- Вы меня не слушайте, Анна Федоровна, - щеки Григорьевны вспыхнули румянцем. – Это я из-за родственника такая расстроенная. Ну, не хворайте, а я пойду.
И Григорьевну как ветром сдуло. Анна постояла на крыльце еще немного, держа в руках половичок, подумала, а потом вернулась в хату, переоделась и поспешила в магазин.
Глава 1
Предыдущая глава
Глава 77
Не дождались старушки открытия магазина, разбрелись по домам, обсудив председателя и молодую продавщицу. Григорьевна, та, которой больше всех надо знать о личной жизни местного люда, специально свернула на улицу, где стоит дом Ефима Петровича, в надежде увидеть его жену. А что? Пусть узнает Анна Федоровна, как ее муж, занимающий высокую должность, за молодым телом ухлестывает.
Прошлась мимо хаты Григорьевна, да заходить не решалась. Дома ли Анна или на работе? Туда-сюда кругов навернула, повздыхала, да надумала домой возвращаться. Вдруг в доме скрипнула дверь. Остановившись у сирени, Григорьевна сузила бесстыжие глаза и пригляделась. Анна Федоровна вышла с половицей в руках, встряхнула ее, стоя на крыльце, пыль подняла и только порог переступила, как Григорьевна выскочила из-за куста и громко поздоровалась:
- Здравия желаю! – встала у калитки, взялась за частокол и улыбнулась.
- Здравствуйте, - приветливо ответила хозяйка.
- Как здоровьице, Анна Федоровна? Говорят, хворью часто маетесь?
- Ох, Григорьевна, маюсь.
- А я иду и думаю, дай о здравии справлюсь, может, помощь какая требуется. Сидит Федоровна в дому одна одинешенька, дочка в город подалась, а муж весь себя совхозу отдал. – покачивает головой Григорьевна.
- А что ж поделать, коли жизнь такая? Дочке больше городская нравится, в деревню возвращаться не желает. Лишь бы ей хорошо было, а мы уж как-нибудь сами справимся.
- А что ж муж?
- А что муж? Вы же знаете, что у него работы столько, что я каждый раз удивляюсь, откуда только силы берутся. Женская наша доля – ждать мужа, да дом вести.
- Да-да, Федоровна, правы вы, как-никак. Председатель – это очень тяжелая работая. Хотя… если б ему в помощники молодого какого взять, все ж полегче было. Самому-то уже годков не мало.
- Это верно. Был молодой, да прыткий. Но у него свои дела неотложные.
- Ну да. Такие неотложные, что сбежал… ой, - запнулась женщина, прикрыв рот рукой.
Анна переменилась в лице.
- Сбежал?
- Вы меня не слушайте, Анна Федоровна, это я о своем подумала. Родственник у меня есть, чтоб его коромыслом да вдоль хребтины, семью свою оставил и к другой умотал. А я до сих в себя прийти не могу. Чуть какой разговор об измене заладится, сразу про родственника вспоминаю.
- Измене? – лицо Анны стало немного длиннее от удивления.
- Ну да. Тут как, знаешь человека с одной стороны, а потом вдруг – раз! А он другой к тебе повернется. Вроде добрый был, верный своей жене, а сегодня идешь в магазин, а магазин закрыт. В окошко заглянешь, а он стоит с молодой продавщицей обжимается, милуется. Это ж кому скажи, а? Председатель, а такими скверными вещами занимается, ой!
Григорьевна закрутилась на месте, как волчок, словно потеряла что-то. И как только язык повернулся вслух такое сказать? И кому? Жене председателя!
- Вы меня не слушайте, Анна Федоровна, - щеки Григорьевны вспыхнули румянцем. – Это я из-за родственника такая расстроенная. Ну, не хворайте, а я пойду.
И Григорьевну как ветром сдуло. Анна постояла на крыльце еще немного, держа в руках половичок, подумала, а потом вернулась в хату, переоделась и поспешила в магазин. Входя в открытую дверь, она пристально осмотрела малочисленную очередь, сделала вид, что хотела что-то прикупить и сразу вышла наружу. Мужа в магазине не было. За прилавком стоит Галина, обслуживает покупателя, а лицо у нее заплаканное – это видно невооруженным глазом. Поздоровавшись с мужиком, подошедшим к магазину, Федоровна поправила воротник пальто и потопала в сторону дома.
Пока дошла, разболелась голова. И куда простывшая спешила? Здоровье надо беречь, а она по магазинам шастает. Ступив на родное крыльцо, Анна ощутила, как по спине, под кофтой, течет пот. Жар окутал женщину. Под платком будто парилка образовалась. Открыв дверь, Анна не заметила, что замка на двери нет. Переступила порог и плюхнулась на лавку. Что-то душно как-то, муторно. Расстегнув пуговицы пальто, она стянула платок на затылок и издала протяжный звук, похожий на стон больного.
- Ты где была? – открылась вторая дверь и Анна увидела мужа. – Тебе что доктор сказал? Больше отдыхать, а ты куда носилась? Аннушка, да что с тобой?
Женщина выглядела изнеможенной. Вот-вот потеряет сознание. Подскочив к ней, Ефим успел подхватить ее под руки. Ноги Анны подкосились, и она повисла на руках мужа.
- Ефимушка, ой, что-то худо мне. – прошептала через силу женщина.
- Молчи, Аннушка, ничего не говори. – аккуратно подняв жену, Ефим быстро занес ее в дом.
Положил на постель, осторожно снял пальто, убрал с шеи платок и судорожно взялся расстегивать пуговицы кофты. Анна смотрела на его испуганное лицо и еле-еле шевелила губами. Голоса не было слышно, только бешенный стук сердца отзывался в ее голове.
- Ты вся горишь, Аннушка, - на лбу председателя проступила испарина. – Что ж ты, женушка моя любимая, не бережешь свое здоровье?
Анна молчала, всматриваясь в бегающие глаза мужа. Раздвинув кофту, Ефим увидел красные пятна под шеей жены.
- Я за доктором, - прошептал он. – Ты только не вставай.
Накинув на себя пальто, Ефим рванул на улицу. Двери хлопнули два раза, на третий (стук калитки) Анна прикрыла глаза.
***
Вся деревня собралась на похороны жены председателя. Женщины причитали, стоя у бледного тела и не могли без слез смотреть на безжизненное лицо. Мужчины толпились у забора, ожидая, когда можно будет уносить гроб, а Ефим стол у ног жены и незаметно смахивал проступающие слезы. Его дочь Дарья висела на тетушке, которая приехала хоронить сестру. Девушка рыдала от горя и содрогалась всем телом.
Сердечницей была Анна Федоровна, болела уж много лет. Люди удивлялись, как такая жизнерадостная женщина могла так рано заболеть, если у нее и жизнь поярче, чем у других, и с мужем повезло. Не пьет, председателем работает, дом – полная чаша.
- Не гулял бы, так Анна жива была, - закудахтала Григорьевна на ухо Ивановне. – Вот и не выдержало сердечко-то.
- А откуда тебе известно, что Анна про мужика своего прознала? – тихо спросила Ивановна, косясь на Галину, которая стояла рядом с всхлипывающей Дарьей.
- Так все ж знали. Вся деревня. Думаешь, никто б не донес?
- Как, вся деревня? Только мы с тобой да две доярочки. Я никому не рассказывала. Светка и Ленка – тоже.
Пристально посмотрев в глаза подруги, Ивановна смутилась.
- Что ты на меня так глядишь, как будто я виновна в погибели Федоровны? – побледнела Григорьевна. - Ты это брось. У меня хоть язык и подлиннее твоего, но ума не лишку.
- В том-то и дело, что не лишку, - сощурилась Ивановна, догадываясь, куда ведет ее подруга.
Григорьевна отвернулась, сделав вид, будто ей что-то в глаз попало, а Ивановна отошла от нее, чувствуя неприязнь от слов сказанных.
После того, как Анну Федоровну отправили в последний путь, Ефим Петрович попросил Галину остаться на поминки. Женщины, увидевшие, как председатель разговаривает в сторонке с продавщицей, сразу принялись осуждать парочку.
- До чего ж у нее душонка черная, только бабу закопали, она сразу к вдовцу прильнула.
- И не говори, главное - при всех. Ни стыда, ни совести.
- Мужик ее бросил, так она к самому главному под крылышко полезла, гадость, а не баба.
- Это ж как теперь на нее люди глядеть будут? Неужто не ёкает у этой бестолковой, что она своих детей позорит?
- А куда ей? Она свое дело лучше всех знает. Со дня на день переберется в хату председателя, станет важничать да на всех плевать. Такие, как Галька, прут на пролом.
- Шкура она. Самая настоящая шкура.
Галя сначала отказалась от поминок, но потом согласилась. Ведь Ефим Петрович много добра сделал для ее семьи, теперь пришла ее очередь поддержать убитого горем председателя. В председательский дом люди заходили партиями. По десять человек. Выпьют за усопшую Анну Федоровну, принесут соболезнования Ефиму и Дарье и сразу выходят из хаты. Когда сочувствующие разошлись, Ефим подсел к Галине. Дарья с тетей собирались убирать тарелки, но Ефим попросил их сесть на свои места и внимательно послушать его.
- Не к месту сейчас будут мои слова, но чувствую, что более тянуть нельзя. – вздохнув, он обвел грустным взором родню и молчаливую Галю.
Женщины переглянулись. Нахмурив брови, Дарья пристально посмотрела на отца и Галину, надумав себе невесть что об этой парочке. Кашлянув в кулак, Ефим положил локти на стол.
- Дарьюшка, эту тайну я хранил всю жизнь, но теперь хочу сказать…
- Какую тайну? – опешила Дарья. – Может, не надо сейчас, пап?
- А когда надо? Через неделю? Или две? И так протянул, хватит уже молчать, - взяв Галину за запястье, он тяжело вздохнул и встал. – Галя, Дашуля…
В кухне густо запахло подвохом. Приподняв одну бровь, Дарья прильнула к тетке, которая выглядела так, будто она знает, что хочет сказать ее зять.
- Галя, - Ефим повернул голову на продавщицу, - чтобы не было поздно, я скажу прямо сейчас. Родня ты нам, Галюня.
Спасибо за ваши лайки, репосты и комментарии.