Это интересный вопрос, на который не каждый способен дать ответ, порой просто отмахиваясь позицией Профессора, что Бомбадил для повествования - персонаж "не слишком-то важный". Но значит ли это, что персонаж не нужен от слова совсем? Давайте разберемся.
Дж.Р.Р. Толкин хотел совместить в своей книге не только прозу, но и поэзию, причём приближённую к песням, что было отражено персонажем Томом Бомбадилом.
Некоторые читатели предпочли бы исключить стихи из книг за их ненадобностью, так как те якобы тормозят ход повествования и не играют особой роли в сюжете, ровно как аллюзии на легенды и мифы. Однако же автор считал иначе. Стихи вносят свой вклад в построение мира, а не отвлекают внимание читателя от основной истории, раскрывая персонажей, их характер и склонности. Это стилистический выбор Дж.Р.Р. Толкина – включать в повествование неожиданные повороты, разбавляя мрачные краски происходящего вокруг главных героев простой, обыденной самобытностью (то есть необходимыми "передышками", или "гостеприимными обителями", на пути, задавая повествованию контраст, придавая баланс), своими лингвистическими пристрастиями.
«Исторический факт состоит в следующем: я его включил потому, что уже «придумал» его отдельно от всего прочего (впервые он появился в «Оксфорд мэгэзин»), и мне нужны были «приключения» по дороге».
(с) Письмо 153 К Питеру Гастингсу (черновик).
Что до стихов, то Толкин хотел, чтобы они во «Властелине Колец» не были случайными вставками или украшениями, но имели бы полновесный смысл в своём непосредственном драматическом контексте и были бы частью повествования. Так, стихотворение «Не вечно тянутся леса» относится одновременно и к Старому Лесу, и к символическим «лесам» Жизни и Жизненных Заблуждений. Точно в той же мере и легенда об Эарэндиле и Лутиэн, и центральная притча о Фродо и Кольце – прежде всего «истории» и ни на мгновение не перестают ими быть, но при этом в них говорится о невыдуманных фундаментальных истинах.
Итак, мы имеем сюжет, где автор должен показать нам путь четырёх хоббитов из Крикхоллоу в Бри. Он принимает решение, что с ними должно что-то приключиться на их пути, иначе история была бы слишком скучной. Учитывая отсутствие надёжного Гандальва, то в качестве его замены выступает немного ненадёжный Том Бомбадил. Четверо друзей были не в состоянии противостоять Девяти Всадникам, отчего они решают рискнуть пройти через Старый Лес, путь через который был очень опасным. Читателю даётся небольшое представление о том лесе и его опасностях, а именно о нападении деревьев на Шир и том, как хоббиты в ответ сожгли часть из них, после чего обезопасились Высокой Изгородью.
После сложного пути хоббиты устроились отдохнуть близ Старца Ивы, который одурманивает и начинает вредить им; пришедший в сознание Сэм спасает Фродо, но Мерри и Пиппин были зажаты в коре Ивы, и Сэм угрожает Иве разжечь костёр у его корней. В разгар столь неприятной для хоббитов передряги неожиданно для читателя предстаёт Том Бомбадил, который утихомиривает Старца Иву и спасает хоббитов, после чего позволяет им погостить у себя дома, а потом ещё раз спасает их, когда четвёрка попала в ловушку Умертвий (они же Навьи). Кроме того, хоббиты получат из Курганов от Тома Бомбадила зачарованные клинки, один из который сыграет ключевую роль в погибели Короля-Чародея, давнего врага Арнора, чьи люди покоились в тех самых Курганах.
Помимо прочего, именно персонаж Тома Бомбадила первым рассказывает хоббитам предания про Древние Дни, таким образом связывая «Властелина Колец» с «Сильмариллионом», а цикл стихотворений «Приключения Тома Бомбадила» является демонстрацией хоббичьего фольклора (сами же стихи про Тома относятся к фольклору хоббитов Баклэнда).
Природа же Тома (а является Бомбадил, безусловно, духом из числа Айнур) в каком-то смысле представляет собой связь «Властелина Колец» с «Утраченными Сказаниями», а именно в виде отголоска ранней классификации духов, демонстрации тех беспечных и беззаботных существ, населявших ранние версии преданий мифа Толкина (судя по всему, Бомбадил был из числа фэй), как, например, Тинфанг Трель. Подобный приём описан в следующем письме:
«Я в сомнениях по поводу этого предприятия [по–видимому, речь идет о том, дописывать «Сильмариллион» или нет. – прим. ред]. По моему убеждению, достоинство «Властелина Колец» прежде всего в том, что за разворачивающимся на переднем плане действием угадываются контуры чего-то большего: так смотрим мы на далёкий остров или башни далёкого города, тонущие в солнечной дымке. Отправиться туда самому – значит разрушить волшебство, если только при этом вдали не появятся новые, недостижимые красоты».
(с) Письмо Толкина от 20 сентября 1963 года.
Более того, Том Бомбадил демонстрирует нам собой единственного из всей книги персонажа, на кого совершенно не распространяется влияние Единого Кольца.
«Он — хозяин в особом смысле: он не ведает ни страха, ни тени желания владеть и подчинять. Он просто знает и понимает всё то, что касается его в принадлежащем ему маленьком природном царстве. Он даже судить не берётся, и создаётся впечатление, что не пытается исправить или устранить даже Иву».
(с) Письмо №152 к Питеру Гастингсу.
«Первый же параграф создаёт превратное представление о Томе Бомбадиле. Он — не владелец лесов; и к такой угрозе он бы никогда не прибег».
(с) Письмо №210 к Дж. Аккерману.
Как отмечал Профессор в письме №144 (к Наоми Митчисон), Том дал нечто вроде «обета бедности», он «пацифист» – его не интересует настоящая власть (особенно в смысле «влияния»), он не желает «обладать», он не чувствует ответственности ни за что в мире (при этом в мире Саурона, в случае получения Кольца последним, у Бомбадила нет будущего).
Это важный аспект персонажа, потому что многим кажется, что, раз Йарвайн не высказал желания присвоить Единое Кольцо, то он – существо исключительной силы. На самом деле всё повествование «ВК» говорит строго обратное: чем некто ближе к могуществу Саурона, тем опаснее было Кольцо, т.к. способность овладеть Кольцом порождала искушение осуществить это на деле, якобы во благо мира (особенно если некто верил, что хочет и может сделать добро). Потому Кольцо было опасно в первую очередь не для хоббитов (слабой ветви человеческой расы, способной в лучшем случае порождать голлумов), а для Боромира (и Фарамира; зря забывают, что его обращение с Хранителем – признак не только железной воли, но и чистого сердца), Дэнэтора, Арагорна, Эльронда и Галадриэль, особенно же для Истари (которые одни могли овладеть Кольцом на деле) [цитирование по статье "Странные Духи Легендариума III" Морикара - прим. авт.].
Обратимся же к исследованию Томаса Шиппи "Дорога в Средиземье". Что он пишет о значимости Тома Бомбадила и связанных с ним сцен в произведении Толкина?
"И Старая Ива, и Бомбадил, и Навье – старые знакомцы Толкина и уже очень давно обосновались в его черновиках. По возрасту они ничуть не моложе хоббитов и, по всей видимости, гораздо старше и Кольца, и самого Шира. Эта троица присутствуют уже в поэме «Приключения Тома Бомбадила», которая была напечатана в «Оксфордском журнале» в 1934 году, а песня, которую поет Фродо в «Пляшущем Пони», переделана из раннего варианта, восходящего к 1923 году.
<...>
Бесстрашие Бомбадила играет главную роль. Второе главное качество Тома – естественность. Даже в его манере говорить есть что-то непосредственное. При этом многие его речи не имеют вообще никакого смысла. Первое, что слышат от него хоббиты, ещё прежде чем Том показывается в поле их зрения, – просто набор слов. А что такое все эти «Хей дол!», «Дили–бом!» и «Лес–лесок–лесочек», как не примеры элементарной «назывательности» и «ономатопоэтичности»? Зачастую Томовы песенки – просто немудреный перечень названий и качеств. Время от времени сквозь «гуторок» Тома пробивается «наверное, самый древний язык на свете, только и умевший, что дивиться да восторгаться». Но, хотя хоббиты и не понимают этого языка, смысл песен Тома до них доходит, как доходит и смысл песни дождя, которую поёт Злолотника, хотя слов в этой песне они не различают. А когда Том даёт чему-либо или кому-либо (например, хоббичьим пони) имя, то имя это словно прирастает; так, хоббичьи пони уже до конца своей жизни не отзывались больше ни на какие имена, кроме тех, которые дал им Том. Здесь слышится эхо древнего мифа об «истинном языке», в котором для каждого слова есть своя вещь и для каждой вещи – своё слово, и где «означающее» естественно властвует над «означаемым». Тут нам снова напоминают о языке, «изоморфном к реальности». По-видимому, именно этот язык и его свойства дают Тому власть над его маленьким мирком.
Том – не только всем певцам певец. Возникает впечатление, будто он вообще не знает, что такое проза, или ещё не «опустился» до прозы. Многое из того, что он произносит, напечатано Толкином в виде стихов, но всё остальное тоже можно прочесть как стихи, написанные, как правило, трехстопным хореем.
<...>
Том Бомбадил – это genius loci, «дух места». Но в случае с Томом Бомбадилом locus – «место» – это не бесплодные просторы Пеннинских пустошей из «Сэра Гавэйна», а заросшая ивами речка, каких в Средней Англии сколько угодно, – та же долина Темзы, например. А Том Бомбадил, по словам самого Толкина, – это «дух (постепенно исчезающий) окрестностей Оксфорда и Беркшира».
<...>
Всё это, конечно же, почти ничего не добавляет к той истории, которая, собственно, рассказывается в первых десяти главах «Властелина Колец». Зато у нас появляется возможность предположить, что интересы автора одной только канвой сюжета не ограничивались. Наверное, анализ фантастического в этих главах хорошо было бы начать с элементов, не имевших долгой творческой истории и которые на первый взгляд порождают противоречия. Возьмём, к примеру, немаловажную сцену, когда Мерри пробуждается от навеянного Навьем сна и в первое мгновение не помнит ничего, кроме чужой смерти: «Сегодня ночью на нас напал Карн Дум! Мы разбиты! А-а-а! Копьё в моём сердце!» По-видимому, в Мерри ненадолго вселился дух мертвеца, кости которого покоятся в кургане. Но этот воин вряд ли мог после смерти превратиться в Навье, ведь Бомбадил вспоминает усопших князей и княгинь с тёплым чувством. Чего же добивается Навье, и что оно собой представляет? Дух ли это умершего человека, посторонняя «тень» или какие-то «выжимки» самой смерти, льнущие к золоту, как в «Хоббите» – драконье проклятие, которое превращает в алчного скупца любого, кто положит глаз на драконовы сокровища? Невозможность точно ответить на эти вопросы, необъяснимость проявлений чуждого, иного мира (белые одежды, в которые кто-то облачил хоббитов под землёй, корчащаяся рука, меч поперёк горла) придают повествованию особую остроту, и бесполезно гадать, что тому причиной. Но эта острота тесно связана с общим ощущением весомости и убедительности изображаемого автором мира, о чём уже говорилось выше. Если бы Том Бомбадил не был существом совершенно независимым, «sui generis» (своеобразный, единственный в своём роде), и при этом не вписывался бы с такой лёгкостью в общую картину рядышком с Кольцом, фермером Мэгготом, эльфами и Тёмным Властелином, его образ был бы далеко не таким внушительным."
Авторы статьи - Elvenstar и Aerion. Публикация статьи на Дзене одобрена авторами. Оригинальный материал - здесь.
Вступайте в группу ВКонтакте - самый масштабный информационный ресурс о мифологии Толкина в СНГ!