Жизнь пенсионерки в селе

Лена и Арсений жили вместе одиннадцать лет. За это время в их квартире почти ничего не менялось: та же мебель, купленная еще в первые годы брака, те же шторы, которые Лена стирала каждую весну, та же фотография на стене: они вдвоем, молодые, загорелые, снятые на море, где Арсений держит Лену за плечи, будто боится, что ее унесет ветром. Только годы шли, а детских вещей в доме так и не появлялось. Первые годы они не спешили. Арсений говорил, что сначала надо пожить для себя, Лена соглашалась. Потом начали ждать...

Катя доставала из духовки кулебяку, когда щёлкнул дверной замок. Она чуть не обожглась, торопилась, но всё же успела поставить противень на плиту и накрыть его чистым полотенцем. По кухне разлился тёплый, сытный запах капусты, грибов и теста. Катя вытерла руки о фартук и прислушалась. Егор задержался в коридоре. Обычно он сразу проходил на кухню, негромко звал её по имени, чмокал в щёку, спрашивал, как прошёл день, и уже потом начинал раздеваться. Сегодня всё было иначе. Сначала щёлкнула вешалка, потом глухо упали ботинки, раздался звук расстёгиваемой молнии куртки...

Татьяна возвращалась с работы поздно, сумка с документами висела на плече, мысли ещё были заняты отчётами и совещанием, которое пришлось проводить почти весь день. На лестничной площадке её встретил звук шагов. Она присмотрелась и увидела Олесю. Дочь стояла у двери квартиры, сжимая руки в кулаки, лицо красное от слёз, глаза на мокром месте. — Мама… — начала она, голос дрожал. — Папа… он… он ушёл. Татьяна остановилась у порога, чувствуя, как сердце сжимается. Её разум мгновенно начал искать оправдание, план действий, слова утешения...

Лера и Егор работали в одном подразделении уже больше года. Служба в милиции быстро стирала формальности: совместные дежурства, выезды, бесконечные отчёты сближали сильнее любых разговоров. Лере было двадцать, она только начинала привыкать к строгому режиму и ответственности, Егор был старше на пять лет, уверенный, спокойный, с той самой взрослой основательностью, которая сразу внушала доверие. Он начал ухаживать красиво и настойчиво. Не ограничивался дежурными цветами к праздникам: мог встретить...

Софья вышла замуж рано, в девятнадцать лет, почти сразу после окончания училища. Свадьбу сыграли без излишеств, но шумно: родственники, сослуживцы мужа, несколько ее подруг. Жених был старше на шесть лет, держался уверенно, говорил складно, улыбался так, что окружающие невольно соглашались с каждым его словом. Он умел ухаживать: появлялся с цветами после занятий, открывал двери, подавал руку на ступеньках. Когда она смущенно одергивала платье, он смеялся и говорил: — Привыкай, теперь я за тебя отвечаю...

Николай и Светлана расписались за неделю до армии без пышного платья, без гостей и фотографа, просто пришли в ЗАГС, поставили подписи и вышли на улицу, держась за руки. Светлане было восемнадцать, Николаю — девятнадцать. Они смеялись, потому что все казалось простым и правильным: раз любят друг друга, значит, так и должно быть. В тот же вечер Николай привел Светлану домой. Квартира была двухкомнатная, старая, с высокими потолками и тяжелыми дверями. В коридоре пахло стиранным бельем и чем-то сладким, Маргарита Михайловна пекла пироги...

Оксана стояла у окна и держала в руках тест, не решаясь сразу взглянуть на результат. Утро было тихое, обычное, такое же, как десятки других, прожитых за эти годы. За стеклом тянулся серый двор, редкие машины медленно проезжали мимо, где-то на соседнем балконе сушилось бельё. Всё вокруг казалось привычным и устойчивым, будто сама жизнь решила ничем не выдавать того, что сейчас происходило в её руках. Когда она всё-таки посмотрела, сомнений не осталось. Две яркие полоски были чёткими, уверенными, словно поставленными твёрдой рукой...

Леонид каждое утро выходил на пробежку вокруг озера. Делал он это не из-за внезапного стремления к спорту и не потому, что хотел кому-то что-то доказать. Жена ушла от него полгода назад, но причиной своего ухода она назвала вовсе не его внешний вид. Просто сказала, что устала, что жизнь зашла в тупик, что ей нужно «дышать полной грудью». Леонид не стал ни спорить, ни удерживать. Он остался жить с матерью в доме на окраине города и продолжал ходить на работу, как ходил и раньше. Пробежки появились...

Алевтина жалела своего сына Владимира. Он сидел за кухонным столом, обхватив голову руками, и молчал. Перед ним стояла остывшая кружка чая, к которой он так и не притронулся. Обычно Володя приходил к матери бодрым, рассказывал про работу, про Артёмку, иногда жаловался на цены или начальство, но на жизнь не сетовал. А сегодня вошёл, не разуваясь толком, бросил куртку на стул и с порога сказал: — Мам, я уже замучился. Дашка каждый день жалуется, что устает. Алевтина даже со стула поднялась, будто её толкнули...

С настоящим отцом своей дочери у Маргариты не сложилось. Тогда, семь с небольшим лет назад, все оборвалось быстро и буднично: без скандалов, без громких слов, словно и не было между ними ничего, кроме нескольких месяцев наивной надежды. Толик ушел к другой, объяснив это как-то путано и торопливо, будто спешил освободить место в своей жизни. Маргарита узнала о беременности уже после расставания и долго сидела с тестом в руках, не решаясь ни заплакать, ни улыбнуться. Позвонить ему она так и не смогла...

Карина за день так устала на работе, что сил подниматься пешком на третий этаж у неё не осталось. К вечеру ноги налились тяжестью, в висках тянуло, а в голове стоял ровный гул от совещаний, отчетов и бесконечных телефонных разговоров. Она остановилась в подъезде, прислонилась плечом к холодной стене, нащупала кнопку лифта и нажала, не глядя. Металлическая дверь с глухим звоном сомкнулась где-то наверху и начала медленно спускаться. В подъезде пахло свежей краской и пылью. Кто-то недавно менял почтовые ящики, и на полу лежала узкая полоска картона...

Люба не собиралась на корпоратив. Она сразу сказала матери, что никуда не пойдёт, сославшись на усталость и бессмысленность подобных мероприятий. Рабочий год выдался тяжёлым, коллектив шумный, разговоры одни и те же, а возвращаться поздно вечером в пустую квартиру ей не хотелось ещё больше. Мать, услышав это, только поджала губы и отложила вязание. — Доченька, ты должна пойти, — сказала она так, будто речь шла не о празднике, а о чём-то необходимом и обязательном. — Ну сколько ещё ты будешь прятаться от мужчин? Два года прошло...