Когда Джемма, наконец, опустила вилку, вдруг придя в себя, очнувшись от приступа странной жадности к еде, и подняла глаза на Эдванса, ей стало не просто стыдно, горячий поток чего-то жгучего хлынул ей в лицо, да так, что из глаз хлынули слезы. Она виновато промокнула салфеткой рот, скомкала ее в маленький тугой комочек, и начала катать между вспотевшими ладонями, стараясь превратить его в горошину. Эдванс улыбался. Посидел молча, потом встал, подошел к Джемме, плеснул ей в бокал вина, налил и себе
- Может быть чуть вина? Оно уже подышало. Конечно, его лучше бы к рыбе, но и к фруктам, думаю можно. Или тебе еще рыбки положить?
Джемма замотала головой, отпустила, наконец, несчастную салфетку, глотнула вина и закашлялась, вино как-то очень хлынуло, а горло сжал смазм.
- Ты зря так волнуешься, Джемма. И зря меня боишься. Давай я тебе еще налью, вино очень неплохое, мне его привозят издалека.
Джемма почувствовала, что горло слегка отпустило, спазм ушел вместе с неловкостью, и она уже совсем спокойно пригубила действительно очень приятное вино.
- Я, действительно волнуюсь, Эдванс. Потому что я совершенно не понимаю, как мне себя вести, и зачем ты меня позвал.
Эдванс задумчиво отпивал из своего бокала по глоточку, потихоньку смаковал, молча разглядывал Джемму, но глаза его были не настойчивыми, ласковыми, взгляд спокойным.
- Тебе, наверное, наговорили всякого. Но у меня нет ни желания, ни возможности сделать тебя своей женщиной. Для гурэли ты слишком хороша, цирелия мне не нужна, нет для меня и не будет другой любимой.
Джемма вдруг почувствовала горечь. Да такую, как будто ей в вино кто-то плеснул что-то жгучее, на глаза снова навернулись слезы, и она отвернулась, чтобы их скрыть.
- Не обижайся, прошу. Да и позвал я тебя не просто так, у меня будет для тебя просьба. Но, не сейчас, чуть позже. А пока…
Он встал, чуть размял плечи, и Джемма поймала себя на мысли, что она с удовольствием смотрит, как играют его мышцы под тонкой тканью футболки, одним движением сгреб посуду.
- Скоро Риания придет, все уберет. А мы с тобой сейчас кофе с мороженым будем пить. И с шоколадом. Ты любишь мороженое и шоколад?
Джемма не пробовала ни того, ни другого, но на всякий случай кивнула. Ей вдруг захотелось здесь остаться. Прикорнуть вот там - на маленьком мягком диванчике в углу и ждать, когда в эти окна красивой чередой выстроившиеся под потолком заглянет Рассвет.
Остаток вечера прошел чудесно. Эдванс щелкнул маленькой черной штучкой, целиком помещающейся у него в руке, и комната погрузилась в легкий полумрак, и только тонкие свечи на столе не давали темноте полностью спрятать их под свое мягкое покрывало. Из-под потолка, откуда-то сверху лилась нежная музыка, на душе было так хорошо, что Джемме хотелось плакать. И она уже не замечала, что на втором этаже снова мелькает тень, как будто мечется туда-сюда какой-то маленький человек.
- Знаешь, мне хочется называть тебя как-то иначе. Джемма - уж больно официально, строго, не близко. У тебя нет другого имени? Я знаю, так бывает. Кто-то назвал из близких, имя прижилось, стало греть. А?
Джемма. наверное, сейчас выложила бы ему все, раскрыла бы душу полностью, без остатка, но этого не просил, да, похоже, и не хотел.
- Есть… Вареничка…
Она сказала и застыдилась, глупо же, зачем ему это…
- Класс! Но я не решусь. Или можно?
Джемма молчала, но знала, если Эдванс будет ее так называть сердце ее станет таять, как этот последний кусочек клубничного мороженого - податливо и сладко.
…
Толстая, похожая на шарик женщинка, на голове у которой чудом держался смешной белоснежный колпак, влетела в комнату, осветив полумрак светло-голубым накрахмаленным фартуком. Она подкатилась к столу, чудно помотала колпаком, кланяясь, скинула на огромный, явно норовящий перевернуть свою хозяйку, поднос грязную посуду, и снова убежала, скорее улетела, как ночная пузатенькая бабочка.
Эдванс проводил ее глазами, встал
- Сейчас тебя отведут домой. А завтра ты придешь снова, хорошо? Обещаешь, Вареничка?
Джемма мотнула головой, уставилась на Эдванса, упрямо выставив подбородок, сказала
- Но ты не сказал, зачем!
Эдванс укутал ей плечи небольшим, мягким, чуть пахнущим мужским парфюмом, шарфом, немного прижал ладонями, так что она чуть согнула колени
- Позже. Пока рано. Пока просто приходи - я не люблю обедать в одиночестве.
…
Вечер пролился светом торжественно взошедшей полной луны, ее огромный диск завис над поселком, осветив его полностью. Джемма бежала по тропинке, ноги ее мелко дрожали, все же пережитый страх давал себя знать. И было еще одно чувство, название которого оно не знала, острое, сильное, неукротимое и немного стыдное. И она не гнала его от себя, наоборот, пригрела в уголочке сердца, решив обязательно сберечь…
продолжение