Последующие дни быстро уходящего лета, Ванька подбирал и таскал к зимовью подходящие камни для постройки самодельной печи, искал по берегам ручьев подходящую глину, а когда все приготовил, то за день сложил кособокий, но прочный очаг, проделав в крыше отверстие для выхода дыма.
– Вот, теперь порядок, – проворчал он, критически склонив набок голову. – Пущай просыхает, а я покуда до фактории добегу. Надо с дядькой Силантием встретиться, обметов у него спросить, да сетку рыбацкую, а то эта совсем сгнила. Да и Катерину надобно навестить. Сухарей ей занести, мясца свежего, да соли у перекупщиков взять, – он вытащил из мешочка некрупный самородок и, взвесив его на ладони, опустил в карман. – Вот с этим и отправлюсь.
Через три дня, Ванька, выменяв у перекупщиков, которых в тайге появилось видимо–невидимо, соли, сухарей и еще всякой мелочевки, глубокой ночью подходил к родному поселению. Крадучись он пробрался к избе Силантия и осторожно постучал в окошко.
– Кто тама лазит? – послышался хриплый спросонья, голос хозяина. Сейчас из ружья пальну!
– Дядька Силантий, это я, Ванька Рубцов, – приглушенно ответил ночной гость. – Выйди на улицу ненадолго, – дождавшись, когда хозяин выйдет из дома, увлек его в сторону, за бревенчатую пристройку, в которой летом олени спасались от назойливого гнуса. Кратко пояснив цель своего прихода, он, как бы невзначай, спросил про Катерину.
– А, чо ей станется? – приглушенно загудел Силантий. – Соль, что ты в тот раз принес, мы поделили промеж всех, мясом ее снабжаем, так что не голодает девка. Со мной на фактории робит, хотя, тама и одному делать неча, да по тайге вблизи поселения бегает, травки лечебные собирает. Не переживай, – благодушно проворчал он, заметив, как вскинулся Ванька. – Неужто я глупую девку одну в тайгу пущу? Приглядаю, али кого другого посылаю, чтоб глаз с нее не спускали. Пускай девка натаскивается, не вечно же этой крамоле продолжаться, когда–то и наладится все!
– Я тут соли принес, сухарей, еще кой–чего. Ты присмотри за ней, дядька, не давай ее в обиду, ведь она одинешенька, как и я, – Ванька вытащил из мешка сухари, соль и протянул Силантию.
– Вот, за это спасибо, – благодарно буркнул Силантий. – Обметы и сеть я тебе сейчас вынесу, – он растаял в темноте, а вернувшись, протянул парню увесистый сверток.
– Дядька Силантий, мне бы еще собаку раздобыть, а лучше две. Сможешь помочь, а то мой Пострел старый совсем, тринадцать годков уже, – попросил Ванька перед тем, как расходится.
– Подходи весной, – после короткого раздумья, проговорил Силантий. – У Прохора сука щениться будет, так я у него парочку щенков приберегу для тебя.
– Благодарствую, дядька, – обрадованный Ванька слегка прикоснулся к могучему плечу охотника. Так, побегу я?
– Беги, парень, – растроганно прогудел Силантий и, постояв немного, вслушиваясь в удалявшиеся шаги, отправился домой.
Ванька хотел заглянуть к Катерине, но немного поразмыслив, свистнул ожидавшего его в сосняке, верного Пострела, скрылся в тайге.
«Буду приходить разок в месяц, шкурки приносить, а ими пущай дядька Силантий распоряжается. Он мужик сурьезный, в обиду ее не даст, – думал он, интуитивно обходя любые препятствия и прекрасно ориентируясь в ночном лесу.
Вернувшись в избушку, Ванька опробовал свое печное изделие, устранил кое–какие неполадки и зажил спокойной, умиротворенной жизнью, стараясь не считать и не замечать прожитых лет, проведенных в добровольном заточении, где он без опаски стать изгоем и быть отвергнутым, ходил свободно и открыто. Он жил в своем, только ему понятном и свободном мире без людской злобы и зависти, полностью подчиняясь его законами привычкам. Ему это нравилось и он не собирался ничего менять!
А неумолимое время продолжало методично и беспристрастно отсчитывать пролетающие годы. Ванька настолько привык к своему одиночеству и уединению, что иногда ему казалось, будто бы он родился здесь, на берегу не особо широкой, бурлящей реки, в лесной избушке, окруженной вековыми соснами. Силантий сдержал свое обещание и весной, когда Ванька крадучись пришел на факторию, промысловик вручил ему двух крупных, поскуливающих щенков.
– Собака у Прошки соболятница, а ежели по уму кутят натаскаешь, то быть тебе в пушниной, – добродушно приговаривал Силантий, помогая засунуть щенков в мешок. – А тама, где ты обитаешь, так и подавно! Не ходят туда наши мужички, да и я особо не стремлюся! Может, и правду тунгусы болтают, что тама духи бродят, да золото оберегают! Ты, случаем, не находил там золотишко? – он пытливо посмотрел на Ваньку.
– Нет, – парень отрицательно качнул головой. – И духи не попадались. За щенков, дядька Силантий, благодарность тебе большая. Мой Пострел совсем старый стал, вон, в кустах лежит, меня дожидается. Да, – спохватился он, вытаскивая их сумы пару соболиных шкурок. – Вот, Катерине вместе с приветом от меня передашь. Скажи, что как смогу, принесу больше.
– Привет–то я передам, а шкурки обменяю, да съестного девке принесу. Что она эти шкурки есть будет? – усмехнулся он. – Тута она мне бумаги твои принесла, так, это, как наладится здеся все, я их отдам, куды надобно.
– Какие бумаги? – не понял Ванька.
– А я почем знаю, – пожал плечами Силантий. – Катерина сказывала, что в них про деда твоего, Кузьму, да про бабку Марью писано, что вы не беглые какие, а вольные охотники–промысловики и состоите на службе государевой. И печать стоит жирная, да не одна, а две печати! Ладно, обговорили мы с тобой все, побегай с Богом! – Силантий легонько хлопнул парня по плечу. – Ежели, что спонадобится, знаешь, как меня сыскать!
Ванька с превеликим трудом тащил непоседливых щенков, которые так и не освоившись в неудобном мешке, постоянно ворочались и недовольно кряхтели, выражая крайнее недовольство столь длительным и весьма неудобным путешествием. Пострел, низко и виновато опустив голову и укоризненно покачивая крупной головой, плелся позади хозяина.
– Что, Пострелка, совсем плохо тебе, – Ванька почесал пса за ухом. – Вот, замену подготовишь, а потом в избушке будешь цельными днями отдыхать. Ну, не обижайся, пес. Избу тоже нельзя оставлять без догляда, вот и будешь там старшим. Пошли, еще маненько осталось, – он подхватил беспокойно ворочавшийся мешок, и они двинулись дальше.
Обучение промысловым премудростям, натаскивание быстро подрастающих щенков, заготовка дров, ловля и сушка рыбы на зиму, так что скучать, и предаваться унынию, у Ваньки не было ни времени, ни желания. Последние новости он узнавал у кочевых тунгусов, которые круглый год раскатывали на своих легких нартах по тундре, да и по тайге, которые знали все и про всех. От них он узнал, что недавно на факторию пожаловали странные чужаки и ночью, сгорая от любопытства, постучал в знакомое окошко Силантия.
– Приезжали тута какие–то, – кратко буркнул охотник, словно зная, зачем Ванька пожаловал именно сейчас. – Два мужика, да баба в кожаной кепке. Сход собрали, что–то талдычили, уговаривали нас от Расеи отдельно быть, отделитца знначитца а нам–то что, – хмыкнул он, – мы и так отдельно живем. Правда, врать не буду, товару маненько привезли, там, табаку, охотничьих припасов, сахару привезли комкового, чаю, матерьи какой–то бабам на платья, не знаю, тама Катька этим барахлом распоряжается. Пушнины малость было, так забрали всю, а вскорости обещались еще приехать. Вот, брат, такие вести. Да, бумаги твои я им не показал. Не понравились мне эти чужаки, мутные они, непонятные. Болтают, а толку нету. Поглядим, что далее будет, покуда с голодухи не пухнем! И опять же, зачем нам от Расеи отделяться? Куды мы без нее?
Все главы в подборке
