Найти тему
Ксения Арно

Вояж

И. Айвазовский, "Тройка в степи".
И. Айвазовский, "Тройка в степи".

Один французский поэт, Филипп Супо, после каждого путешествия любил говорить: "И с того дня, никто не узнавал меня..." Настолько его, мол, этот вояж изменил. Просто другим человеком стал.

Но речь не о нем, а о том, как же занятно стало нынче путешествовать.

Вот в прежние, недавние еще совсем времена, нашу ежегодную поездку в Россию разве можно было назвать путешествием?

Ну, полтора часа от Версаля до аэропорта Шарль-де-Голль на машине, по аккордеоном растянутым пробкам. Самолет Париж-Москва. Три с половиной часа.

Торопливая рысца из одного терминала Шереметьево в другой: не опоздать бы на ночной самолет до Новосибирска. Четыре часа мучительного ерзанья в кресле - так не терпится вытянуть, наконец, ноги и положить голову на подушку, хочется тишины, уединения и знакомого родного запаха.

Час на машине до любимого дома - и ты уже в другой реальности, там, где солнце встает на пять часов раньше. Это - не путешествие. Это перемещение во времени и пространстве.

В прошлом году было все примерно то же самое, но гораздо утомительнее, потому что пришлось лететь через Турцию: Париж-Стамбул-Москва-Новосибирск. Уже в Москве мы впали в транс, когда тело отключает все свои бонусные функции, оставляя только самые необходимые для выживания. А в зале прилета новосибирского аэропорта я уже ничем не отличалась от своего чемодана.

И только в этом году я почувствовала себя тем путешественником, который, с саквояжем в одной руке и шляпными коробками в другой, отправлялся в дальнюю дорогу вечерней лошадью.

Из Парижа до Хельсинки лететь всего ничего. Финский аэропорт маленький, провинциальный какой-то, сесть негде, если только не в кафе на первом этаже, у самого выхода на автобусную остановку. И есть нечего: или горы пончиков в розовой и шоколадной глазури, или гамбургеры. Заказали чай: зеленый, с овсяным молоком. Очень вкусно. Прекрасное оказалось сочетаниe, теперь так и пью.

Дальше - лучше. Выхожу на остановку, посмотреть, к какому столбу нам автобус до Питера подадут. Ищу на табло Санкт-Петербург, а его нигде нету. Ой, думаю. Не может такого быть. Легкая паника, в голову лезут какие-то обрывочные воспоминания из лекций по общей лингвистике: "финский язык... относится к группе финно-угорских языков... номинативный строй... элементы флективности..." Я бы еще долго так стояла, но тут подъехал автобус и из него вышел мужичок в костюме, шофер, по виду наш: "Девушка, вам помочь?" Ну, точно, наш! Девушкой в мои-то 44 годика назвать. Скажите, спрашиваю, а "Пиетри", что на табло указан - это Петербург? Оказалось - точно. Он.

Полчаса ожидания под хмурым финским небом - дождь, шквальный ветер, тревожные взгляды попутчиков - и вот мы едем мимо сосен и валунов, лениво разбросанных вдоль пустой трассы.

Граница. Свет фонаря в лицо. Проверка паспортов. Выгружем чемоданы. Еще один паспортный контроль. Томительное ожидание в грязном зале. Разговоры полушепотом: а евро отбирают? а сколько можно? а вы уже ездили? Загружаемся. Снова, уже в автобусе, проверяют паспорта. Ночь короткая. Летом светает рано. Пустые улицы Питера, достоевщина автовокзала на Обводном канале.

Больше всего я боялась, что найдут кран. Он лежал в двух разных чемоданах, разобранный на части (согласна, звучит, как начало сценария о маньяках) и на кран, даже в целом виде, совершенно не был похож: поди догадайся, что это хромированное квадратное нечто может лить воду в ванной. Подруга попросила передать своей питерской кузине. Кузина - дизайнер интерьеров, начала ремонт квартиры, а потом - суп с котом. Вы в курсе. Ремонт встал - не переделывать же проект! Короче, я почувствовала себя Сантой, когда вручaла ей эту штуку.

Кузина подруги отвезла нас сначала позавтракать, а потом прокатила по центру города с остановкой перед Исаакиевским собором и пожалела - довезла до Пулково. Вид у нас был, конечно, обнять и плакать.

Когда мы приземлились в Толмачево (если кто не в курсе, так новосибирский аэропорт называется), я уже начала побаиваться, что после этих приключений родная мама меня не узнает.

Я сама себя не узнавала: все чувства обострились. За четыре недели, почти полностью прожитые в старом деревенском доме, в память намертво впечатались запахи, звуки, ощущения. Вот закрою глаза и чувствую: лежу на диване, покрывало шероховатое, прохладное, руку протяни за изголовье - побеленная неровная стена, свет из окна через тюлевые занавески, хлопнула дверь на летней кухне, и книга выпала из рук.

На обратном пути мы пять дней прожили в Питере. И это тоже стало потрясением. Я не была в этом городе двадцать долгих лет, дети - никогда.

(Обязательно поделюсь впечатлениями. Спасибо, что не ушли, пока я была на паузе.)

Прав был Филипп Супо - в первые две недели после возвращения никто меня не узнавал: ни муж, ни соседи. Я продолжала дышать в русском ритме. Потом, спотыкаясь, опять вошла в привычную колею, опустила плечи, приноровилась к местной гравитации.

Такой вот вояж получился.

От себя к себе.