Предыдущая глава:
Моими первыми друзьями стали дети маминых подруг. Так уж сложилось, что все они родили почти одновременно — разница в пару месяцев, и судьба нас будто нарочно расставила по соседним дворам.
Дружить нам было не столько суждено, сколько велено родителями.
Две девочки жили неподалёку, в том же микрорайоне.
С одной из них — тихой, безупречно воспитанной — Лера виделась в основном, когда мамы устраивали кухонные посиделки.
Эту девочку все звали Тихоней.
Если Леру баловали сладостями и подарками, то Тихоне конфеты перепадали только в особых случаях: на праздники или когда подруга приходила в гости. У неё был диатез, и шоколад был под строжайшим запретом.
Но в дни, когда мама Леры приносила целый лоток мороженого, девочки устраивали настоящий праздник непослушания: ели до головной боли, хихикали и вылизывали крышки от стаканчиков.
Когда Лера гостила у Тихони, то меню выглядело куда строже — фруктовые салаты, овощи, котлеты, полезный гарнир.
Зато всё было красиво: кружевные салфетки, аккуратные тарелки, ровно нарезанные ломтики хлеба.
Мама Тихони умела делать будни нарядными.
Но играть с Тихоней было скучно.
Она была девочкой правильной — даже куклы у неё вели себя благопристойно: пили чай, ходили в балетную школу, занимались «правильными» делами.
Лера часто скучала, разглядывая на идеальной полке идеальные игрушки.
Годы спустя мама расскажет: терпение Тихони однажды лопнуло.
В шестнадцать она уехала к отцу, бросила учёбу, стала жить на своих условиях и почти перестала общаться с матерью.
Правильные девочки, как правило, первыми учатся дышать свободно.
Совсем иначе всё было с другой соседкой — девочкой, которую все во дворе называли Оторвой.
Она и правда была маленьким ураганом.
Лера познакомилась с ней в песочнице, и с тех пор они почти не расставались.
Каждый день они встречались у школы и шли гулять.
Ели рябину, строили шалаши, запускали кораблики в ручьях, разбивали коленки на роликах, воевали с соседскими мальчишками.
Когда солнце клонилось к закату, девочки звонили мамам в домофоны:
— Можно ещё чуть-чуть?
И чаще всего вечер всё равно заканчивался у Леры дома.
Домашние игры были отдельной вселенной.
Девочки ставили спектакли, придумывали сценарии, отыгрывали роли. Там было всё: приключения, мелодрамы, ужасы, любовь и, конечно, спасение мира.
В этих играх сплелись кинематограф 90-х, детские страхи и мечты.
Однажды их оставили одних в квартире, и девочки решили сварить «зелье для воров».
После фильма «Один дома» страх перед преступниками стал вполне реальным.
Взяли кастрюлю, налили воды и начали творить: пена для бритья, мамины духи («вонючие, но, кажется, дорогие»), специи, мука, бабушкины лекарства — всё пошло в ход.
Зелье торжественно установили посреди гостиной и спрятались в домике из зонтов.
Там их и нашли родители несколько часов спустя — живых, но с укоризненными взглядами.
С Оторвой Лера впервые открывала для себя запретные темы.
Они шептались о мальчиках, тайком листали «взрослые» журналы и делились фантазиями, которых тогда даже не понимали.
Когда однажды бабушка подруги нашла журнал и устроила разнос, Оторва не растерялась — обвинила Леру.
Ту самую Леру, которая доверяла безоговорочно.
Они даже ходили в одну школу, пока родителей Оторвы не стало тяготить обучение в частном лицее. Подругу перевели в обычную школу у дома.
Летом Оторва уезжала на дачу, а Лера оставалась одна.
Она бродила по дворам, смотрела, как другие дети играют, и мечтала, чтобы подруга взяла её с собой.
Каждый раз родители Оторвы находили причины отказать, но тогда Лера ещё не знала, что взрослые часто скрывают правду за мягкими объяснениями.
С годами их игры сменились разговорами — долгими, доверительными, ночными.
Они рассуждали о жизни, о любви, о будущем.
Иногда спорили, иногда молчали, глядя в окно.
Однажды Оторва решилась на откровенность.
Попробовала перейти черту, проверить, где заканчивается дружба и начинается что-то другое.
Лера растерялась, испугалась, и они сильно поссорились.
Молчали несколько месяцев.
Но подруги всегда возвращаются, даже если меняются.
Когда они снова встретились, Оторва уже носила чёрные вещи, слушала Evanescence и косила под гота.
На дне рождения, куда Лера пришла по старой памяти, подруга казалась другой — шумной, вызывающей, почти чужой.
Пьяный блеск в глазах, фальшивая уверенность и неуклюжие танцы.
В тот вечер Лера спасла ей жизнь.
Оторва вылезла из окна на парапет двенадцатого этажа, смеясь и позируя друзьям.
Все стояли, не веря своим глазам.
Лера бросилась к окну и буквально за шнурки втащила подругу обратно.
После этого всё изменилось.
Их пути начали расходиться.
Оторва больше не хотела быть «умной и рассудительной». Её манила сцена, внимание, драйв.
Лера — наоборот, тянулась к покою.
Последний раз она видела Оторву уже студенткой.
Та училась на экономиста и танцевала на пилоне.
Жизнь закружила их в разные стороны, но память о детстве осталась — о зелье для воров, кукольных спектаклях, криках во дворе и о двух девочках, таких разных, но когда-то неразлучных.
***
Далее: