Адаптацией, называется процесс приспособления к измененным условиям среды, как внешней, так и внутренней.
Служба в органах внутренних дел предполагает перестройку организма не только на психологическом уровне, но и на уровне желез внутренней секреции. И чтобы не травмироваться психически, сталкиваясь с перевернутой действительностью, где нормой становится патология, выброс гормонов должен соответствовать внешним условиям.
Деформация личности бывает настолько серьезной, что переход обратно, в нормальную среду обитания, может быть разрушительным для организма, вплоть до смертельного исхода. И таких случаев достаточно много.
Сейчас речь не про нынешнюю коммерческую организацию, называемое обидным словом «полиция». А про вполне советскую, российскую милицию, где наряду с «алчными» сотрудниками, были и идейные работники. Немного, но они были. И они были выдавлены из системы, как ненужные. Кто-то ушел добровольно, не захотев участвовать в мутных схемах, кого-то подвели к этому решению, а кого-то посадили, чтобы не путались под ногами.
Все эти процессы нашли отражение в литературе и в фильмах. В большей части, изображено недостоверно и наивно, да и всю достоверность показать просто невозможно. Может более-менее близко к действительности можно увидеть в «Ментовских войнах», но и там, начальники выглядят неубедительно душевными. Правда, в том, что к этому времени «воровские» битвы сменились на «ментовские».
В конце 90-х, я наблюдал, как выслужившие все свои положенные проценты, сотрудники, умирали, не успев получить пенсию. Как контролеры СИЗО, посвятившие свою жизнь, охране зеков, заходя в трамвай, начинали «просчет» пассажиров, потому что стереотип службы был закреплен на гормональном уровне. Случаи самоубийств и уходы в белую горячку были тоже обычным делом.
У кого были гражданские профессии и сохранялись интересы кроме служебных, имели шанс адаптироваться, найти себя и выстроить дальнейшую жизнь в «народном хозяйстве». Меня окружали люди, которые считали вынужденным злом «оттянуть лямку», заработав «минималку» и дальше работать по гражданским специальностям.
Льготы выхода по «выслуге», появились во время поздней «перестройки». В стаж начала входить наряду со службой в армии, учеба в высших учебных заведениях, строгий режим колоний, тюремный режим, все это учитывалось. И мы радостно делились, друг с другом у кого, сколько осталось до выслуги.
Молодежь, косяком ушла в «свободное плавание» еще в начале «кооперативного» движения. При встрече на улице, они удивлялись долготерпению отслуживающих пенсию. «Это ведь так просто – делились они опытом – открываешь фирму, берешь кредит. Затем банкротишься и открываешь другую фирму и опять кредит». Налоговой службы как таковой, еще не было. Все ловили рыбу в мутной воде.
Самые спокойные и невозмутимые люди служили в отделах кадров МВД. Чтобы сделать какое-нибудь полагающееся им по должности, действие, для них требовались недели. Бюрократы в погонах поднимали свою значимость на недосягаемую высоту. Если кто-то из них уходил на «больничный», за него никто выполнить работу не мог и в курируемых им подразделениях, кадровые вопросы зависали на неопределенное время. За глаза, да и в глаза, своих кадровиков мы называли «резинщиками».
Первый раз я столкнулся с особенностями работы отдела кадров, когда заинтересованный принять меня на службу полковник Столбов, привел меня за руку в областное УВД. Он ткнул опешившему инспектору, мой рапорт, со всеми необходимыми резолюциями и мы не вышли из кабинета, пока полковник не убедился, что меня вставили в приказ. Но это был полковник Столбов!
Участник ВОВ, в 80-х он был начальником Межобластной школы милиции и когда на своей синей «Ниве» он ехал по городу, все гаишники отдавали ему честь и вытягивались по стойке смирно. Был случай, когда его везли с какого-то праздника и он, будучи навеселе сидел задом к ветровому стеклу, разговаривая с попутчиками, и ему все равно отдавали честь, хорошо зная машину.
Второй раз, когда я переводился из Ангарского учреждения в Иркутск, и попал в «вилку», когда с одного места меня отпустили, а в другое еще не был зачислен. Со спокойной душой, я использовал три недели неожиданного отпуска, пока «ходил» мой приказ о переводе.
В дальнейшем, я понял глубокий смысл «дружбы» с кадровиками. Приглашение кого-нибудь из них регулярно на «застолья», гарантировало более быстрому продвижению в нужную сторону тех или иных бумаг. И когда встал вопрос о возможности ухода по «выслуге лет», я принес кадровикам две бутылки коньяка и попросил сообщить, когда это время подойдет.
Начальство, конечно, было в курсе моих «поползновений» уйти. Поэтому мне было сделано заманчивое предложение перехода на подполковничью должность. Это подразумевало возглавить одно из отделений наркоконтроля. Когда я поинтересовался, с кем предстоит работать, мне порекомендовали самому набрать из вновь поступающих лиц с «гражданки». Значит, надо было «нянчиться» и отвечать за каждого, будучи наставником. А как «молодые» любят «залазить» в криминальны истории, я уже хорошо знал. Поэтому и отказался, предпочитая сберечь нервы и сохранить незапятнанную репутацию.
Когда из «кадров» поступил звонок, и мне сообщили, что через месяц могу оформлять пенсию, я недолго собирался и «выскочил» отказавшись от медкомиссии. Знакомые доктора мне потом попеняли на то, что мол, поторопился, можно было и инвалидность вполне спокойно оформить. Но на что она нужна, с ее, то ограничениями.
Так вот, будучи вполне гражданским человеком, я еще долго чувствовал погоны на плечах. То, что ко мне на улице подходили незнакомые, как мне казалось люди, и начинали рассказывать про то, как «отсидели» и теперь находятся в новой жизни, это было обычное дело. Работая в «зоне» и СИЗО, так или иначе, принимаешь участие во многих судьбах. Запомнить всех невозможно, да и не нужно, но тебя то, помнят. Поэтому и подходят пообщаться, как со «своим». Шарахаться ведь от них не будешь, хотя разные случаи бывали.
Бывали и конкретные угрозы, называли мой адрес, институт, где сын учился, всякое было. «Вы, менты, за себя не боитесь, а за семьи трясетесь, и мы знаем, где кого найти» - и такое выслушивал не раз. Но после этого, взял щенка овчарки из питомника, и мне уже было спокойнее за сына. Когда она подросла, то никого чужого близко не подпускала.
А на «гражданке» рефлексы срабатывали, скажем, не совсем адекватные. В те времена, общественным транспортом пользовались, куда больше чем сейчас. И если подвыпившая компания начинала «барагозить» выходя за рамки приличия, что-то поднимало меня, и я шел в уверенности, что могу пресечь нарушение порядка. Как правило, «заводила» этой кутерьмы, что-то считывал во мне, и давал команду успокоиться остальным. «Все, начальник, уже выходим» - и на этом заканчивалось. Один раз в электричке, я подумал, что могли бы и на ходу скинуть, такие времена были.
Зайдя как-то в хозяйственный магазин, находивший в полуподвальном помещении, увидел такую картину. Пустой отдел с краской, две продавщицы забились в угол, а «нехорошие люди» выносят банки с краской. Один по хозяйски вытаскивал их из - под прилавка, и передавал второму. И еще один стоял на «атасе» на выходе. Ну, оно мне надо было! Нет, подошел и предложил вернуть краску на место. У одного сразу появился в руке нож, а второй то ли узнал меня, то ли шума не захотел, но дал отмашку прекратить разбойничать. После этого вся компания вымелась. Продавщицам, в принципе, было все равно, меньше всего им хотелось пострадать за чужое добро, что, в общем правильно.
И еще я заметил, что вокруг меня люди, как-то дисциплинированнее, начинали себя вести и даже незнакомые вдруг здоровались. Я спросил у жены, заметила ли она это, на что она ответила: «У тебя кокарда до сих пор на лбу видна, что ж ты хочешь». С таким навыками, довелось мне службу безопасности на хладокомбинате возглавить. Себе в заслугу могу поставить возвращение дебиторской задолженности в миллион рублей и «посадку» кладовщика занимавшегося хищениями.
Наверно лет через пять, только я почувствовал себя вполне гражданским человеком. Но это уже совсем другая история.
PS. Кстати некоторые «менты» уходя на пенсию, шли в организации где надо было заниматься возвращением долгов. А это было непростым делом. В прокуратуру передавали записи диктофонов с разговорами тех, кто азартно «возвращал» долги, и их вполне законно сажали за вымогательство. В 90-е считалось проще «завалить» кредитора, чем вернуть долг. Был случай, когда бывший главный инженер ликероводочного завода «Кедр», сдавая в аренду площади оптового рынка, давал ссуду под большие проценты. Ему сначала сожгли рынок, а когда он пытался выяснить, кто это сделал, его застрелили во дворе дома. Знаю об этом случае, потому что сам предупреждал его о возможных последствиях, «удушения» должников. Но он, имея «больших» друзей в УВД (даже липовое удостоверение «настоящего полковника» было), видимо считал себя неуязвимым.
Спасибо, что читаете и комментируете.