Осень пришла незаметно, не дав даже попрощаться с летом. Два дня назад еще было тепло и солнечно, а сегодня уже лил дождь, мелкий, холодный и противный. Алевтина на летней кухне занималась заготовками на зиму. Вошел Пётр.
- Аля, мы с отцом все же решили срубить яблоню у забора. Не плодоносит она, пустоцвет.
Женщина посмотрела на него такими глазами, будто заплачет сейчас.
- Зачем же рубить-то, Петя! Она же красавица, весной глаз не оторвать.
- От ее красоты толку мало. У нас вон сирень цветет для красоты, мальвы твои. А вместо этого дерева посадим другое, которое плоды будет давать. А этот бесполезняк нам ни к чему, согласись.
Алевтина отложила в сторону свои закрутки, щеки стали пунцовыми, губы задрожали. Она отошла от стола и села на лавку.
- Ну ты что, обиделась что ли? Из-за яблони? – спросил муж неласково.
- Из-за себя я обиделась, Петя. Яблоня пустоцвет, значит ее срубить и с глаз долой. Ну так и меня так же, да? Я вот который год уже тоже бесплодная, значит что ж, срубить и выбросить?
- Ну ты сравнила, Аля! – муж подошел и присел рядом. – Всему свое время. Будут у нас дети, врач так и сказал. Подождать надо. А люблю я тебя и такую, и с детьми любить буду.
- Вот и давай с яблоней подождем еще год. Я на нее загадала, Петь. Знахарка с того берега сказала мне, что не безнадежная я. Загадай, мол, на деревце молодое. Как заплодоносит, так и ты понесешь. Подождем до следующего лета.
- Ты совсем сбрендила, Алька! Нашла кому верить. Эта старуха в свои девяносто уже из ума выжила, а ты на ее бредни уповаешь!
Рассердился Пётр, вышел из кухни и дверью хлопнул. В дом не зашел, сел на пороге под козырьком, закурил. Только не знал он, что батя с другой стороны через открытое окно их разговор услышал. Прошел он вдоль заборчика и с другой стороны появился.
Сел рядом с сыном, спросил, чего хмурый такой. Пётр отмолчался.
- Алевтина банки сама крутит. Помог бы. У нас с матерью уж руки не те, а ты не увиливай. Или не поладили? – не унимался отец.
- Да стараемся ладить, батя. Только помешалась она на этих детях. Яблоню не руби, я вот тоже пустоцвет. К старухе этой, знахарке, зачем-то ходила, бреда всякого наслушалась.
Отец выслушал сына, уже зная это проблему, и сказал:
- А ты не кипятись. Понимать женщину надо. У них ведь материнское чувство от природы, с рождения. А мужик он что? Отцом становится, только когда дитятко свое на руки возьмет, тогда и чувства просыпаются. Побереги Алю, сынок. Не трави ей душу.
- Да не травлю я! Только зачем эти дети сейчас? Ну не получается, так что теперь? Позже получится. Зачем впадать в грусть-тоску? Маманя вон тоже про этих внуков все уши прожужжала.
- Эх! Ничегошеньки ты не понял. Ладно, пойду спрошу у Али, не нужна ли помощь.
Он поднялся и направился в летнюю кухню, а Пётр в дом. Мать чаем напоит с пирожками, пока эти двое наговорятся.
Свекор тем временем успокоил невестку. Не будут они яблоньку рубить, пусть цветет себе по весне. Не даст яблок и бог с ней. А красота пусть живет.
Алевтина заулыбалась сквозь слезы и обняла его. Хорошие у них с мужем старики, добрые. Петя тоже добрый, любит ее. Только не понимает иногда, и детьми не горит, как она сама.
И все же неспокойно спалось пожилому Матвею ночью. Беспокоило его что-то. Хотя не что-то, а кто-то. Сын Петька. Всегда рос своенравным, но к родителям с уважением, этого не отнять.
Только вот с Алей нехорошо поступает. Вместо того, чтобы успокоить женщину, масло в огонь подливает: не время, вишь, детей рожать. А когда? На закате дней? Так их еще и вырастить нужно, и воспитать.
Через два дня Матвей и вовсе диву дался. Женщины на летней кухне были, варенье к блинам выбирали. Сам Матвей в сенях леску на удочке распутывал, а Пётр у стола стоял, чай разливал.
И заметил отец, что он вынул что-то из кармана брюк, ложкой раздавил и в кружку с чаем Але высыпал.
Удивился Матвей. А как все из дома ушли, решил ревизию навести. Порылся в комоде, в карманах у сына, в разные вазочки заглянул. И нашел-таки пузырек пластмассовый с мудреным названием, а в нем тaблeтки. В один их носков негодник засунул и в самый угол ящика запрятал.
Записал он это название, взял одну тaблeткy и к двоюродной сестре Пелагее направился. Она санитаркой в областной больнице долгие годы работала.
- У-у-у, зачем тебе, старый? – усмехнулась она. – Это тебе без надобности. А молодым своим скажи, чтобы не баловали. А то девка здоровье попортит свое, потом совсем не родит.
Понял Матвей, что оправдались его самые худшие подозрения. Вот же шалопай! Вот же паскудник. Жене такое учиняет! Детей ему видите ли не надо! И против ее воли подпаивает, гаденыш! Ох и зол же был он на сына, но решил схитрить.
- Ты вот что, Пелагея. Достань мне такие таблетки похожие на эти. Ну там, витамины какие-нибудь. Я им и подменю втихаря, - попросил Матвей, не выдавая коварство сына.
Через неделю Пелагея принесла ему таблетки и по размеру и по форме похожие на те.
- Вот, безвредный совсем препарат кальция. Кости укрепляет. Без вкуса и запаха. Только если что, ты меня в свои дела не впутывай. Хоть и хорошее дело делаю, а скандала не хочу.
Пообещал Матвей, обрадовался! Улучшил момент и подменил таблетки. А то ишь какой! Чего удумал. Жена молодая детьми грезит, а он сам все решил за двоих. «Только я хитрее, и Але помогу, и Аннушке своей, чтобы внуков дождалась».
К счастью, Пётр не заметил подмены. Так и продолжал при любом удобном случае подсыпать раздавленную таблетку жене в чай.
Только вот растворяться она стала хуже, пришлось размешивать хорошо. Да не беда ради такого дела. Ну не хочет он детей! Не время...
Алька вон какая красивая, фигура любой бабе на зависть. А как забеременеет, всю красоту утратит, потом себя ребенку посвятит, как наседка.
Ему еще пожить охота, молодым себя почувствовать. Любить до зари. А ребенок разве даст? Нет, повременить нужно. Родит Алька позже, и весь сказ!
Прошла зима, снежная с бурями да метелями. Матери нездоровилось, Алевтина с отцом ухаживали за ней. Выходили. Поднялась она к весне. И опять про внуков заладила. Алевтина молчит, а Матвей сел рядышком и говорит:
- Скоро родятся, Аня. Вот увидишь. Терпения наберись.
Весной зацвели сады и их яблонька в саду. Подойдет Аля к ней, обнимет, будто силы набирается. И вдруг забегает в дом радостная:
- Яблочки завязались! Гляньте! Маленькие совсем, как горошины. Но они же вызреют! Плодоносит яблонька, я же говорила!
И ну кружится по дому. Петр посмотрел на жену и сказал ворчливо:
- Ну, будет тебе, Аля! Что как ребенок малый!
Вскоре и Алевтина расклеилась. Сил никаких нет у нее, тошнота по утрам. Она на птицефабрике учетчицей работала. Не могу, говорит этот запах выносить! А у самой глаза горят. Больная-больная, а чертики в глазах бегают. Как-то раз отлучилась она куда-то, к вечеру вернулась и заявляет:
- У меня радость-то какая! Петя, мама, папа, ребеночек у нас будет! Не обманули врачи!
И в слезы!
Матвей усмехнулся в усы, жена его Анна тоже прослезилась, обняла сноху, расцеловала, и обе друг у дружке слезы утирают. Один Пётр стоит, как к полу пригвожденный.
- Петя, ты не рад что ли? - спросила его Аля. – Папой скоро станешь, два месяца уж почти!
- Ну ты, Алька, даешь! Дождались-таки, - наконец промолвил он и обнял жену.
Летом собрали первый урожай с яблоньки. Нежно-зеленые, с розовыми боками яблочки и пахли хорошо, и на вкус были ароматные, сочные, сладкие с кислинкой. Аля ела их и нахваливала. Витамины ребеночку, все на пользу.
Вскоре после Нового года в семье родился первенец, мальчик, крепкий, как орешек, крикливый, бойкий.
- Наша порода, - сказал счастливый дед, радуясь в душе, что помог этому чуду на свет появиться.
Бабушка Аня духом воспряла, сил прибавилось, про давление и сердце забыла на радостях. Аля готова была сынишку с рук не спускать.
А Пётр… то чувство, которое он испытал впервые взяв сына на руки, не смог сравнить ни с чем. «Вот она, сила колдовская, заговор старухин. Сбылось все, и яблоня плоды дала, и Аля родила вопреки…»
О своем грехе перед ней ему даже думать не хотелось. Стыдно было. Аля еще больше расцвела, маманя поправилась, отец не дуется на него больше.
А к сыну по ночам он сам вставал. Порой укутает его, вынесет во двор, к яблоне подойдет и шепчет:
- Вот оно, сынок, заговоренное дерево, которое меня, дурака, счастливым сделало. Хочешь верь, хочешь нет.
И как ни странно, мальчик замолкал под его шепот, засыпал. Тогда Пётр возвращался с сынишкой в дом тихонечко, чтобы никого не разбудить.
Укладывал его в колыбельку, а сам обнимал жену, вдыхал ее запах, который теперь казался ему ароматом цветущей яблони, и засыпал счастливым спокойным сном.