Андрей Михайлович третий день, как приехал в родные места, как он сам думал, умирать. Долгие годы работал на севере в ужасных условиях. Приходилось часами стоять в резиновых сапогах в ледяной грязи. Злющий ветер тундры пронизывал насквозь. Да и в бытовке не сразу согреешься, пока натопишь печь дровами, уже и есть перехотелось. А все эти проклятые деньги. Жене все мало было.
Поехал-то он туда, чтоб заработать на квартиру. Жили в то время с тещей, ютились в двухкомнатной, а тут сосед вернулся с Севера и сразу купил себе жилье. Ну и начала его Светка ныть, как тесно ей. Хоть и мать родная, а две волчицы в одном логове не живут. Пошел на уступки. Представлял, конечно, что его ждет на буровой, но желание иметь собственное жилье пересилило.
Первый год два раза вырывался к жене, к детям, в первый класс дочку провожал и на Новый год. На квартиру заработал, захотелось машину. А там и дети подросли, учить их надо… Вот так и задержался на двадцать лет.
Когда вернулся, Светка уже жила с другим мужчиной. Андрей знал об этом. Еще мать была живая, звонила ему. И он жил с женщиной, большей частью из-за того, чтобы находиться в человеческих условиях. Всегда тепло, уютно, горячий ужин на столе, и банька натоплена. Чего еще надо мужику?
Но климат или условия труда подорвали его здоровье. На первом же обследовании доктор ему сказал?
- Тебе, дружок, на большую землю надо, этот климат тебе не подходит. – Но все-таки год Андрей еще проработал, чтоб иметь северные и получить большую пенсию.
После возращения первое время жил у старшей дочери, она и таскала его по врачам. Месяцами валялся на больничной койке, а выздоровление не приходило. Грудь как болела, так и болит, ночью часто перехватывает дыхание. Андрею кажется, что это его последний вздох.
- Вези, Алла, меня в родительский дом. Если помру, то на месте, и постоянное мое пристанище там недалеко. А тут сколько колготы тебе со мной. Я уже пожил, одна дорога у меня…
Алле надоели уже эти речи отца.
- Выведешь из терпения, точно же увезу. Только кто тебе там печку будет топить? Замерзнешь. Кататься туда-сюда мне некогда, да и путь неблизкий. – Надоел он своим нытьем дочери, а, может, уже чувствовал приближение конца. Алла и привезла отца в родовое гнездо. Пришлось с неделю им с мужем потрудиться, чтоб дом привести в порядок, заготовить дров…
Лежит он на железной кровати за печкой, на излюбленном месте матери, а умирать-то расхотелось. Он в до боли родном доме, ему кажется, что он и сейчас пахнет свежеиспеченным хлебом, потому что мать до последнего пекла его в русской печи. А они, четыре брата, еще от горячего отламывали куски и запивали молоком. Ему и сейчас кажется, что слаще той еды, он ничего не пробовал…
- Есть кто живой? – Андрей Михайлович приподнялся на подушке и стал поглядывать на открывающуюся дверь. Алла запретила закрываться.
- Здесь воров нет, все друг друга знают, да и брать у тебя нечего, кроме бабушкиных икон, но они никакой ценности не представляют…
Мужчиной охватил страх, сразу глянул в угол, где стояли три иконки…
- Вот тебе и нет воров.
Дверь распахнулась, и вместе с ворвавшимся холодным воздухом вошла пожилая женщина.
- Спрашиваю, дома есть кто? – Андрей Михайлович отодвинул занавеску.
- Есть, - слабым голосом ответил он. Старушка прошла, взяла табуретку и подсела ближе.
- А я вечор иду от своих, гляжу: свет горит. Сначала думала, что показалось. Пригляделась, точно лампочка светится. Войти побоялась. Ты кто есть?
- Андрей Мелихов, младший сын.
- Андрей? А я Груша, может, помнишь? А ты чего решил вернуться?
- Да хворь одолела, врачи уже отказались от меня. Решил последний раз подышать родным воздухом.
- Не нравится мне твое настроение. Чего так рано засобирался на тот свет?
- Время подходит, я бы, может, еще пожить хотел, да, видно, не судьба.
- Ты эту дурь выбрось из головы, старое дерево скрипит да живет, а вот молодые раньше времени уходят, это плохо. Не раскисай, мы с Евдокией завтра придем к тебе, она у нас травница, или как мы ее зовем между собой, знахарка. Вмиг поставит на ноги…
- Твои слова да богу в душу. – Около часа баба Груша втолковывала Андрею, чтоб он забыл о своих болячках. Уходя, чуть ли не приказала:
- Ты, Андрей, подымайся, нечего вылеживаться, потихоньку выходи на лавочку.
Женщина ушла, а он предался воспоминаниям. Вспомнил Грушу, бедовую девку, она лет на десять его старше, но они, мальчишки, все равно заглядывались на нее, на ее русую косу до пояса. Вспомнил Андрей ее свадьбу, когда она выходила замуж за местного кузнеца… из раскулаченных. Они с братьями ловили конфеты, которые бросали через головы молодых, ох, какое беззаботное было время…
Включить бы старенький телевизор, но не дойдет, сил не хватит. А если попробовать? Сел, спустил ноги на пол, встал, опираясь на гредушку. Ноги слушаются. Так по стенке и вошел в зал. Первая победа над собой, над своей ленью увенчалась успехом.
На следующий день так же, но только опираясь на черенок от лопаты, доковылял до скамейки. Какая красота, а маленькая береза около двора вымахала, стала такой же старушкой, как и он. Да, стоило ему вернуться домой. Вроде, как и сил прибавилось. Мимо проходят люди, и все с ним здороваются, а он никого не знает. Но на душе становится веселей от этих приветствий.
А вот этого мужчину он узнал. Это Гришка, с которым в школе не ладили, а потом сдружились. Вместе ездили на стареньком «Урале» в соседний поселок к девчонкам.
- Он, по-моему, потом и женился на Катьке, сейчас спрошу, - и окликнул старика.
- Григорий! – пожилой мужчина приостановился, посмотрел в сторону, откуда донесся голос.
- Прости, не угадаю, кто такой, - и стал присматриваться.
- Андрюха я, Мелихов. – Мужчина направился прямо к нему, и старые приятели обнялись, опять начались воспоминания. Ох, уж эти молодые годы, взбудоражили память стариков. Они забыли про все, что их раньше беспокоило.
- Ты хоть раз вспомнил Любку? – Андрей, конечно, помнил свою первую любовь, много раз вспоминал, когда на душе было муторно. Да время вспять не поворотишь. – А она долго замуж не выходила, все тебя ждала. А уж когда ты со своей женой заявился, тогда и вышла за Семена, вдовца, с двумя детьми. А она же еще живая, шустрая такая бабенка.
- Поглядел бы я на нее…
- Я тебе организую встречу. Катерина моя пойдет в магазин, у них там сходка, часами болтают, Любка завсегда в их компании…
Андрей ехал сюда жить отшельником, а получилось наоборот, ему просто скучать некогда. Засыпал он этой ночью уже в зале, перед телевизором.
С утра его разбудил шепот за тонкой перегородкой. Голос Груши узнал, а вот второй нет. Скорей всего Евдокия, именно ее хотела привести старушка. Он выглянул.
- Проснулся? А я тебе местного доктора привела да пирожков с капустой принесла, в обед щей налью, не дело жить на какой-то лапше да сухой картошке. Так ты никогда не поправишься.
Евдокия заставила Андрея натощак выпить какого-от отвара. Он немного поморщился от горького привкуса.
- Это от чистотела, он придает горькость, но трава полезная, там еще травы, которые должны вдохнуть в тебя силу.
С тех пор Андрей стал опекаемым всеми жителями. С утра до вечера к нему не пустела народная тропа. А вот Любы не было. Да и Григория что-то не видно, несмотря на то что пожилой мужчина целыми днями сидит на лавочке, пропустить не должен.
- Груш, а Гришка куда подевался?
- Он у нас в городе, операцию будет делать на глаза, какая-то квота ему пришла.
- В семьдесят лет? Он что очумел?
- Это ты на себя махнул рукой, а Григорий молодец. Он еще и на бабенок помоложе заглядывается, Катька его жаловалась…
- Да вы ерунды-то не говорите, что у вас черт знает что на уме…
- Сейчас только Любаша придет, и у тебя кровь взыграет, - Груша смотрела в глаза Андрею с какой-то усмешкой. Мимо окна кто-то прошел. – А вот и она. Легка на помине. Ну вы тут разговаривайте, а я вечером буду идти к своим занесу поесть что-нибудь.
Люба несмело заглянула в приоткрытую дверь.
- Гостей принимаете? Или уже надоели? – Вот она Люба, которую он раньше обнимал, целовал, называл Дюймовочкой… Эта розовощекая хохотушка часто снилась ему ночами.
- Люба, не поверишь, но рад увидеться, - по-старчески поцеловал ее руку и пригласил в зал на диван. Из той девушки она превратилась в изнуренную запуганную старушку. И он понял, что жизнь ее не баловала.
- Своих детей у меня нет. Воспитала, подняла на ноги детей Семена, женила, все честь по чести. А старший, Витька, запил, жена его выгнала, он и вернулся ко мне. Только плохо мне, трезвый – грубо со мной разговаривает, а пьяный и замахнуться может. Да у них другого примера не было. Что они видели от отца? Ругань, драки, иногда вместе с ними убегала из дома… Устала я от такой жизни, - сказала Люба в заключении.
Теперь уже Андрей стал вселять в нее надежду, что жизнь прекрасна. Проснулся, уже хорошо. Солнце светит – улыбнись ему…
- Чему улыбаться, дорога моя пуста и жизнь беспросветная.
- Люба, но не получилось у нас с тобой по молодости, переходи, я тебя никогда не обижу, пусть твой пасынок один живет.
- Ты думаешь, он оставит меня в покое? Деньги на выпивку брать негде. Вот и трясет меня каждый день.
- А давай попробуем. Я же все-таки мужик, и силы у меня прибавляются, благодаря отварам Евдокии. Неужели я не смогу тебя защитить? Да грош цена мне тогда… - Люба застыла в нерешительности. Потом поняла, что это единственный выход остаться живой.
- Пока мы живы, все можно поменять к лучшему.
Вот так воспрял душой и телом человек, который приехал умирать в родительский дом.
