Заря не обманула: к обеду разыгралась метель. Она выла между вагончиками, дергала веревку, протянутую между столбами для сушки постиранного, словно хотела сорвать ее, приклоняла к самой земле сухие стебли высокой травы. Казалось, ей очень хотелось за что-то зацепиться, потому что в степи очень скучно – нет преграды, мети, куда хочешь! По сплошной снежной равнине бегали, обгоняя друг друга белые змейки поземки.
Поселок будто вымер. После новогодней ночи все спали, пользуясь тем, что был выходной. Даже дымок вился не над каждым вагончиком. Ветер выдувал остатки тепла, проникая в каждую щель. Лучше всех чувствовали себя те, кто по осени, пока было сухо, вырыли себе землянку. Приехавшие из Белоруссии механизаторы помнили, как жили партизаны в лесах, и соорудили себе жилье в земле: выкопали яму глубиной в метра полтора, укрепили ее стены камышовыми щитами, крышу сделали тоже из них, поставили печку-буржуйку – и никакая метель им была не страшна! Правда, по осени боялись, что вода затечет внутрь, но обошлось - плотный дерн из многолетних трав, не тронутых веками, не пропустил ее.
В кухне тоже не спешили готовить обед. Последние праздновавшие Новый год ушли из столовой около пяти часов утра, поэтому начинать готовить завтрак было бесполезно, а обед было решено сделать не раньше трех часов дня.
Петрович подбросил в печку еще кизяка, вскипятил чайник. Подойдя к Сашке, он заметил, что тот взмок, волосы прилипли ко лбу. Петрович покачал головой: совсем некстати заболел пацан! Даже если вызовут врача – в вагончике управляющего установили телефон – тот не скоро доберется сюда. А везти его по степи в совхоз – дело не просто рискованное. Заварив чаю, он снова взял таблетку, разбудил Сашку, заставил выпить ее и чай. Тот виновато выполнял все, что говорил Петрович. Когда он стал подниматься с кровати, Петрович забеспокоился:
- Ты куда собрался?
Сашка замялся:
- Да мне нужно...
- Ты слышишь, что творится за дверью? Иди туда, за занавеску, там я ведро поставил. Потом вынесем.
Сашка потоптался, потом пошел туда, куда указал Петрович.
Петр лежал под одеялом, не желая покидать теплое гнездо, хотя уже хотелось есть. Петрович, словно угадав его мысли, позвал:
- Давайте, мужики, почаёвничаем! Разносолов не обещаю, а чай с печеньем и с сухарями – пожалуйста!
Они с удовольствием выпили по кружке ароматного чаю, снова легли в кровати. Петрович достал бутылку водки, приказал Сашке снять рубашку. Ворча, он растирал его спину, грудь водкой, потом укутал его свитером, укрыл одеялом. Тот пытался слабо сопротивляться, но попытка не удалась, и он скоро уснул.
Петр, лежа в полудреме, подумал, что и плохая погода может нравиться. Подумал о матери: в это время и на Кубани бывают метели и снегопады. Ей приходится сейчас самой убирать снег во дворе, прочищать дорожки к сараю, к калитке. Он увидел себя, идущего по дорожке к калитке, пригибаясь под ветками яблони, склонившейся почти до земли. Он чувствует веяние ветерка в лицо, видит тени от веток вишен, яблонь на земле, и вдруг перед самым лицом возникла паутина, вся усеянная каплями росы. Они были разного размера, слегка дрожали от ветерка. Петр подумал, что еще и жары не было, а роса уже есть. Он осторожно обошел паутину, стараясь не задеть ее.
- Петро! – вдруг услышал он голос матери.
Петр вздрогнул и проснулся. В первую минуту он рассердился на себя, что проснулся, не услышал, что хотела сказать мать. Но в следующую понял, что звал его Петрович.
- Петро, сходил бы ты в столовую, может, там приготовили что, так принес бы этому артисту – он кивнул на Сашку – а то еще с голоду помрет.
- Я сам пойду,- прохрипел Сашка.
- Ты на себя в зеркало глянь! – сказал Петрович.
Он поднес к его лицу зеркало, стоявшее на столе, перед которым они брились, и Сашка увидел обметанные простудой губы, больные глаза, бледное лицо, прилипшие к взмокшему лбу волосы.
- Температуру только сбили, а ты опять: пойду! Лежи уж! Моли Бога, чтоб кашель не начался – лечить его нечем!
Сашка молча лежал. Вчера на празднике ему понравилась девушка. Симпатичная блондинка с кудрявыми волосами и с ямочками на щеках. Он подошел, чтобы пригласить ее на танец, но в это время покачнулся, и она, окруженная подружками, звонко рассмеялась. Сашка обиделся и решил уйти к себе в вагончик. Развернувшись, он пошел к двери, не увидев, что она огорчилась, видя, что он ушел. Сашка шел по тропике к своему вагончику, вслух разговаривая с обидчицей:
- Смеется она! Я просто покачнулся, и вовсе я не пьяный! Подумаешь – принцесса!
Подойдя к своему жилью, он обнаружил, что у него нет ключа. Он присел на ступеньки и стал ждать, когда придут Петр или Петрович. Было холодно, потом стало очень холодно. Сашка уже почти протрезвел, но они не шли. Он задремал, съежившись. Конечно, он слышал, что люди замерзают, уснув на морозе, но никак не думал, что с ним могло случиться такое. Хорошо, что его старшие соседи нашли его вовремя. Опять ему повезло! Вернее, опять Петр спас его. Он опять подумал о девушке. Все-таки она хороша! Но он не решится подойти к ней, если даже увидит. Это вино помогло ему быть смелым, и то не смог устоять, а по-трезвому он и не подойдет к ней.
Наталья проснулась одна на диване. На столе стояли тарелки с закусками, бутылка шампанского, бутылка водки. Она поняла, что проспала Новый год и что Николая не было. Закуски стояли нетронутые, бутылки не открытые. Наталью охватила обида и тоска. Вот и дожилась: в Новый год – одна!
Вчера в магазин приперся Василий, стал объясняться в любви, звал отмечать Новый год. Она рассердилась, снова стала кричать, чтоб он оставил ее в покое. Он ушел, огорченный, не понимающий, что случилось, ведь все было хорошо, он снял квартиру, она сама приходила туда, а теперь орет на его, будто он пристает к ней на улице.
А Наталья все-таки надеялась, что Новый год, проведенный с Николаем, развяжет, наконец, тот узел, что завязался. Но вышло совсем не так. Она начала разговор с ним о том, что праздник лучше встретить дома, ведь в ее положении лучше не рисковать, но Николай промолчал, лишь усмехнулся. Она все приготовила, нарядилась и стала ждать его. Когда она уснула, Наталья не заметила, но проснувшись, поняла, что Николай встретил Новый год где-то в другом месте.
Первой мыслью ее было то, что он у Зои. Конечно! Петра нету, она одна, с ребенком куда пойдет? Вот он и пошел туда! Она быстро поднялась, ее захлестнуло негодование: она сейчас устроит им Новый год! А потом пусть он оправдывается перед братом!
Быстро одевшись, она пошла к Зое. На улице было много людей, все веселились, пели, смеялись. Только у Натальи было вовсе не праздничное настроение. Она не реагировала на оклики в ее сторону и все быстрее шла туда, где думала встретить мужа. Она уже мысленно разговаривала с ними, уличая их в неверности, в обмане. Быстро поднявшись на второй этаж, она позвонила в дверь Зоиной квартиры. Дверь не открывали. Она позвонила еще раз и услышала, что к двери идут.
- Кто там? – услышала она голос Зои.
- Открывай, Дед Мороз пришел! – громко произнесла Наталья, предвкушая яркую картину.
Дверь открылась, на пороге стояла Зоя в халате, из-под которого выглядывала ночная рубашка.
- Ну, и где же твой хахаль, или кем там он тебе приходится, деверь, кажется? – громко спросила Наталья, наступая на Зою. – В спальне?
Не глядя на испуганную, недоумевающую Зою, она быстро вошла в квартиру. Зоя последовала за нею. Наконец придя в себя, она спросила:
- Наташа, что случилось? Кого ты ищешь у меня?
Та молча прошла в спальню. На кровати лежал Коля, раскинув ручки, приоткрыв ротик.
- Где Николай? – спросила Наталья, повернувшись к Зое.
- Не кричи, ты видишь, сын спит, - негромко, но строго ответила Зоя. – Где твой муж, я не знаю, и почему ты ищешь его умнея, тоже мне непонятно.
Она пошла из спальни, Наталья пошла за нею. Выйдя в гостиную, она уселась на диван, и вдруг расплакалась.
- Его не было дома, - всхлипывала она, - я ждала его, приготовила все, а он ушел и до сих пор его нет. Я думала, что он у тебя.
Зое стало жалко ее. Она вспомнила, как ждала Петра в новогоднюю ночь, а он вернулся только утром. Она села напротив нее на стул, сказала:
- Вернется, куда ж он денется! А ты иди домой, ложись. Не бывает он у меня, ведь он брат Пети, как же он может? Не думай об этом.
Наталья вышла из квартиры, не сказав Зое больше ни слова.
