Бедный малыш плакал в избе так, что на улице слышно. Поревет, поревет и снова уснет. Только в обед Анна перепеленает его, покормит грудью, положит в колыбель и опять идет Ивану помогать.
Матрена истопила печь, постелила на горячие камни пуховую перину. Заварила чай с сушеной малиной, мед достала, припасенный на такой случай, напоила чаем внука. Уложив на печь, укрыла, его как следует.
- Спи мой, золотой! Даст Бог, завтра здоровеньким встанешь
Софью и Александра заставила выпить по стопке сам.гона
- Давайте-ка, выпейте, согрейтесь изнутри. Ничего, что крепкое получилось зелье, салом вот закусите. Сейчас еще чаю горячего, и под одеяло. Пропотеете, даст Бог, все и обойдется.
Дважды Матрена меняла Мартину одежду, потел больно сильно. Но температуры у парня не было. Матрена крестилась, благодарила Бога, жив остался внук. Хоть и не родной, любит она Мартина, жалеет, как Василька своего жалела. Тяжело мальчонке, как не суди, он на чужбине. Нутро-то у всякого, хоть у взрослого, хоть у малого, на Родину тянет.
За ночь тучи исчезли. Наутро выглянуло яркое, по-летнему жаркое солнце. Только огромная лужа во дворе, да обломанные веточки рябины, плавающие в ней, напоминали о том, что вчера дул злой ветер, и шел холодный дождь.
София осторожно, дабы не разбудить мужа, поднялась с кровати, подошла к колыбельке. Спит ее Люсия, ангелочек ее сладко спит. Вышла в другую половину, поднялась на ступеньку лесенки, прислоненной к печи, потрогала Мартину лоб. Слава Богу, не горячий. Проверила Зоиньку. Раскрылась, как всегда. Укрыла, поцеловала тихонько в упругую щечку. Тьфу, тьфу! Здоровенькая растет дочка, крепонькая. Вздохнула, в мать пошла, нет, чтобы в отца.
Свекрови нет. Она пташка ранняя, ушла, наверно, гусыню проверить. Должны вот-вот гусята начать проклевываться. София собралась поставить кипятиться чайник, да вдруг, ни с того, ни с сего, закружилась голова, повело, повело в сторону, и она плюхнулась на кровать Матрены.
- Вот тебе раз! Чего это я? Чуть ведь не упала. Тошнит зачем-то и слабость, аж ноги подкашиваются.
Саша проснулся, нет жены рядом, заглянул в комнату Матрены. А там София сидит на кровати, сама с собой вполголоса разговаривает. Удивился, спросил шепотом
- Софьюшка, ты чего? С кем это ты?
- Ай, сама себя спрашиваю, с чего это голова кружится и вроде бы тошнит. Заболела что ли я?
- Дай голову потрогаю! София, ты не чувствуешь что ли, у тебя же температура. Зачем встала с постели?
- Ребятишек проверила. Мартин вроде нормальный. Саш, иди, потрогай его. Если у меня температура, я могла не заметить, что он горячий.
- Сейчас, только тебя отнесу в кровать. Ух, ты, легкая стала, как перышко. Сейчас я тебя уложу, и не сметь мне вставать. Матери скажу, чтобы приглядела. Фельдшерица наша, наверно, еще не проснулась, немного погодя схожу за ней. Если что, отвезу тебя в больницу. После такого купания в грязи можно вполне воспаление схватить.
Уложив жену в кровать, сделав страшное лицо и погрозив указательным пальцем для острастки, Александр пошел проверить сына. Потрогал, лоб, поправил шубейку. Нормально все, молодец пацан, жилистый. Другой бы отпустил руки, а этот не сдался, мужик, с настоящим характером растет.
Надев калоши, стоявшие у порога, Александр вышел на во двор
- Мать, ты где?
- Здесь, я в предбаннике, сейчас иду.
Матрена вышла из предбанника, прижимая к груди старую дедову шапку.
- Глянь-ка, сын, первый гусенок. Еле забрала, гусыня-то щипается. Злая такая, зато и гусят много высиживает. Нынче двенадцать яиц подложила. Послушаю, посмотрю, все живые. Софьюшка проснулась? Как она?
- Температурит, немного погодя за фельдшерицей схожу. Пусть посмотрит. Боюсь я за Софию, она чего-то даже с лица посерела
- Ничего, сын, Бог милостив. Не переживай, выходим твою Софию. Она молодая, быстро встанет на ноги.
Так оно и вышло. Фельдшерица осмотрела Софью и наказала везти ее в больницу. Хрипов она не услышала, но надо провериться у женского врача. Не зря такая высокая температура, воспаление какое-то идет.
Александр немедленно повез Софию в больницу. Фельдшерица не ошиблась. У Софии воспаление матки. Но лечь на койку она отказалась, грудью ведь кормит. Лечилась дома, ходила в медпункт на уколы. Матрена ее травками различными поила, ничегошеньки ей делать не давала, хотя София чувствовала в себе силы, стыдно было ей валяться без дела
- Мам, дай, хоть я картошку потихоньку перебирать буду, или вон шерсть весеннюю теребить.
- За ребятами смотри. Успеешь наработаешься. Скоро огороды начнутся, а пока я сама справляюсь.
В тот самый день, когда София спасала сына, у Ивана с Анной тоже случилась беда. Ветром снесло крышу с сарая. Ох, как Анна расстроилась. Она-то уже прикидывала, в этот вот закуток в можно порося поместить, а напротив курочек. Тут даже насест сохранился и все перегородки целы.
Думала, мать всяко не откажет, если курица у нее какая заквохчет, отдаст, не пожалеет для дочери. Может и яиц даст. Высидит наседка цыплят, куры свои будут. Надо с чего-то начинать жить.
А теперь что? Крыши нет, сгниет сарай, он и так старенький. Вот ведь, где тонко, там и рвется.
- Иван, ты чего хоть молчишь?
- Это ты про чего?
- Как про чего, про сарай. С крышей что-то надо делать.
- Чего с ней сделаешь, доски гнилые. Может на половину крыши наберешь, на другую, досок негде взять. Уж обойдемся без сарая.
- Как обойдемся? Где я кур буду держать, а порося?
- Какого порося, каких кур? У нас нет никого.
- Нет, так будут. Сегодня в колхоз на работу не пойдешь, будем крышу крыть
- Как не пойду? Председатель ругаться станет.
- Ну и что? А если опять дождь? Как без крыши-то? Пошли, перегородки в сарае разберем. Там доски длинные, на крышу подойдут. Если не все, то половину закроем, остальное соломой.
- У нас соломой давно крыши не кроют, не выдумывай.
- Инструмент у тебя есть какой-нибудь? Гвозди есть чем дергать?
- Есть, так-то у меня все есть.
- Доски умеешь приколачивать?
- Нюр, чего ты на самом деле, я все умею.
- Пошли тогда!
- Куда?
- Твою то…, на кудыкину гору! В сарай пошли, перегородки разбирать.
- А если малой заревет?
- Поревет и перестанет, ребята все ревут, а сарай сам крышей не покроется.
Два дня возились. Пусть не все из крепких досок, но крышу соорудили. Анна снизу подавал доски, Иван прибивал. Бедный малыш плакал в избе так, что на улице слышно. Поревет, поревет и снова уснет. Только в обед Анна перепеленает его, покормит грудью, положит в колыбель и опять идет Ивану помогать.
Жаль до слез Анне сына и себя жаль. Поясница разламывается, живот прямо печет, но надо терпеть. Ради сына надо терпеть, чтобы было его чем кормить. Скотину свою надо, не ходить же всю жизнь к Варваре за кружкой молока.
Степанида наблюдала за молодушкой Авдотьи. Эх, надорвется бабенка, всю жизнь маяться будет. Не вытерпела, пошла к соседям во двор
- Анна, подь-ка сюда!
- Чего, тетя Степанида?
- Ты ведь девка заморишь себя эдак-то. Нельзя тебе тяжелое поднимать. Предупреждала ведь я Ивана. Что толку ему говорить? Ванька, он и есть Ванька. Ты сама себя береги. Болит живот-то?
- Болит, теть Степанида, живот болит и поясница.
- Кровишь?
- Да, а что делать, видишь ведь, какое дело. Как без скотины жить? А куда ее ставить? Ох, горе мне, не знаю, с какого конца взяться.
- Ты, вот что! Пойдем, я тебе подбериху дам. Заваривай и пей, она поможет. Возьмись за Авдотью. Поднимай ее, пусть не валяется, как колода. Это Иван-дура.ок верит, что она больная. Она здоровее меня и тебя будет. Ты вот сама попробуй присесть над ведром и сходить. Не сможешь, ноги не вытерпят. А она может.
Поберегись, хотя бы месяц, не рвись работать. Тебе одной придется жизнь налаживать. Иван, он беззаботный. Есть сегодня хлеб и картошка, он и доволен. Умишка у него немного. Авдотья-то чем только не вытравливала его, не хотела рожать, вот повредила маленько, и глаз у него поэтому такой.
А человек он хороший, душевный. Ты жалей его, за это он тебя любить будет и слушаться станет только тебя, а не мать и сестер.
Продолжение здесь: Глава 38