Когда Дана сворачивала на Селезнёвку, мимо с воем пронеслась «скорая». Девушки проводили её испуганными взглядами. В переулке, где находилась клиника, толпился народ, и Дана припарковалась на другой стороне улицы. Подруги с трудом пробились к воротам, перечёркнутым жёлтыми полицейскими лентами. Сквозь толпу осторожно пробирались ещё две машины «скорой помощи». Георгий Константинович беседовал с двумя полицейскими. Заворотынский-старший был бледен, держался очень прямо, и по одной его осанке становилось заметно, каких усилий ему стоит внешнее спокойствие. Рядом стояли Саша и Николай Витальевич. Дана махнула им.
Саша что-то сказал полковнику и направился к девушкам. Они обступили его, но не произнесли ни слова. Каждая боялась задать вопрос – и услышать страшный ответ… Ася ухватилась за локоть мужа, он скользнул губами по её волосам.
- Женя… - хрипло выдавила Дана.
- Женя в корпусе, - ответил Саша с явным облегчением. – Они с Заремой успокаивают детей. – И тут же помрачнел. – Карину увезли в Склиф.
Подруги ахнули, Марият схватилась за щёки, Заира зажала рот рукой. Рукият, держась за сердце, только и вымолвила:
- Она… жива?
- Да, но состояние тяжёлое, большая кровопотеря. Костя поехал с ней.
- Кто? – прорычала Дана. Узнав, что её Женька цел, она воспряла духом и теперь готова была рвать того, кто покусился на её близких. – Кто стрелял?!
- Некто Али Магомедович Алиев, - сообщил Саша, глядя в заметки смартфона. – Вы в курсе, кто это может быть?
- Аллах… - простонала Ася. – Это её брат – садист и наркоман… Из-за него Карина ушла из дома. Сперва замуж, а потом, когда замужество не задалось, - в Москву!
- Откуда он тут вообще взялся? Как её нашёл? – заволновалась Марият.
- По словам Георгия Константиновича, он сопровождал одного из новых пациентов. Родственник или что-то в этом духе…
Четыре дагестанки испуганно переглянулись. Родня Карины здесь, в Москве?! Неужели теперь они вмешаются в её жизнь? Станут распоряжаться ею?
- Вот что, девочки, - произнесла Дана таким голосом, что подруги невольно отодвинулись от неё. – Я ваших обычаев не знаю, как-то не доводилось сталкиваться. Но что-то мне подсказывает, что из нормальных семей люди ни у вас, ни у нас не сбегают к чёрту на рога. Значит, семейка у Кариши та ещё. Но здесь не Дагестан. Здесь Москва. Карина – совершеннолетняя дееспособная женщина, которая отвечает за себя сама. Она – невеста нашего друга, она наша подруга и просто хороший человек. И если кто-то из дагестанской родни хотя бы попробует рыпнуться в её сторону – пусть пеняет на себя.
- Верно, Даночка, - подтвердил женский голос за её спиной.
Елизавета Петровна встала рядом с девушкой, бледная, но решительная, с трудом сдерживающая гнев.
- Мы ещё посмотрим, кто осмелится предъявлять какие-нибудь права на мою будущую невестку, - процедила она. – Особенно после произошедшего.
- Костя не звонил? – спросил Саша.
- Написал, что Карину оперируют, а он ждёт…
К женщинам подошли Георгий Константинович и Николай Витальевич. Заворотынский-старший обнял жену и отрывисто сообщил:
- У Кариши два пулевых ранения. Правая голень – там пуля застряла – и правое лёгкое, пробито навылет. Она потеряла много крови… но шансы всё-таки есть.
- А почему её увезли? – жалобно спросила Рукиша. – Здесь же тоже больница…
- У нас другая специализация, - пояснил врач. – Мы по закону не имеем права оперировать такие травмы. К тому же, существует негласное правило – хирурги не оперируют близких людей. Слишком велик риск, что эмоции захлестнут… А во время операции нужна ясная холодная голова.
- А кто погиб? – спохватилась Заира. – Мы слышали в новостях…
- Витя, охранник, - печально покачал головой Георгий Константинович. – Сперва убийца стрелял в него, а Карина попыталась убежать… Тогда стрелок переключился на неё, выпустил две пули – хорошо, что на приличном расстоянии, иначе она уже была бы мертва. А самого его подстрелил Витя… уже на последнем издыхании. Так что погибших двое…
- Пусть Аллах наградит Витю раем, - всхлипнула Марият. – Если бы не он…
- Аминь, - кивнул молчавший до сих пор полковник. – Вот что, девушки. Вам тут больше делать нечего. Дана, бери подруг и вези по домам. Если что-то новое обнаружится, я сообщу.
- А я заберу Заремку, - подхватила Елизавета Петровна. – Мама и Степан там с ума сходят, так что нам тоже надо домой.
- Отцу я уже позвонил, - успокоил её Саша. – Сказал, как есть, но без лишних подробностей. Они вроде держатся: батя сказал, что Мария Александровна – просто женщина-кремень, без неё он бы по потолку бегал от тревоги…
- Могу себе представить, - сокрушённо покачала головой Елизавета Петровна. – Если мама проявляет такую выдержку, значит сама на грани срыва, но не позволяет себе распускаться… Дочь комиссара, дитя войны… А после будет плакать всю ночь напролёт. Так что выписывай Зарему, Георгий, и мы поедем. Ты с нами?
- Нет. Когда полиция уедет, я поговорю с персоналом и пациентами, а потом – в Склиф, к Косте, - решил Георгий Константинович. – Ему сейчас нельзя быть одному.
- У меня только один вопрос, - произнесла Дана, пристально глядя на врача. – Вы возьмётесь лечить родственника этого маньяка? После… всего?
Георгий Константинович нахмурился, но ничего не ответил.
Когда Заворотынский-старший почти вбежал в коридор возле операционной, он увидел сына. Костя с закаменевшими от напряжения плечами стискивал в объятиях простреленную Каринину куртку. Время от времени он прятал лицо в мягкий капюшон, вдыхая родной запах – нежная кожа любимой, её свежие горьковатые духи… Но потом всё перебивала кровавая солёная медь, и Костя еле слышно стонал, не поднимая головы.
Отец опустился на кушетку рядом с ним, и Костя, не глядя, протянул Георгию Константиновичу маленький прозрачный пакетик.
- Это выпало из кармана куртки, когда мне передали её вещи, - мёртвым голосом сказал он.
Георгий Константинович долго смотрел на узкую пластиковую полоску, перечёркнутую двумя ярко-алыми штрихами.
Сказать было нечего, говорить – не о чем. Оставалось только ждать.
И они ждали.
