Вера сидела возле окна крошечной комнаты в общежитии, которую выделили погорельцам и водила пальчиком по запотевшему стеклу. Было грустно и снова хотелось плакать. Но, даже плакать было больно. Слезы разъедали опущенный и все ещё воспаленный уголок левого глаза. Девушка не могла смотреть на себя в зеркало. Оттуда на неё смотрел ужасный монстр. Половина левого глаза закрыто опущенным углом и вся левая стороны лица была сплошным рубцом переплетенным между собой и тянущим вниз левый уголок губ. Вера не могла забыть, как вздрогнул Миша, первый раз увидев её без бинтов. Конечно, он постарался взять себя в руки и даже пытался улыбаться. Но, Вера успела уловить ужас в его глазах. Теперь она сомневалась, остается он с ней потому, что и правда так сильно любит, или же из-за чувства вины. Ведь в пожаре виноват был Миша. Вера это скрыла и запретила ему говорить. Одна лишь её мама знала, что Вера точно не курит, но и женщина молчала, напуганная истерикой дочери.
-Пусть будет так! Какая разница, кто курил? Это был несчастный случай и ничего уже не исправишь, - кричала девушка в больничной палате.
В институте Вера взяла академический отпуск и Мишка хотел поступить таким же образом. И опять она ему запретила.
-Ты должен учится. Я пропущу год, ничего страшного. А ты будешь продолжать, обещай мне это!
После занятий парень каждый день первым делом прибегал к Вере. Она ждала его сидя у окна, как сейчас. А что ей еще оставалось ей делать? На улицу девушка пока выходить боялась. Боялась увидеть отвращение в глазах людей, хотя знала, что этого все равно не избежать. Рубцы еще немного затянутся, но её лицо обезображено навсегда.
Девушка водила пальчиком по стеклу и видела, как к общежитию подбегает Мишка. Он спешил к ней. На улице распогодилось и температура упала почти до нуля. Вот и бежит её любимый в распахнутой дубленке, без головного убора. Русая челка небрежно откинутая набок прикрывает одну его черную бровь, а серые, с золотистыми крапинками глаза уже подняты вверх и выискивают знакомый силуэт в окне. Вера замерла. Какой он все-таки красивый! Как такой будет жить с чудовищем?
Мишка влетел в комнату, занеся с собой волну свежего воздуха и, ни капли не смущаясь и не отводя глаз, поцеловал Веру в нетронутую огнем часть губ. Потом схватил чайник стоявший на древней газовой плите в углу комнаты и убежал в общую кухню набирать воду. Вернулся, поставил чайник на огонь. Делая это он не переставал эмоционально говорить:
-Вер, ты представляешь, уволили препода по анатомии. Говорят, поймали на взятке. А нам что, пока нового не найдут мы останемся без анатомии. Поэтому я сегодня пораньше освободился.
-Миш, -тихо позвала Вера.
Парень замер, поняв, что предстоит серьезный разговор.
-Миш, как мы теперь будем с тобой! Ты и я?
-А что изменилось? - выгнул свои красивые брови парень. - Да, ты выглядишь не так, как раньше. Но, я ведь люблю тебя не за внешность. Говорят, что ты и до пожара была не очень красива. А я этого не замечал. Для меня ты всегда была самой желанной на свете и остаешься такой сейчас. Вер, перестань об этом думать. Все будет хорошо.
-Не будет, - упрямо насупилась Вера. - Рано или поздно ты начнешь испытывать ко мне отвращение. Не хочу, чтобы тебя держало рядом чувство вины.
-Какое ещё чувство вины? - Мишка подошел к стулу на котором сидела девушка и опустился перед ней на корточки. Уткнулся лицом в её колени. - Я с тобой не из-за этого. Я виноват, я это знаю, но остаюсь с тобой не из-за этого. Я бы все на свете отдал, чтобы поменяться с тобой местами, чтобы это мое лицо было обезображено, а не твое. Только не прогоняй меня, я тебя умоляю. Не будет тебя рядом, кто приложит подорожник к моим разбитым коленям и залечит все мои душевные раны? Ты же моя половинка, а как человек может жить не целым?
Вера положила руки на голову Миши и прикрыла глаза. Слезы текли причиняя боль воспаленному глазу, но сильнее была другая боль - душевная.
-Все, хватит! - парень вскочил на ноги и начал доставать бокалы из узкого настенного шкафчика с ободранной дверцей. - Я чувствую, чаем ты меня не напоишь, так что придется все делать самому. Хозяйка, я смотрю, ты так себе. Придется тебе учится. Когда станешь моей женой я буду требовать горячих ужинов, вкусных ужинов.
-Что вы говорите! - приняла его тон Вера. - Смотри-ка, барин какой. Мы с тобой оба будем работать. Так что, готовить тоже будем вместе.
Проведя с Верой пару часов Мишка засобирался домой. Он вышел на лестницу общежития, сделал несколько шагов вниз. Вдруг резко выдохнул и прижался спиной к стене выкрашенной в ядовито-зеленый цвет. Лицо его исказило страдальческое выражение. Как же это больно, больно видеть Веру такой. И вовсе не из-за того, что ему это неприятно, а из-за того, что она страдает! И сколько ещё ей предстоит страдать! Страдать от брезгливых, косых взглядов. Люди порой бывают так жестоки. А Миша не лукавил, когда говорил, что с радостью поменялся бы с ней местами. Ему то наплевать, как на него смотрят и что думают. Лишь бы Вера была рядом. А она бы его не бросила, случись подобное с ним, в этом он был уверен.
Михаил сделал несколько глубоких вдохов и снова побежал вниз по лестнице. Предстояло выйти на улицу и помахать Вере сидевшей возле окна. И, ни в коем случае она не должна заподозрить, что ему тоже больно.
Когда пришел домой Мишка разделся и сразу направился в свою комнату. Есть ему не хотелось, он перекусил печеньем у Веры. Нужно зубрить конспекты. Как же тяжело ему дается эта учеба, кто бы знал! Если вначале Вера была рядом, все ему объясняла, можно сказать - тащила за уши, то теперь ей было не до этого и приходилось грызть этот гранит науки самому. А грызть надо! Он обещал Вере учится, значит будет учиться и закончит этот проклятый медицинский. Учить конспекты Мише не дала мама. Наталья Викторовна заглянула в комнату сына и сказала:
-Мы с отцом хотим с тобой поговорить. Идем в зал.
Парень отложил тетради и, предчувствуя недоброе, поплелся за матерью.
Анатолий Леонидович был необычайно хмур. Он сидел на диване скрестив руки наа груди. Даже телевизор, работающий в этом доме сутками, был выключен.
-Ну, понятно, - вздохнул Мишка. - Вы опять за старое. Хотите о Вере поговорить.
-Да хотим! Хотим, и что? - прикрикнула Наталья Викторовна. - Ты наш единственный сын и мы имеем право вмешиваться в тою жизнь. Мы обеспечиваем тебя всем, оплачиваем твою учебу и хотим тебе счастья. А какое может быть счастье рядом с этой уродиной? Она же из дома выйти не сможет!
-Не смей так называть Веру, - заорал на мать Мишка.
-А ты не смей орать на мать, - вступил в разговор Анатолий Леонидович. - Она все правильно говорит. Твоя Вера и раньше была не красавица. Мы всегда были против ваших отношений, но смирились. Ладно, думаем, девчонка страшненькая, но хотя бы умная. А ведь у неё и отца нет. Её мать нагуляла от заезжего молодца. Мы и на это глаза закрыли. Но сейчас, сам подумай, какая у тебя может быть жизнь рядом с ней?
-Пап, а ничего так, что это я виноват, в том какой она стала?
-Ты это сделал не специально и хватит уже об этом. Я выбил им с матерью комнату в общежитии. Эта комната по стоимости ничем не отличается от их сгоревшей халупы. Я совал деньги врачам, пока Вера лежала в больнице. За ней был лучший уход и лечение. Но, это все, что я мог сделать. Мы будем и дальше помогать им, только расстанься с ней. Я тебя прошу.
-Я в тысячный раз вам повторяю - этого не будет. Я Веру не брошу. И не потому, что виноват в её увечье, а потому что люблю её. Только с ней рядом мне хорошо. Когда вы это поймете? А вы слышали что-нибудь о пластических операциях? Известные люди их делают уже давно. Нам это недоступно, но когда-нибудь я накоплю достаточно денег. Или же сам... Не зря же я остался учиться в медицинском!
-Хвати пороть чушь. Какие ещё пластические операции? Ты же сам понимаешь, что это нереально. Лицо Веры настолько обезображено! Это тебе не брыли подтянуть, как Гурченко делает.