- Ну, что делать то будем? - спросила Люба и подняв блюдечко, отхлебнула чай.
Ее собеседница, которая, кстати, до настоящего момента ни слова ни проронила по главной теме, а только сказала, как обронила, несколько обычных фраз по поводу чаепития, пожала плечами и уставилась на Любовь такими глазами, что очень захотелось ей немножко так наподдать, чтобы головушка, как говориться, на место встала!
Разговор должен был состояться на веранде, искусно созданной более полувека назад из светлой, золотисто-рыжей древесины. Веранда эта опоясывала дом ровно наполовину и выходила на ту сторону, где через лужок и неширокий родник (который, впрочем, многие местные считали за полноценную мини-речку) темнела полоска соснового бора. Веранда была открытой и по случаю летней хорошей погоды тут и были выставлены стол и стулья. Погода, кстати, просто стояла замечательная! До этого неделю хлестали косые, стылые ливни, более подходящие для сентября, чем для июня. Теперь же почти сутками (кроме, естественно, положенных часов ночи) светило солнце и старожилы деревни Большие Мишки подумывали о том, что так и пекло летнее может начаться и придется тогда урожай поливать, поливать и поливать…
Стол, за котором сидели двое людей — женщины возраста постарше и помладше, был застелен не клеенкой, а полноценной льняной скатертью с вышитыми у кромки подсолнухами. Посреди стола стоял самовар. Не какая-то там современная подделка, а всамделишный, то есть сделанный еще в начале прошлого века, но вполне, вполне рабочий. Были тут еще вазочки с вареньем, миска с баранками, тарелка с жареными пирожками… В общем, Люба не поскупилась на угощение. Которое, вообще то, изначально для нее одной предназначалось.
На скамейке, стоявшей чуть поодаль тут же на веранде, свернулся клубочком и урчал рыжий пушистый кот. Чай был крепким и ароматным. Погода — замечательной! Но разговор не клеился. Наверное, подумала Люба, это просто люди такие бывает — им все по жизни не так, они по природе своей неспособны ни с кем ужиться и от этого и окружающие страдают и сами они мучаются. Сама Любовь считала себя прямо противоположным человеком. Она родилась и выросла в этой деревне, потом, после школы, уехала в город, чтобы получить образование и вернувшись, стала работать в библиотеке, где, между прочим, бывали читатели не только из Больших Мишек, но и из соседних деревень, потому что там же, благодаря энтузиазму заведующей, открыли эдакий книжный клуб — в котором собирались, чтобы обсудить прочитанное, новинки литературы, а то и в настольные игры сыграть.
Особа, сидевшая напротив Любы, была младше ее более, чем на два десятка лет, а еще — пониже на голову и вообще они вместе со стороны смотрелись как дуб и березка стройная, как тигр уссурийский и лесная трепетная лань.
- Ну, так что ты надумала? - повторила иначе тот же вопрос Люба. Отхлебнула еще чай, подвинула молчаливой собеседнице вазочку с вареньем. - Крыжовенное.
…Если бы кто-то еще полгода назад сказал Марине, что она узнает нечто ужасающее о своем происхождении, а потом срочно уйдет в отпуск по семейным обстоятельствам из фирмы, в которой мечтала работать со студенчества и где у нее строилась блестящая карьера, а потом еще почти за тридевять земель, чтобы разбираться с вновь обретенным имуществом, то она бы просто рассмеялась этому человеку в лицо и сказала, что ее с кем-то наверняка перепутали, потому что у нее в жизни все известно, ясно и вообще благополучно. Но жизнь сделала неожиданный поворот, эдакий головокружительный кульбит. Как будто раньше была это тихая карусель с лошадками, крутящимися под мелодичную музыку бродячего цирка, а оказалась Марина внезапно — на американских горках, где теперь неслась с поднебесной высоты вниз под скрежет своей кабинки о рельсы!
Просто однажды мама сказала, что ей с Мариночкой надо серьезно поговорить. И мама при этом такой бледной была, почти серой, что Марина подумала, что у нее обнаружили какую-то страшную болезнь! Но все оказалось иначе. И Марина, которая, вообще то, на работу собиралась, внезапно узнала, что ее отец, он не погиб в дальнем рейсе, как моряк дальнего плавания, в шторм попавший. То есть, он погиб, но не двадцать лет назад, а вот буквально пару месяцев назад и был он не моряком отважным, а просто — работягой из какой-то деревни Большие Мишки, с которым у ее мамы случился внезапный и краткий роман, когда отец в город приезжал зачем-то.
- Он был хорошим человеком, - сказала мама, отводя взгляд. - Просто не для семейной жизни. Он одинокий всю жизнь прожил. Мы не бедствовали и я на алименты даже не подавала, я хотела сама тебя вырастить. Дочка, прости!
У Марины в процессе разговора зазвонил телефон — это начальство интересовалось, как там она, уже в пути? А то в конференц-зале уже начали собираться! Но Марина даже на звонок не ответила. Потому что она была, мягко говоря, в шоке.
- А кто еще знал? - спросила она.
- Бабушка и дедушка, - ответила мама. - Тетя Лена, дядя Витя…
Она перечислила еще несколько имен и картина прояснилась еще более мрачными красками — выходило, что от Марины правду скрывали те люди, которых она считала самыми близкими.
- А разве у меня не было права знать, что у меня есть отец? - спросила она.
Мать пожала плечами и горько разрыдалась. Стала говорить, что тот человек для нее ничего не значил и что она вообще ему… Она ему вообще ничего не сказала! Марина грохнулась в шок второй раз.
- То есть, он меня не бросал, он про меня вообще не знал?
- Нет, - ответила Елизавета. - Я думала, так будет лучше…
- Понятно, - кивнула Марина и медленно поднявшись, на нетвердых ногах пошла в коридор — телефон разрывался от звонков и начальство уже слало сообщения с вопросами — а жива ли там вообще Марина?!
Как во сне прошла первая половина дня на работе. Марину несколько раз спросили, не заболела ли она? Потом начальство, а это был мужчина и весьма симпатичный во всех планах, но у них с Мариной никогда не было даже намека ни на какую романтику (потому что он давно и прочно и счастливо был женат), вызвало ее к себе и начало говорить, что вот, грядет расширение отдела и она, Марина, может там занять…
- Мне надо уехать, - выпалила Марина. - У меня отец нашелся. Но он уже умер. А я не знала, что он жив был столько лет. Мне надо поехать и… Понять все.
Начальник замолчал и очень внимательно, долго на нее посмотрел. Потом кивнул.
- Хорошо, езжай. Две недели хватит?
- Я не знаю, - честно ответила Марина, которая не была уверена даже в том, что ей надо ехать.
Мама говорила, что это сложный вопрос. И что она сказала о его гибели потому, что это, ну, как-то не по людски было бы и дальше молчать… И потом, у него там, кажется, солидное наследство осталось и соответственно, Марина имеет право… Но наследство Марину интересовало меньше всего. Она просто вдруг испытала острую, какую-то непреодолимую потребность понять, а как же так вышло… И поняла, что должна поехать туда. На похороны не успела. Мать не сказала ведь раньше, вовремя… Но теперь хоть на кладбище сходить оставалось. Долгие часы в поезде, потом — автобус и вот, перед ней выросла деревня Большие Мишки. Когда-то, лет сорок назад, это было место очень известное — тут в окрестностях располагалось аж два колхоза. Потом, в девяностые, естественно, все круто переменилось, но Большим Мишкам повезло не присоединиться к тем деревням, в которых все в упадок приходило. Один колхоз перестал существовать, а на месте второго — выросло кое-что от крупного агрохолдинга. Еще тут были лесопилка и рядом совсем — райцентр с портом, куда заходили корабли грузовые, шедшие по реке. А еще летом в Больших Мишках появлялись отдыхающие — потому что вблизи пролегал популярный туристический маршрут с живописными видами и хотя большая часть путешественников останавливалась на базе отдыха, принадлежащей этой турфирме, кое-кто селился и у местных, которым такая подработка была очень кстати.
Марина, пока добиралась сюда, немножко отряхнулась от первой волны стресса и уткнувшись в смартфон, узнала всякую информацию про Больших Мишек. И даже списалась с семейной парой — Борисом и Галей, которые устроили в своем огромном доме мини-гостиницу для туристов. Марина туристом не была, но номер, естественно, для нее забронировали и он оказался не плох. С дороги Марина решила прилечь отдохнуть… и проспала до следующего утра. Проснулась не выспавшейся и голодной. Наскоро перекусила, чем угостили хозяева — постояльцев кормили сами, с домашней кухни и фермерскими, как говорится, продуктами. А потом отправилась по нужному адресу.
О том, как вообще жил этот мужчина, оказавшийся отцом Марины и о том, что он погиб, стало известно от одного дальнего родственника Елизаветы, который был капитаном корабля одного и заходя сюда, как и во многие иные населенные местные пункты, естественно, знал все местные новости.
- Добрый день, - сказала Марина, когда ворота ей открыла полная, кудрявая рыжеволосая женщина в цветастом платье. У ее ног крутилась собака. Слишком крупная для таксы и слишком длинная, слишком низколапая для всякой другой породы. - Александр здесь жил?
- Здесь, - кивнула Марина. - Вы от Семеныча? Так я же передавала — за медом надо приходить через…
- Нет, я не за медом! - выпалила Марина и почувствовала, что сейчас расплачется. - Я его дочь.
Женщина замерла, как будто в статую превратилась. Только платье ветерок колыхал. Собака, видимо, почувствовав настроение, тихонько заворчала на незваную гостью.
- Какая еще дочь? - отмерла Люба. - Не было у него никакой дочери.
- Была, - бесцветным голосом ответила Марина. - Просто он обо мне не знал. А я о нем не знала… Мне мама рассказала только недавно. И я…
- Ну ка, - Любовь отступила и сделала жест рукой. - Проходи! - она торопила гостью и теперь тревожно косилась по сторонам — будто опасалась, что у такой шокирующей новости обнаружатся свидетели.
Марина послушно ступила за ворота. Дом Александра стоял на самой окраине деревни и даже на некотором удалении от нее. Добротный и большой, он был окружен небольшим фруктовым садом с яблоневыми, грушевыми и вишневыми деревьями, а также имел полагающийся всем деревенским хозяйствам огород, цветник под окнами… Живности тут не было за исключением собаки и кошки — яйца, мясо и молочное Александр по необходимости покупал у соседей. Впрочем, живность все-таки была… Но она выходила за видовые рамки того, что обычно содержали в деревне. Это были пчелы, а Александр при жизни — был пасечником.
Люба проводила Марину в дом, точнее — на веранду. Она как раз собиралась пить чай… Одна. Но делала это она всегда солидно и со вкусом.
- Руки мыть вон, - указала Люба на рукомойник на стене, на полочке при котором лежал кусочек земляничного мыла.
- Спасибо, я не голодна, - сказала Марина, присаживаясь на краешек стула.
- Ну, что делать то будем? - спросила Любовь, когда формальности по теме чаепития были улажены (то есть когда она раз сто чисто из вежливости предложила всем угощаться).
- Я не знаю, - вздохнула Марина. - Я просто должна была приехать… Не знаю, почему.
- Зато я знаю, - собственного приготовления ароматное земляничное варенье вдруг перестало быть для Любы таким аппетитным. Потому что она чуяла — над головой собираются тучи. - Ты за наследством приехала, так?
- Что? - округлила глаза Мариночка. - Нет! То есть, мама что-то такое говорила…
- Ага! - Люба наставила на нее указательный палец. - Значит, все-таки за ним!
- Послушайте, а почему вы со мной в таком тоне разговариваете?
- В каком?
- Как будто обвиняете…
- Да кто же тебя обвиняет, милая? - развела руками Любовь. - Оно само так получается! Смотри, годов так двадцать с хвостиком от тебя ни слуху, ни духу, мать твоя не являлась тут, а теперь, стоило Саше помереть, так примчалась! С чего бы, интересно?
Марина не обиделась. Она даже как бы могла понять реакцию Любы на себя. И поэтому она кратко передала ей разговор со своей матерью.
- Вот так все и было…
- Складно говоришь, - вроде бы спокойно произнесла Люба, но взгляд ее излучал ту же настороженность, которую может излучать сторожевой пес, если среди ночи на участок заберется некто и будет уверять, что он ничего такого, он просто тут мимо проходит!
- А вы, простите, кем Александру приходитесь? - спросила Марина. - Вы его жена?
- Была бы жена, так кольцо бы носила, - с прищуром ответила Любовь. - У нас тут, не то, что у вас, как попало на это смотрят… Нет, милая, я ему не жена, а лучший друг была! И что-то мне подсказывает, что если бы у него однажды лялька народилась, то он бы от меня такого не утаил!
- Я ведь вам уже объяснила, - вздохнула Марина. - Мама говорит, что он не знал и…
- А сейчас, как удобно, как интересно, просто как в кино, все ты узнала и прилетела! - всплеснула руками Люба. - Чтобы рассказать мне, как любишь отца и как тебе интересно, чем он тут жил?
- Я не могу сказать, что люблю его, - Марина сидела, выпрямившись до боли в спине и чувствуя эту неприязнь так, как если бы возле нее кружила, собираясь ужалить, оса. - То есть, я любила отца, всю жизнь скучала по нему… Потому что думала, что он умер давно, что он у меня моряк дальнего плавания! Я и подумать не могла, что он все эти годы… Был жив и что я… Могла бы с ним увидеться… И еще… - Марина не привыкла реветь при посторонних. Но тут слезы потекли, будто краник открыли. - Я не хочу наследства! Это мама мне сказала. Не знаю, зачем, мы как бы не бедствуем… Но вы поймите меня! Я просто… Да, я приехала! Потому что хочу хоть что-то о папе узнать!
Любовь смотрела на нее очень внимательно и долго. Выражение ее лица, взгляд, менялись.
- Ладно, не реви, - сказала она. - Не реви! Я тебя обижать не собираюсь. И раз ты приехала к отцу, хоть и нет его уже… И раз ты чай пить не хочешь. Вставай, идем!
- Куда? - спросила Марина, вытирая лицо бумажным платочком.
- Для начала — на кладбище.
Марина была признательна Любе за то, что на кладбище ни о чем не говорили и она могла просто стоять у оградки и под шелест берез, тихий щебет каких-то пташек, смотреть на фотографию человека… Да, вот так она и узнала, как выглядел ее отец. Фотография была сделана явно в молодости Александра, он улыбался на ней и казался таким жизнелюбивым! Марина вдруг поняла, что хотя чувства эти, наверное, дурные очень, но ее сейчас душит волна обиды пополам со злостью и направлено это на собственную маму, которая, видите ли, решила, что так для Марины лучше будет и лишила ее возможности расти с отцом или хотя бы знать его, видеться с ним иногда! А родственники? Никто из тех, кто знал тайну, не додумался, выходит, что это может быть неправильно? Марина тяжело вздохнула. Плакать хотелось, но слезы как кончились. Наконец, она и Любовь пошли обратно.
И наконец Люба заговорила. Обстоятельно, не упуская важных деталей, она рассказывала о том, чем жил Александр — что с конца девяностых он занимался этим делом, а ремеслу пасечника научился еще у своего деда, а тот — у своего.
- Мед в город скупают, хорошо продают, дорого, - сказала Люба. - А только все равно дела плохи.
- Почему? - спросила Марина.
- Кредит взял по глупости. Пчелы в том году заболели. Ветеринар наш местный только руками разводил — непонятная, мол, инфекция! Александр и вызвал из города специалиста. Ага, специалиста! Мастера деньги вытягивать. Пчел половину потерял, да и еще и уплатил за лечение столько, что двести тысяч пришлось брать кредиту… Потом лето не лучшее было — мало пчелы меду собирали, да и непросто с новыми было… В общем, к наследству сейчас и долг прилагается. Так ты не думай, - она метнула в Марину многозначительный взгляд. - Что он тут деревенский миллионер! Зажиточный был мужчина, да, но не так, чтоб очень.
- А родные у него есть?
- Есть, но дальние. Дальше тебя, - вздохнул Люба. - Только… Надеюсь, они заявление на наследство подавать не станут!
- Почему?
- Да потому что они в пасечном деле ничего не смыслят и думается мне, сразу все распродавать начнут за копейки, лишь бы выгоду шустро собрать! Такие вот люди… Но, может и не подадут.
- То есть, Александр не оставил завещания?
- Оставил, - кивнула Люба. - На Петра. Это… Как бы тебя объяснить то? Воспитанник это его как бы! Был раньше Петька-дурачок, пока с родителями пьющими жил, а потом, в десять лет стал к Александру бегать. Ну, тот его угощал медом, сотами, вообще подкармливал и вообще не давал пропасть… Куртку там на осень, ботинки новые, к школе собраться. И представляешь, изменился Петя! Заикаться перестал, в школе стал хорошо учиться, вообще, как подменили парнишку! Саша, он же всю жизнь мечтал, чтоб семья была и дети. Но не встретилась ему женщина такая, чтоб сошлись характерами, понимаешь?
- Понимаю, - согласилась Марина.
Она могла бы поклясться, что из брака ее матери и Александра не вышло бы ничего хорошего. Просто так казалось на каком-то инстинктивном уровне. Но при этом же Марина почему-то не сомневалась в том, что Александр мог бы стать хорошим отцом. И получается… Он им стал в какой-то мере — взяв под покровительство этого Петю.
Люба, пока шли через поле петляющей тропинкой, продолжала говорить. О том, что потом Петр съездил в город, где выучился на тракториста и теперь вот работает на агрохолдинг и поскольку есть у него еще и собственный трактор — помогает деревенским за умеренную плату. И на пасеке тоже бывал постоянно, пока Александр был жив. И теперь вот там хлопочет…
- Да, нелегко ему придется, - вздохнула Люба. - Долг то на него пойдет, если наследство примет. А как не принять? Тогда же пропадет все! Вот такие дела… Вот и думай — а надо тебе все это? И если ты отца, говоришь, так уж любила, то как ты, чего ты хочешь? Пасека, она же не просто вещь. Это и память о человеке… Это и животные живые, между прочим, пчелы то! В общем, такие дела! И что ты теперь делать собираешься?
Под разговор дошли до деревни.
- Не знаю, - ответила честно Марина. - Мне до сих пор иногда кажется, что я сплю, но сейчас проснусь и все будет как раньше — знакомо, понятно и просто. Но… Мне не хочется просыпаться. То есть, я не жалею… Что узнала обо всем. Только мне сейчас нужно принять правильное решение.
- Принимай, - сказала Люба и прищурилась. - Ладно! Пойду я. Дела… А ты, если хочешь, то заходи завтра с утра, часов в восемь. С Петром познакомишься. И вот еще, - окликнула она уже уходящую Марину. - Ты сильно то про все не болтай. Ладно? Люди у нас хорошие, а только зачем пересуды, верно? Если будут спрашивать, чего к нам ходишь, скажи, что о поставке меда договориться хочешь.
На следующий день Марина пришла, как договаривались. Люба была дома, она, как поняла девушка, вообще сюда переселилась после смерти Александра. Люба повела ее на пасеку и там представила молодому человеку. На вид он был чуть младше Марины, но еще он был выше ее на голову. Широкоплечий, волосы каштановые, а глаза — синие. Ясно было, что Любовь заранее рассказала о Марине. Петр никак не высказался о том, что она вот так внезапно появилась тут, вместо этого — стал рассказывать о жизни пасеки. И вообще то, сперва Марине тут было очень боязно — ведь пчелы то могли ужалить! Но потом она успокоилась и даже, надев специальный защитный костюм, посмотрела на них поближе. Петр оказался улыбчивым, простым, дружелюбным молодым мужчиной. Он не жаловался, но обстоятельно рассказал о том, что сейчас дела идут не очень, но есть у него вот такие конкретные планы все исправить… И он подтвердил, что да, он хочет владеть всем этим. Потому что этого бы хотел и Александр.
- Я не стану никак вам препятствовать, - под конец беседы пробормотала Марина.
Потом Люба уговорила ее остаться на обед и не желая показаться невежливой, Марина согласилась. Потом — еще задержалась, потому что Любовь достала фотоальбомы и стала показывать их, рассказывая про жизнь Александра. И эти минуты и часы показались Марине самыми прекрасными за последние дни!
А вечером… Вечером позвонила мама. Марина начала было ей рассказывать о том, что узнала про Александра, Любу и Петю, про всю здешнюю деревенскую жизнь, а она… Перебила и сказала, что нужно обсудить действительно важное! Оказалось, что Елизавета уже вовсю ходила по юристам и получала консультации о том, как можно было бы получить наследство, потому что она уже успела узнать, что все это — дом, пасеку, землю, можно выгодно продать!
- Квартиру тебе купим, - делилась планами Елизавета. - На море свозим Григория…
Григорием звали двоюродного племянника Марины — ему было всего пять и мальчик страдал от астмы. Свозить его на море, конечно, было бы благородным делом, потому что его родители не потянули бы такие расходы, но Марина не была готова ради такого… В общем, она завершила разговор, сославшись на то, что очень устала и попросила маму не звонить ей несколько дней. И после этого разговора такое неприятное чувство возникло — будто испачкалась в чем-то!
В следующие несколько дней Марина очень много времени проводила на пасеке и вообще в обществе Любы и Пети. Они разговаривали об Александре и обо всем на свете. Они вместе катались на речке и сходили в лес за земляникой. Любовь как раз затеяла в доме большую уборку и разбор всех вещей, принадлежащих Саше и Марина ей в этом активно помогала. И про каждую вещь Люба могла что-то да рассказать, вспомнить какую-нибудь связывающую ее с Александром историю. И постепенно портрет отца оживал в воображении Марины. Она понимала, каким он был человеком…
А потом она приняла решение. И вернулась в город. На работе восприняли положительно то, что Марина отсутствовала ровно столько, сколько договорились и то, что она, несмотря на сложные семейные обстоятельства, активно включилась в работу. Время летело…
Если мама заговаривала с ней, то Марина отвечала все время одно и то же — что до времени, когда можно будет по сути распоряжаться наследством еще есть время и соответственно, поговорят они обо всем позже, а пока у нее полно других дел. А потом…
- Дочка, а вот Филиповы квартиру покупать собрались, - завела Елизавета разговор о дальних родственниках. - Ты же там на ипотеку откладывала. Может, добавишь? Они потом вернут, обязательно! Вот выйдет Леночка из декрета и тогда…
- У меня денег лишних нет, мам, - сказала Марина.
Недавно она была в банке и там одобрили кредит на квартиру под поручительство начальника фирмы, у которого Марина была на очень, очень хорошем счету.
- Как же это? - удивилась Елизавета. - Ты же сама говорила…
- Говорила. Но потом я все, что свободное было, отдала.
- Куда? - Елизавета даже присела — у нее колени ослабли от волнения.
- Нужно было помочь Петру и Любе, - ответила с улыбкой Марина.
- Что? Кому? А при чем тут…
И тогда Марина все рассказала. Что она часть своих денег накопленных, немалую часть, отдала Петру, чтобы он, вступая в наследство, мог долг Александра закрыть и вообще о пасеке и доме получше позаботиться. Марина объяснила, что она не стала подавать на наследство по той причине, что отец ее вообще не знал и был у него уже родной человек, который имел на пасеку и прочее все моральные права.
- Что? Как ты… Да как ты могла?! - Елизавета очень возмущена была поступком дочери.
И не только тем фактом, что она решила отказаться от всего, но и еще больше тем, что она в одиночку приняла такое решение и вообще решила помогать чужим людям…
- А они уже не чужие мне, - улыбнулась Марина. - Не надо, мама! Давай не ссориться, ладно? Ты всю жизнь от меня папу скрывала… И с чего я обязана теперь перед тобой отчитываться?
Вскоре Марина переехала в ипотечную квартиру. И она уже знала, куда поедет в следующем году в отпуск — в деревню Большие Мишки. Там ее ждали новые друзья — Люба и Петр. Марина не только помогла материально, но и решила, что ее знания и опыт могут помочь улучшить торговлю продуктами пчеловодства. Петр сказал, что в таком случае, она также будет получать некоторую часть прибыли от пасеки! А еще он, совсем осторожно так, однажды поинтересовался, а как там у Марины с личной жизнью? Она ответила, что пока никак. Но Петр ничего такого романтического не предложил. И Марина была ему за это признательна — потому что некоторые события в жизни лучше не торопить и позволить им идти своим чередом…
Марина поняла, что маму она со временем совсем сможет простить… И даже теперь ее жаль, потому что, возможно, скажи она все Александру… Кто знает? Быть может, у них все-таки был бы шанс на счастливую семью и долгую жизнь в любви?
Автор Антонова Р.
