Продолжение. Предыдущая глава - здесь
Безусловно, довоенное стратегическое планирование великих держав Европы определило стратегию сухопутных кампаний Первой мировой войны. Однако, надо сказать, что ни у одной из союзнических систем не было совместных военных планов. У Франции и России, была военная конвенция, включающая в себя график их взаимных обязательств по мобилизации определенного количества войск в поддержку друг друга, но не было общего плана наступательных боевых действий. В рамках Тройственного союза Австро-Венгрия оставалась в неведении об особенностях немецкого плана Шлиффена, даже несмотря на то, что начальники генеральных штабов двух армий Франц Конрад фон Гетцендорф и Гельмут фон Мольтке-младший были друзьями и часто встречались. Но когда дело доходило до военных планов, оба считали благоразумным сохранять их в тайне.
Заключение франко-русского союза сопровождалось широко разрекламированными визитами французского флота в Санкт-Петербург в 1891 году и, соответственно, российского флота в Тулон в 1893 году. Такой обмен визитами заставил Великобританию (а также военно-морские силы Тройственного союза) впоследствии предположить, что франко-русский военно-морской план существовал, хотя на самом деле его не было.
Первоначальная военно-морская конвенция Тройственного союза (1900) закрепляла Балтийское, Северное моря и Атлантику за германским флотом, западное Средиземноморье - за итальянцами, Адриатику - за австрийцами, а восточное Средиземноморье делало совместной австро-итальянской зоной, но положения о совместных операциях были расплывчатыми. В случае совместных действий командующий союзными войсками был бы старший офицер страны, в зоне которой проводились боевые действия. Три военно-морских флота приняли совместный сигнальный код в 1901 году, но тесно сотрудничали только на Дальнем Востоке (где в то время все Великие державы содержали более крупные, чем обычно, эскадры из-за Боксерского восстания). В 1902 году Тройственный союз был продлен еще на десять лет, но позже в том же году, благодаря продолжающемуся франко-итальянскому сближению, итальянцы перестали делиться разведданными по французскому флоту со своими союзниками. Военно-морская конвенция Тройственного союза оставалась мертвой буквой до кануна Первой мировой войны, когда изменившиеся условия в Средиземноморье простимулировали Италию к ее возрождению.
Для Италии на рубеже веков наиболее важным событием стало постепенное сокращение Великобританией своего традиционно доминирующего положения в Средиземном море и, в конечном счете, концентрация большей части своего флота в родных водах. Великобритания и Япония в 1902 году заключили союз озабоченные амбициями России на Дальнем Востоке. Японцы развивали свой военно-морской флот по британскому образцу, используя британских советников, и строили большинство своих военных кораблей на британских верфях. После победы Японии в русско-японской войне Британия отозвала все свои линкоры с Дальнего Востока. К тому времени создание военно-политического блока Антанта позволило продолжить передислокацию британских крупных кораблей поближе к дому.
Экономические проблемы требовали своего решения еще до того, как растущая угроза со стороны Германии вынудила Великобританию вмешаться. Когда Фишер стал первым морским лордом в октябре 1904 года, у Британии было восемь линкоров во флоте Метрополии, восемь в Ла-Манше, двенадцать в Средиземноморском флоте и пять у берегов Китая. После возвращения последних домой расширенный флот Метрополии, переброшенный в Ла-Манш и переименованный во флот Ла-Манша, включал четырнадцать линкоров, в то время как бывшие силы Ла-Манша, действовавшие из Гибралтара как Атлантический флот, насчитывали девять, а Средиземноморский флот - девять. Данная рокировка традиционна объяснялась как ответ на наращивание военно-морского флота Германии (которое еще не требовало такого ответа). Изменения 1904-1905 годов (которые фактически сократили количество линейных кораблей в родных водах на два) отразили стремление Фишера к гибкости и повышению эффективности флота. Линкоры Атлантического флота могли бы усилить либо Ла-Манш, либо Средиземное море, по мере необходимости, в то время как три летучие эскадры броненосных крейсеров (которые в конечном итоге должны были быть заменены линейными крейсерами), лишь номинально связанные с тремя флотами, защищали бы британские интересы по всему миру.
Ученые расходятся во мнениях относительно того, когда Британия начала рассматривать Германию как главную угрозу своей безопасности, но недавние исследования показывают, что серьезное планирование войны по немецкому сценарию началось еще в 1902 году. В первые месяцы своего пребывания на посту первого морского лорда Фишер открыто говорил о целесообразности «копенгагенского» решения проблемы роста немецкого флота, имея в виду превентивное уничтожение Великобританией датского флота во время наполеоновских войне (вскоре после того, как Дания вступила в союз с Францией).
В предвоенное десятилетие периодически обсуждался вопрос о высадке военно-морского флота Великобритании в Шлезвиг-Гольштейне для отвлечения части немецких войск от вторжения во Францию. Такие планы, которые без развертывания во Франции крупной британской армии теоретически помогли бы французам, стали излюбленными среди «антиконтинентальных» армейских лидеров и политиков, но в конечном счете ни к чему не привели.
Ко времени марокканского кризиса 1905 года Фишер утверждал, что Британия должна использовать свои очевидные географические преимущества для удушения немецкой внешней торговли, используя для защиты от немецкого флота в Северном море миноносцы, поддерживаемые старыми линкорами.
По воспоминаниям капитана Королевской морской пехоты Мориса Хэнки (секретаря комитета, созданного Фишером в конце 1906 года для дальнейшей разработки планов англо-германской войны), «под непосредственным вдохновением Фишера» их стратегическое планирование вскоре сосредоточилось на блокаде Германии.
С подачи Фишера начиная с 1908 года Адмиралтейство постепенно убедило премьер-министра Х.Х. Асквита в том, что центральным элементом военных планов против Германии должна быть экономическая и морская блокада.
С 1880-х годов Второй рейх переживал беспрецедентный рост населения, индустриализацию и урбанизацию. Непосредственно в предвоенные годы на долю сельскохозяйственного сектора Германии приходилось менее четверти ее чистого национального продукта. Германия стала единственной континентальной европейской державой, которая была нетто-импортером продовольствия, что делало ее особенно уязвимой для блокады.
Учитывая известные теперь закулисные планы Адмиралтейства, очевидно, что Британия действовала не совсем честно при обсуждении Лондонской декларации (февраль 1909 г.), согласно которой даже воюющие державы были обязаны пропускать поставки продовольствия и невоенные грузы через блокаду. Парламент так и не ратифицировал декларацию, Палата лордов в конце концов проголосовала против нее в 1911 году, однако Министерство иностранных дел и Адмиралтейство после вступления в войну рассматривали ее, по крайней мере публично, как часть международного права, которое Британия обязана была уважать. При этом по мнению Фишера и Адмиралтейства, рано или поздно в военное время Германия проигнорирует и нарушит декларацию, тем самым освободив Британию от каких–либо моральных обязательств соблюдать ее. Что в итоге и произошло: британское руководство полностью и без ограничений приняло подход Фишера приняв нарушение нейтралитета Нидерландов за нарушение Лондонской Декларации и как повод для закрытия Роттердама, порта, через который проходило 20% немецкого импорта. Германия аналогично в рамках плана Шлиффена приняла нарушение нейтралитета Бельгии как противоречащее Лондонской декларации.
В итоге в декабре 1912 года Асквит согласился с тем, что во время войны против Германии Британия ограничит внешнюю торговлю Бельгии и Нидерландов так называемой «разумной маржой», превышающей «их собственное потребление» (термин придумал министр финансов Дэвид Ллойд Джордж), чтобы предотвратить использование немцами их портов для обхода британской блокады. После этого кабинет министров «делегировал» Адмиралтейству полномочия вести экономическую войну в случае начала войны, не только для введения традиционной блокады Германии, но и для запрета на поставку товаров в Германию любым судном, плавающим под британским флагом (более половины мирового торгового тоннажа), предоставив Адмиралтейству беспрецедентные в военное время полномочия по контролю торгового флота. Планы Адмиралтейства также предусматривали использование лондонского финансового рынка в качестве оружия войны, но Асквит в конечном счете встал на сторону Министерства финансов, отвергнув идею о том, что Британия посредством избирательного эмбарго на кредиты должна ускорить экономический крах Германии.
Растущая мощь немецкого флота не влияла на развертывание британского флота в мирное время до конца 1906 года. К тому времени у Тирпица было шестнадцать новейших линкоров-дредноутов, получивших в следующем году название «Флот открытого моря» (Hochseeflotte), дислоцированных в Северном море в Вильгельмсхафене. Это наращивание сил побудило британцев принять решение сохранить шестнадцать линкоров в Ла-Манше, сократив атлантический и средиземноморский флоты до восьми линкоров каждый. Выступая за создание нового флота Метрополии зимой 1906/7 года, Фишер первоначально придерживался своих прежних взглядов относительно обороны Метрополии, предлагая включить в флот Метрополии старые линкоры плюс все эсминцы, торпедные катера и подводные лодки. Однако в марте 1907 года он увеличился и включал в себя восемь лучших боевых кораблей военно-морского флота, дислоцированных в Северном море на юго-восточных английских базах Ширнесс и Чатем. Более того, вступивший в строй «Дредноут» был приписан к флоту Метрополии, как и первые линейные крейсера и последующие дредноуты.
Весной 1909 года, после отставки главного соперника и критика Фишера, адмирала сэра Чарльза Бересфорда, с поста главы флота Ла-Манша, этот флот вошел в состав флота Метрополии. Наконец, весной 1912 года Черчилль вывел Атлантический флот из Гибралтара в родные воды и перевел линкоры Средиземноморского флота с Мальты на Гибралтар. В совокупности все эти подразделения, к которым присоединился тридцать третий линкор, выполнявший функции флагмана, были обозначены как Первый флот, флот Метрополии, разделенный на четыре эскадры по восемь кораблей, дислоцированные в водах Метрополии, за исключением восьми кораблей в Гибралтаре. Находившаяся там эскадра, как и ее предшественники из Атлантического флота, была готова как укрепить британские силы в родных водах, так и вернуться в Средиземное море (что и было сделано в ноябре 1912 года из-за Балканских войн, где она оставалась в течение семи месяцев). Перераспределение сократило средиземноморский флот на Мальте до дивизии британских линейных крейсеров при поддержке более старых броненосных крейсеров, оставив французский флот главным защитником средиземноморских интересов Антанты.
Если более ранние военные планы предусматривали, что флот, действующий с английских баз в Северном море, должен был установить блокаду побережья Северного моря Германии, то в апреле 1912 года от этого отказались в пользу дальней блокады на линии от Оркнейских и Шетландских островов на восток до побережья Норвегии (стратегия, окончательно принятая зимой 1912/13 года). Операции так далеко на севере требовали размещения баз в Шотландии, а не в Англии. Предвидя эту необходимость, военно-морской флот пятью годами ранее начал совершенствовать Розайт в заливе Ферт-оф-Форт в качестве основной базы для кампании в Северном море против Германии, а Скапа-Флоу на Оркнейских островах был определен «как еще одна потенциальная главная база».
Поскольку Первый флот Метрополии перенес фокус британских операций в Северном море дальше от Дуврского пролива, пришлось принять новые меры для обороны Ла-Манша от от возможного немецкого вторжения, тем более что в те же годы Британия развернула все свои новые дредноуты в Северном море, а большую часть своих линейных крейсеров Франция отправила в Средиземное море. В Средиземное море были отправлены шесть «Дантонов» (последний класс дредноутов) и четыре «Курбе» (первый класс дредноутов).
Понимание того, что англичане в первую очередь отвечают за общую оборону Ла-Манша в рамках Антанты, а французы в первую очередь отвечают за Средиземное море, наконец, стало официальным в начале 1913 года и получило отражение в трех отдельных конвенциях, определяющих обязательства двух флотов. Согласно конвенциям о двух проливах, британцы несли единоличную ответственность за морскую оборону всего, что находилось к востоку от линии, проведенной строго к югу от острова Уайт, включая Гавр, и делили контроль над Западным проливом с французами под совместным командованием. В каждой зоне немцев должна была остановить комплексная эскадра крейсеров, эсминцев, торпедных катеров и подводных лодок, поскольку к тому времени британцы очистили свои порты Ла-Манша от линкоров, за исключением нескольких старых дредноутов, в то время как французы в 1912 году передислоцировали свои последние дредноуты из Бреста в Тулон, не оставив таким образом ни одного старинного линкора за пределами Средиземного моря. Тем временем третья англо-французская конвенция предусматривала, что основные силы французского флота, действующие из Тулона и Бизерты (Бинзарт), будут нести ответственность за противодействие итальянскому флотом в западном Средиземноморье, в то время как британский средиземноморский флот на Мальте должен был удерживать австро-венгерский флот от прорыва из Адриатики. Если силы на Мальте окажутся слишком слабыми для выполнения этой задачи (как опасались британские критики Черчилля в 1912 году), они присоединятся к французскому средиземноморскому флоту. В противном случае они будут действовать отдельно.
В то время как англо-французские соглашения оставались секретными, оба флота не пытались скрывать свои дружеские отношения. 30 марта 1913 года французская эскадра прибыла на Мальту с четырехдневным визитом, который британский средиземноморский флот приветствовал с «необычайным энтузиазмом», по словам местного австро-венгерского консула. Две конвенции о проливе Ла-Манш были гораздо более конкретными, чем документ, относящийся к Средиземноморью, но другая англо-французская конвенция, подписанная 6 августа 1914 года, через два дня после объявления Британией войны Германии, официально закрепила роль Франции в защите британских интересов в Средиземноморье и предоставила им возможность использовать Мальту и Гибралтар в качестве мест базирования. Если во время июльского кризиса 1914 года некоторые британские политики и дипломаты отрицали, что Антанта обязывала их страну прийти на помощь Франции, то, как отметил Сэмюэл Уильямсон, соглашения, заключенные за полтора года до этого, представляли собой «виртуальный англо-французский военно-морской союз».
Итало-турецкая война 1911-12 годов обострила отношения Италии с Антантой и побудила к возобновлению Тройственного союза, а развертывание военно-морских сил Великобритании и Франции во время и после этого конфликта стимулировало интерес Италии к военно-морской конвенции Тройственного союза. Концентрация французов в западном Средиземноморье встревожила итальянцев, в то время как уменьшение британского присутствия на театре военных действий уменьшило их давние опасения следовать курсом, противоречащим британским интересам. Немцы, чей план Шлиффена выиграл бы от развертывания австро-итальянского флота в западном Средиземноморье для срыва конвоев из Алжира во Францию, использовали свое влияние, чтобы преодолеть десятилетнее недоверие между Италией и Австро-Венгрией.
Немцы поддержали итальянское предложение развернуть «один или более» армейский корпус против Франции, чтобы помочь австро-венгерской армии сдержать русских на Восточном фронте. Данное предложение компенсировало Австро-Венгрии отправку ее флота в западное Средиземноморье. Конвенция была подписана в Вене в июне 1913 года, после того как Италия предложила назначить адмирала Антона Хауса (преемника Монтекукколи на посту командующего австро-венгерским флотом) командующим боевым флотом, в состав которого войдут итальянские и австро-венгерские дредноуты, к которым присоединятся любые немецкие военные корабли, оказавшиеся в зоне действия конвенции. В случае войны флот союзников должен был собраться в Мессине, Сицилия, затем двинуться на запад, чтобы вступить в бой с французским флотом и блокировать алжирские военные транспорты.
После того, как 1 ноября 1913 года вступила в силу новая военно-морская конвенция Тройственного союза, союзники добавили приложение, в котором перечислялись корабли, которыми Хаус будет командовать в случае начала войны в течение 1914 года. Силы союзников, более чем достаточно сильные, чтобы разгромить французский средиземноморский флот, будут включать в себя три итальянских дредноута, три австро-венгерских дредноута, немецкий линейный крейсер «Гебен» (флагман немецкой средиземноморской морской группировки), четыре итальянских и девять австро-венгерских дредноутов, поддерживаемых семью итальянскими и двумя Австро-венгерские броненосными крейсерами. Далее в приложении указывалось количество легких крейсеров, эсминцев и торпедных катеров, которые должен был предоставить каждый флот. От Германии сюда входили бы все легкие крейсера, которые сопровождали «Гебен». Руководители итальянского и австро-венгерского флотов обменялись визитами зимой 1913/14 года, а в марте 1914 года контр-адмирал Вильгельм Сушон привел «Гебен» в верхнюю Адриатику, где он сопровождал Вильгельма II и императорскую яхту «Гогенцоллерн» во время заходов в порты Триеста и Венеции. Несмотря на такие проявления солидарности, сильное взаимное подозрение омрачало взаимодействие австро-венгерского и итальянского флотов на протяжении всего срока действия конвенции, которая стала мертвой буквой 31 июля 1914 года, когда Италия осудила объявление Австро-Венгрией войны Сербии как акт агрессии.
Продолжение следует...