Над Борисом Годуновым вот уже несколько столетий тяготеет обвинение в гнусном преступлении — убийстве малолетнего царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного. Прокуроров в этом деле — хоть пруд пруди, защитников можно пересчитать по пальцам. Давайте и мы сегодня подключимся к этой старой тяжбе и для начала вспомним, как было дело.
Полуторагодовалый царевич Дмитрием был сослан в Углич сразу же после смерти Ивана Грозного в 1585 году, вместе со своей матерью Марией Нагой и тремя дядями. Царь Фёдор был бездетен, и Бориса подозревали в намерении захватить трон после смерти царя. Единственным препятствием на пути Бориса к престолу был царевич Дмитрий, и очень многие на Руси спрашивали себя: решится ли Борис на последний, страшный шаг?
В России сбываются только худшие ожидания. 15 мая 1591 года по Москве молнией разнеслась весть: царевича Дмитрия не стало! Передавали разное: восьмилетний младенец оказался жертвой не то несчастного случая, не то злодеев дьяков, приставленных следить за ссыльными. Имя царского шурина не сходило у всех с языка.
В Углич была срочно направлена следственная комиссия во главе с боярином Василием Шуйским. Результатом её работы стало так называемое «угличское следственное дело» — документ, сохранившийся до наших дней, хотя и в испорченном виде: у него отсутствуют начало и конец. Угличское дело было зачитано перед государем и земским собором. Из него вырисовывалась следующая картина. Царевич, страдавший «падучей» (так называли тогда эпилепсию), играл во дворе в тычку с четырьмя мальчишками. Игра эта заключалась в том, чтобы попасть ножиком в лежащее на земле кольцо. Вдруг Дмитрий забился в припадке и, падая, глубоко ранил себя ножом в шею. Такое объяснение случившегося несчастья удовлетворило тогда всех присутствующих на соборе.
Но в 1606 году бывший глава следственной комиссии Василий Шуйский, ставший теперь уже московским царём, без тени смущения заявил, что царевич Дмитрий был зарезан подосланными убийцами по приказу Бориса Годунова. Никто не противоречил ему — ни тогда, ни много лет спустя. В том же году мощи Дмитрия были перевезены из Углича в Москву и канонизированы, а версия о его убийстве получила статус исторического факта, за достоверность которого ручались Церковь, государство и официальная наука. Мы, однако, подвергнем сомнению этот факт.
Пожалуй, самым любопытным моментом в угличском деле является поведение одного из его главных фигурантов — Василия Шуйского. В 1591 году он возглавил следственную комиссию, направленную в Углич для расследования обстоятельств случившегося. Вернувшись в Москву, Шуйский доложил царю Фёдору Иоанновичу и земскому собору, что царевич погиб в результате несчастного случая, наткнувшись на нож в припадке эпилепсии.
Однако 14 лет спустя, в мае 1605 года, когда Москва открыла ворота перед человеком, которого обычно называют Самозванцем или Лжедмитрием, Шуйский принародно заявил, что это и есть самый настоящий, истинный царевич Дмитрий. По его словам, выходило, что Борис Годунов в 1591году приказал убить царевича, но мать Дмитрия спасла ему жизнь, подменив сына другим ребёнком.
И наконец, ещё через год, уже взойдя сам на московский престол, Василий Шуйский обнародовал своё последнее слово в этом деле. Оказывается, не было ни несчастного случая, ни чудесного спасения, а царевич Дмитрий действительно погиб в Угличе, зарезанный Борисовыми дьяками.
Ну что же, мы, наверное, не ошибёмся, сказав, что ещё ни один человек в мире не давал более противоречивых показаний. Очевидно, что в двух случаях из трех Шуйский нагло солгал. Но когда же с его уст слетело слово правды — в 1591, 1605 или 1606 году?
Сильная сторона версии о несчастном случае состоит в том, что в 1591 году следствие велось по горячим следам, а его итоги были оглашены перед царём и земским собором. Однако можно возразить, что всемогущий Борис Годунов был заинтересован именно, а таком исходе дела.
У версии об убийстве царевича сильных сторон нет вообще. Эта история шита белыми нитками, и ни один серьёзный историк ей никогда не верил. Уже Карамзин в 10-м томе своей «Истории государства Российского» хотел снять с Бориса «несправедливую охулку», как он выражался, и не сделал этого только потому, что побоялся выступить публично против официального мнения государства и Церкви.
Что касается версии о спасении царевича, то она совсем не так неправдоподобна, как может показаться на первый взгляд. У историков накоплено множество доказательств в её пользу, которые у нас просто нет времени сейчас перечислить. Впрочем, следует сказать, что все эти доказательства — косвенные.
Таким образом, на сегодняшний день остался последний способ узнать истину, а именно: провести генетическую экспертизу скелета Ивана Грозного и останков угличского младенца, которые считаются мощами царевича Дмитрия.
Теперь давайте подойдём к этой проблеме с другой стороны и посмотрим, являлся ли Гришка Отрепьев и так называемый Лжедмитрий одним и тем же лицом. Или, быть может, это были два разных человека?
Биография Григория Отрепьева известна по двум основным источникам. Первый — это окружная грамота патриарха Иова, изданная 14 января 1605 года, то есть ещё во время правления Бориса Годунова. Вторым является так называемый «Извет Варлаама», опубликованный в 1606 году правительством Василия Шуйского. Сразу заметим, что они далеко не во всем совпадают друг с другом. Но в целом они рисуют следующую картину.
Григорий принадлежал к роду незнатных дворян Нелидовых, один из представителей которого в 1497году получил прозвище Отрепьев, закрепившееся за его потомками. С детства Григорий отличался тяжёлым характером, буянил, ссорился с отцом, пьянствовал и даже вроде бы был замешан в каком-то преступлении. Чтобы уйти от наказания, он постригся в монахи. Спустя некоторое время мы видим его уже на патриаршем дворе, где он служит переписчиком. Однако в 1593году он внезапно бежит из Москвы в Литву, где объявляет себя спасшимся царевичем Дмитрием.
Таково вкратце содержание этого романа, за достоверность которого и сегодня готовы поручиться многие учёные.
А теперь приглядимся к человеку, который под именем Дмитрия сидел на московском престоле с июня 1605 по май 1606 года.
Обратим внимание вначале вот на что. Согласно Гришкиной биографии, ему в то время должно было бы исполниться около тридцати лет. Но все очевидцы, видевшие Дмитрия, единодушно свидетельствуют, что это был юноша не старше 22—25 лет (кстати, царевич Дмитрий и родился в 1583 году). При этом во внешнем облике, умственных и нравственных качествах Дмитрия не было ничего от истаскавшегося пьяницы с монастырским образованием. Иностранцы в один голос говорят о его аристократической внешности, благородной манере поведения, начитанности и прочих качествах тогдашнего хорошего воспитания. Например, папский нунций Рангони пишет следующее: «Хорошо сложённый молодой человек… Его белые длинные кисти рук обнаруживают благородство его происхождения. Говорит он очень смело. Его походка и манеры действительно носят какой-то величественный характер». Капитан Маржерет, возглавлявший в Кремле полк иноземных наёмников, считал, что манера Дмитрия держать себя доказывала, что он мог быть только сыном венценосца: «В нём блистало какое-то неизъяснимое величие», — пишет он. А уж Маржерет, лично знакомый с Генрихом IV Бурбоном, разбирался в манерах королей.
Кто решится отнести эти описания к Гришке? Отрепьевы никогда не принадлежали к аристократическим фамилиям и непонятно, в каких монастырях и кабаках Григорий мог набраться благородства. Помимо того известно, что Дмитрий был чрезвычайно воинствен, не раз доказал в бою своё умение владеть саблей и укрощать самых горячих лошадей. Он говорил по-польски, знал (впрочем, нетвёрдо) латынь и производил впечатление европейски образованного человека. И более того: человека, который занял московский престол по праву рождения. Объяснить, откуда взялись эти качества у Гришки Отрепьева, невозможно.
Итак, Дмитрий явно не был Григорием Отрепьевым. А вывод, который следует и этого факта, сделал уже больше ста лет назад историк Бестужев-Рюмин: если Дмитрий не был Гришкой, то он мог быть только настоящим царевичем.
Итак, мы установили два важных момента. Первый из них — стопроцентный факт: названый Дмитрий не был Григорием Отрепьевым. Второй момент — вероятный: скорее всего это был подлинный сын Грозного. Поэтому в дальнейшем мы будем называть его не Самозванцем и не Лжедмитрием, а просто Дмитрием.
Проследуем за ним по лабиринту его необыкновенной судьбы.
Дмитрий рассказывал сам, что после того, как в 1591 году его тайно вывезли из Углича, он несколько лет скрывался в северных монастырях до тех пор, пока не умерли его покровители. Тогда в 1600 году он бежал в Литву. Там он пытался найти убежище при дворе какого-нибудь вельможи, и в конце концов поступил в «оршак» (придворную челядь) князя Адама Вишневецкого. Однажды Дмитрий открыл князю свою тайну, предъявив некие доказательства своего высокого происхождения — настолько веские, что Вишневецкий (между прочим, потомственный Рюрикович) поверил ему и окружил царским почётом. Вскоре Дмитрий познакомился с Мариной, дочерью польского пана Юрия Мнишека, и безоглядно влюбился в неё. Писаной красавицей Марина не была. Но она принадлежала к тем редким женщинам, которые вдохновляют мужчин на великие дела. Между тем Дмитрий как раз и собирался совершить невозможное: стать московским царём.
В конце августа 1604 года Дмитрий выступил в свой фантастический поход. Польский сейм не разрешил предоставить в его распоряжение войска Речи Посполитой, но с молчаливого согласия короля Сигизмунда III к Дмитрию примкнули две тысячи польских шляхтичей. Да ещё в его стан перекочевало тысяч пять запорожских и донских казаков. С такими силами не всякий решился бы напасть на пограничную крепость, не то, что идти на Москву. Однако Дмитрий не сомневался, что как только он перейдёт русскую границу, народ на руках донесёт его до Москвы. Его стратегией была отвага, союзниками — обстоятельства.
И действительно, города на его пути открывали ворота без единого выстрела. Войско Дмитрия росло как на дрожжах и одерживало над царскими воеводами одну победу за другой. Но в зимнем сражении под Добрыничами подоспевшая 70-тысячная московская рать нанесла Дмитрию полное поражение. Под ним самим была убита лошадь, он пересел на другую, которая тоже была ранена, но всё-таки вынесла своего седока из боя. Казалось, всё кончено: прощай, Москва, прощай Марина! Но 13 апреля 1605 года скоропостижно скончался Борис Годунов. Узнав об этом, огромное московское войско в одночасье растаяло как дым: большая часть перекинулась к Дмитрию, другие разбежались. Путь на Москву был открыт.
20 июня Дмитрий торжественно въехал в столицу. За несколько дней до этого толпа его сторонников разгромила дворец Бориса, зверски убив его сына Фёдора. А спустя ещё месяц патриарх венчал Дмитрия и приехавшую в Москву Марину на царство. Кстати, над супругой царя эта церемония была проделана впервые в российской истории.
Недолгое царствование Дмитрия, продолжавшееся с июня 1605 по май 1606 года, вписало весьма необычную страницу в историю Московского государства. Все дела и начинания нового царя несли на себе отпечаток его яркой и своеобразной личности, которой было тесно в рамках старомосковских традиций.
Царь часто повторял, что не хочет преследовать недругов. «У меня есть два способа царствовать и укрепляться на престоле, — говорил он, — или милосердием и щедростью, или суровостью и казнями. Я избрал первый способ, так как я в сердце своём дал обет Богу не проливать крови подданных, и я исполню его». Недурные слова для «самозванца», не правда ли? И действительно, он прощал заговорщиков (в том числе главного из них — Василия Шуйского) и не казнил ни одного человека.
Что касается его щедрости, то она в самом деле не знала границ. Ни один проситель не уходил от него с пустыми руками, он покупал любую вещь, которую ему предлагали. Он удвоил жалованье всем служилым людям и значительно увеличил помещичьи наделы земли. За год своего царствования Дмитрий истратил пять годовых бюджетов Московского государства! Впрочем, кремлёвская казна, обогащённая конфискациями, производимыми во времена Грозного и Годунова, безболезненно перенесла эту расточительность.
В думе, переименованной им на польский манер в сенат, шла кипучая деятельность. Что ни день принимались новые законы и указы. Дмитрий ежедневно присутствовал на заседаниях, лично вникая во все подробности представляемых на рассмотрение дел. Бояре удивлялись его сметливости. Сложный государственный вопрос, озадачивавший брадатых мужей, вызывал у него лишь лёгкую усмешку: «Что вы тут нашли трудного?» И, немножко подтрунив над боярами, он ясно и просто решал затруднение.
Среди немногих дошедших до нас государственных распоряжений Дмитрия стоит отметить следующие. Он освободил крестьян из-под власти тех помещиков, которые не заботились о них во время голода; ограничил сыск беглых крепостных крестьян пятью годами; ввёл бесплатное судопроизводство и строго преследовал чиновных и приказных людей за взятки (вместе с тем карательные меры были уравновешены двойным повышением чиновничьего жалованья).
Дмитрий провозгласил свободу торговли в Московском государстве — для всех русских и иностранцев без исключения. Каждому было разрешено заниматься любыми видами промышленной, торговой и ремесленной деятельности. Были убраны все стеснения к въезду и выезду из России, а также к перемещениям внутри государства. «Я не хочу никого стеснять, — говорил Дмитрий, принимая эти законы. — Мои владения для всех во всем должны быть свободны».
Дмитрий был первый русский царь, который считал Россию частью Европы. Он часто говорил боярам, что они ничего не знают, ничего не видали, ничему не учились и объявил, что позволяет всем путешествовать по Европе, советовал посылать туда детей для получения образования и воспитания. Вот и говорите после этого, что первым российским преобразователем был Пётр I!
Привыкшие к московской замкнутости иностранцы не могли надивиться на перемены. Один польский автор писал, что если раньше «птицам было трудно залететь в Московское государство», то теперь в него стали ездить не только купцы, но и простые шинкари. А англичанин Томас Смит свидетельствовал, что Дмитрий стал первым монархом в Европе, который сделал своё государство до такой степени свободным.
Многие бояре высказывали опасения, что эти меры приведут к разорению государства, на что царь возражал: «Напротив, я обогащу свободной торговлей мою страну, и везде разнесётся добрая слава о моём имени и моём государстве».
Экономические нововведения Дмитрия не могли принести немедленной выгоды — они были рассчитаны на долгий срок. Огромные средства, потраченные царям, должны были в конце концов вернуться в государственную казну в результате развития промышленности, ремесла и торговли. Дмитрий смотрел в будущее, мечтая когда-нибудь увидеть Россию свободной и процветающей страной. Но, увы! Ни одному реформатору не было отпущено так мало времени, как ему.
Восторженно приняв Дмитрия в июне 1605 года, москвичи быстро охладели к новому царю. Их раздражало явное пренебрежение Дмитрия к старомосковским обычаям и традициям. Царь брил усы и бороду, любил щеголять в иноземном платье, не спал после обеда, не проявлял даже внешней набожности и с презрением относился к монахам. Но больше всего москвичи были недовольны присутствием в Москве нескольких тысяч поляков, которые вели себя как в завоёванном городе.
Брожением в народе решило воспользоваться родовитое боярство во главе со старейшим Рюриковичем — Василием Шуйским. Заговорщики привлекли на свою сторону всех начальников московских полков, убедив их в том, что на престоле сидит самозванец, а не настоящий сын Ивана Грозного. В ночь с 16 на 17 мая 1606года, когда во дворце шумела очередная пирушка, Шуйский отпустил в казармы почти всю дворцовую охрану. Перед рассветом ничего не подозревавший Дмитрий отправился спать. Ему оставалось жить не больше четырёх часов.
С первым лучом солнца заговорщики ударили в набат. Скоро Красная площадь оказалась запружена встревоженными москвичами. Шуйский кричал им, что поляки собираются убить государя и бояр. Рассвирепевшая толпа повалила громить те дворы, где расположились польские паны. Теперь помощи Дмитрию ожидать было неоткуда. Шуйский повёл своих людей в царский дворец. Заговорщики вмиг обложили все входы и выходы и кинулись внутрь — за главной добычей.
Разбуженный шумом Дмитрий только и успел крикнуть Марине, высунувшись из окна своих покоев: «Сердце моё, измена!» — и сиганул вниз с 10-метровой высоты. Прыжок был неудачный: царь разбил грудь, вывихнул ногу и ударился головой о землю. Зато он очутился поблизости от отряда стрельцов из дворцовой стражи, которые тут же окружили его. Подоспевшие мятежники попытались силой вырвать Дмитрия из кольца охраны, однако стрельцы стояли крепко. Тогда заговорщики стали кричать, что если те не отдадут им «самозванца и злого еретика», то они пойдут в Стрелецкую слободу и побьют их стрельчих и стрельчат. Это решило дело. Обеспокоенные за жизнь своих родных стрельцы выдали Дмитрия. Его отволокли во дворец и после зверских издевательств убили. Обезображенный труп выбросили на Красную площадь. Очевидцы насчитали на теле Дмитрия 21 колотую рану.
Подробности читайте в моей книге «Названный Лжедмитрием».
С удовольствием подпишу вам экземпляр!
Заказы принимаю на мой мейл cer6042@yandex.ru
