог не удивляться, как складно всё выходит. Не иначе как сам Аллах помогал в строительстве! Муртаза помнил свой разговор с Абубакиром три года назад:
- А если не соберем? Пожары, подати, повинности разные. Куда уж простому люду собрать деньги на целую мечеть!
- Не переживай, друг Муртаза. Всё будет по воле Аллаха. Эби-патша разрешение дала, и средства найдутся. Ведь сам Аллах велел давать садака на добрые дела, а что может быть более добрым, чем новая мечеть!
И вышло всё так, как говорил Абубакир. Целых шестьдесят две семьи приняли участие, и с их родной татарской слободы, и из дальних концов губернии казанской. Мулла Габрашит даже до самой Астрахани доехал, чтобы бутовый камень для строительства заказать, да и оттуда верующие передали садаку. И весь первый ярус мечети возвели на данные средства, а от того гордость при взгляде на строительство особая возникала. Не просто богатые люди решили деньги вложить, весь народ участвовал!
А на второй ярус собранных денег не хватило, но и тут нашли выход. И сам Муртаза, и Абубакир, и муэдзин Исхак, и один из купцов татарских отдали под строительство собственные земли да дома под строительство. Так и вышло всё по воле Аллаха.
Выросла на пустыре красавица-мечеть, которую уже сейчас называют Первой соборной! Василий Илья улы Кафтырев, архитектурии поручик, прибыл на строительство по высочайшему указу. К советам Абубакира и Муртазы прислушавшись, он сумел и каноны ислама соблюсти, и новые веяния строительные учесть. И не было в Казани ещё такой мечети, чтобы из камня, да татарским национальным декором, да с резным каменным орнаментом, что так долго делали лучшие мастера татарские. А минарет строить решили с крыши второго яруса, как это принято было и ранее у татар казанских, чтобы муэзину и прихожанам удобнее было.
Глаз радовался тому, как быстро и ловко строилась красавица-мечеть. И люд татарский, что на строительстве сам занят не был, приходил смотреть вечерами на то, как всё выше и выше минарет становится, утверждая волю Аллаха на этой земле.
- Да что ж это такое! Вы никак до неба строить решили?! – Андрей Никитич Квашнин-Самарин удивленно разглядывал недостроенный минарет, возвышающийся над вторым ярусом мечети.
- Да будет с тобой мир, Андрей Никитич. Что же ты шумишь тут, покой нарушаешь? – Абубакир спокойно подошел к губернатору. Тот даже начал краснеть от гнева:
- Что вы себе позволяете?! Мне жалобы писали не единожды, а я не верил, сам убедиться решил. И что же? Вы до самых небес строить собрались? Чтобы ваши крики было по всему городу слышно? Вам милость государыня оказала, а вы решили слово её доброе нарушить?
- Неправду ты говоришь, Андрей Никитич. Милостливая Эби-патша разрешила нам строить, и место для строительства выделила. Но про то, какой высоты должна быть постройка, ничего не было сказано.
- Я губернатор казанский, неужто вам мало слова моего? Говорю вам в последний раз, нечего смущать народ своей… башней! До небес строить решили, бусурмане! Убирайте немедленно, не то найду на вас управу!
- И всё равно не прав ты, Андрей Никитич. Вот только спорить с тобой не хочу и смысла не вижу. Нам сама эби-патша разрешение строить дала, и не тебе забирать его или условия ставить.
- Значит так? – процедил сквозь зубы Андрей Никитич. – Что ж, я тогда сегодня же императрицу в известность поставлю о тех безобразиях, что творятся у вас тут. Что вы строить решили до неба, что указаний мудрых не слушаете, что народ православный смущаете!..
- Воля твоя, Андрей Никитич. Хочешь – пиши. Посмотрим, что благословенная эби-патша на кляузу твою ответит.
Муртаза слушал этот разговор, и снова страх в его душе просыпался. А если не прав Абубакир, а если матушка императрица рассердится на них, сменит милость свою на гнев? Об этом и спросил у Абубакира, которого уже давно на место муллы мечети новой прочили, а тот лишь протер ладонями лицо и ответил:
- На всё воля Аллаха. Будет всё так, как он решит. А наше дело, друг Муртаза, маленькое – верить да дело своё продолжать. А как ответ от эби-патши придет, так и думать будем.
Ответ императрицы действительно пришел через несколько месяцев. Распечатывал и зачитывал его Андрей Никитич вслух, при всём народе. Муртаза, Абубакир, соратники их Якуп и Исхак, мулла Габдрашит, мастера-строители татарские - все, кто участвовал в строительстве мечети, присутствовали при этом событии. И, хотя недовольно поглядывал Андрей Никитич на собравшихся, не стал гнать их и чтение откладывать.
И вся Казань услышала слова, которые надолго в памяти людской сохранились: «Я определила татарам место на земле, а в небо они вольны подниматься по своему усмотрению, потому что небо не входит в мои владения».
Муртаза сын Юсуфа сына Каныша едва сдержал радостный возглас. Спасибо тебе, матушка императрица! Быть мечети белокаменной, быть минарету высокому, а значит, не угаснет вера, не погаснет в происках Аксак Каратуна и других злопыхателей. А значит, и много веков спустя будут приходить верующие, любоваться белой красавицей-мечетью, её фасадом и орнаментами, а внутрь заходя, будут с благодарностью читать:
«Абу-Бекр сын Ибрагима, Якуп сын неизвестного, Муртиза сын Юсуфа и Исхак сын Измаила»
И, пока стоит Первая соборная мечеть, имена эти не будут забыты.
