Жизнь пенсионерки в селе

В начале октября город пропах мокрыми листьями и постоянным дымом. Осень пришла резко, без предупреждения: с серым небом, колючим ветром и лужами, в которых отражались косо повисшие фонари. Ирина шла с работы домой короткой дорогой через двор типовой пятиэтажки, где когда-то играли они с Кариной, с сестрой-близняшкой, неразлучные, а потом чужие, почти враги. Под ногами шуршали листья, и в этом шорохе будто ей слышался чей-то голос. Домой Ирина пришла, как всегда, к шести. Разделась у двери, поправила галстук кота на магните на холодильнике и включила чайник...

Утро, в которое Маргарита собрала вещи, было на удивление ясным. Голубое небо над городом казалось насмешкой, таким безоблачным оно не было ни разу за все пятнадцать лет её брака. Солнце било в окна, как назло освещая синяк на скуле и разбитую губу. Дочка, семилетняя Катя, молча сидела на краю дивана, держа в руках своего зайца с оторванным ухом. — Мам, а папа нас найдёт? — спросила Катя тихо, словно проверяя, можно ли сейчас говорить вслух. Маргарита опустилась рядом и прижала дочь к себе, ощущая, как дрожит её тонкое тело под футболкой...

Ольга проснулась от звона трубы в ванной. Был понедельник. На кухне прохладно, из окна дул сквозняк, хотя она ещё накануне вечером плотно закрывала форточку. Газовая плита капризничала, огонь вспыхивал лишь с третьей попытки, и только после долгого щёлканья спичками. Поставив турку, Ольга отодвинула в сторону занавеску, глянула во двор: пусто, как всегда. Ни детских голосов, ни соседских разговоров, почти весь дом уже съехал. Её подъезд оставался последним жилым, и то с натяжкой. Ольга знала, что...

— Ирина, ты меня в чём-то подозреваешь? — Олеся просто оторопела, встретив пронзительный взгляд знакомой. — Да, — ответила та сухо. — В тот вечер ты ушла с вечеринки. Леня пошёл тебя провожать и не вернулся. Он теперь с тобой, да? Олеся хотела возразить, что всё не так, но язык будто прилип к нёбу. Слова не складывались в оправдание, не рвались наружу. Она знала, что Ирка не просто спрашивает. Олеся не могла признаться… да, вышли они с Леней вместе. Но в тот самый момент, когда улица свернула к...

Марина не сразу поняла, что именно изменилось в его взгляде. Вовка всё так же наливал себе чай, достал из шкафа любимую кружку с эмблемой их фирмы, заварил крепкий — без сахара, как всегда. Но в его движениях не было спешки, не было суеты. Он словно проживал это утро как последнее. На улице шел мелкий дождь, и окна покрылись тусклой изморосью. Марина стояла у плиты, мешала овсянку, и её движения были точными, как всегда, по утрам. На плите булькал кофе для него. На столе лежала газета, которую Владимир никогда не читал, но всегда просил купить по привычке...

Светлана не сразу поняла, что в её квартире стало слышно, как тикают часы. Эта тонкая, почти незаметная дробь будто пробивала в стенах дыры. Она возвращалась домой и замирала в прихожей, задерживая дыхание. Дом молчал. Ни шагов, ни голосов, ни даже привычного звука: кашля из соседней комнаты, скрежета ложки по чашке, старого сериала на фоне. Когда-то тут смеялись. Когда-то пахло борщом и перегаром. Когда-то хлопала входная дверь — «Свет, я пришёл!» — и из спальни выкатывалась лохматая Олеся с учебником в руках...

Весна в этом году пришла рано, с лужами, запахом земли и криками грачей. Наталья с утра почувствовала лёгкую тяжесть в висках: может, от погоды, может, от того, что снился странный сон, будто она идёт по длинному коридору больницы, босиком, а из-за каждой двери слышатся детские крики. Она проснулась в поту, но никому ничего не сказала. Муж уже ушёл на работу, дочь хлопнула дверью, раньше убежала в школу, контрольная по геометрии. Обычное утро. Нотариальная контора находилась в угловом здании на старой улице...

Вера сидела на краю кровати, завернувшись в его старый серый свитер. Он всё ещё пах — мятной жвачкой, машинным маслом и чем-то непонятно тёплым, домашним. Она уткнулась носом в ворот, вдыхая и давясь всхлипами. Пахло прошлым. Тем, которого уже не было. Сначала были крики. Потом хлопок двери. Потом тишина. И теперь вот месяц одиночества, месяц в пустой квартиры, где каждый звук звучал, как выстрел. — А может, он вернётся?.. — прошептала она вслух. Голос дрогнул, сорвался. Телефон молчал. Егор не позвонил ни разу...

Инна открыла глаза и сразу почувствовала знакомую тяжесть на груди, будто кто-то крепко сжал её сердце и не собирался отпускать. Её утро начиналось с однообразия: звонящий будильник, быстрый взгляд в зеркало, где отражалась женщина с усталыми глазами, и привычный голос сына, который уже собирался в школу. Её тридцать восемь лет, и казалось, что жизнь давно застыла в бесконечном круге: развод, работа в стоматологии, сын-подросток, которому нужны была забота и внимание, и почти ничего для себя. Каждый...

Людмила стояла у окна своей новой квартиры, прижимая к груди чашку с уже остывшим чаем. За стеклом медленно опускался вечер, и оранжевое солнце скользило по стеклянным фасадам соседних новостроек. Было непривычно тихо. Ни детского смеха, ни визга качелей, ни собачьего лая. Только редкие шаги по асфальту, будто город дышал через раз. Квартира была новой, ещё пахла краской и строительной пылью. Светлая однушка на первом этаже, окна выходят во двор, где клумбы аккуратно подстрижены, а лавочки пустуют...

— Рейс 2743, держите курс 170, оставайтесь на той же высоте, заходите по второму кругу. Подтвердите, — сказала Мария в микрофон. — Принято, курс 170, второй круг, — ответил голос пилота. Она поставила отметку на экране и посмотрела на часы. Было без пятнадцати три ночи. Самое тяжёлое время, когда даже кофе не помогает, а глаза слипаются от усталости. Мария работала авиадиспетчером уже десять лет. Её задача — следить за тем, чтобы самолёты в небе не сталкивались, чтобы каждый вышел на свою линию, на свою высоту, успел зайти на посадку или подняться в небо...

— Ларис, я в шоке… — Надя опустилась на кухонный табурет. — Нашла в ванной мусорке тест. Две полоски. — У Алены? — Лариса от удивления даже ложку уронила на пол. — У кого ж ещё! — Надя стиснула губы. — Буду вечером с ней серьёзно разговаривать. Что за мода беременеть втихаря?! Будет делать аборт, и точка. Ещё учебу не закончила! — Надюша… — Лариса мягко взяла подругу за руку. — Не бери на себя этот грех. Девчонке уже двадцать. Она сама решать должна. Не дави. Надя отмахнулась: — А кто потом будет нянчиться, помогать? Она студентка, у неё ни работы, ни мужа...