«Если кто в той утвержденной на Вселенских соборах правде пребудет,
спасен будет, а кто отступит или в чем погрешит, дерзко то отрицая
погибнет во веки».
Св. Кирилл Александрийский.
Сейчас, когда идет Успенский пост, хотелось бы сказать несколько слов о той, из-за которой сломалось не мало интеллектуальных копий и которой сердце пронзило не одно "копье" человеческой злобы и ненависти. Я говорю о Богородице.
Прежде всего, на ум приходит такое явление христианской истории, как несторианство (которое и сегодня со-существует с основными потоками христианства). Сегодня, часто можно услышать о несторианстве как о маргинальном русле большой и полноводной реки христианства, однако было время когда из-за учения архиепископа Константинопольского Нестория пришлось созывать 3-ий Вселенский Собор (Эфесский).
Новые, для того времени, христологические споры (интеллектуально-богословская рецепция Евангелия) не обеспечили, как того ожидалось, победу древней Церкви в этой интеллектуально-богословской войне, но породили обширные национальные Церкви и общины (исчисляемые миллионами верующих), которых и по сегодняшний день существуют на христианском Востоке.
Итак, Несторий. Несторий в своих богословско-рациональных построениях, исходил из того, что Богородица не могла родить Бога просто в силу того очевидного факта, что Бог был прежде неё. Как можно было родить Того, Кто был прежде тебя? На мой взгляд, именно в этом алогизме заключается вся проблема архиепископа Нестория. Богословие Нестория, в упрощённом варианте, сводится к исключительному отрицанию имени Богородица (Θνοτόκος). На самом деле, Несторий допускал это употребление, но только в особом смысле. Пресвятая Дева могла называться Богородицей, но только в том отношении, что она родила не просто человека, а человека соединенного с Богом. Из ее утробы изошел сочетавшийся с человеком Бог, а не в том смысле, что она могла родить Бога. Иначе получался логический парадокс; существо, которое имеет временную точку отсчета в своем бытие, смогла родить того, Кому имя Вечность.
Предостерегая от вульгарно-упрощённого понимания термина Богородица, Несторий говорил: "разве Бог имеет мать? Если да, то в таком случае оказывается безответным и эллин, приписывая мать богам; будет лжецом и Павел, когда говорит о божестве Христа: без отца, без матери, без роду. Нет, Мария родила не божество, потому что рождённое от плоти плоть есть; тварь родила не Творца, а человека, орган божества".
В беседе с Феодотом Анкирским, когда тот с жаром восточного человека излагал ему учение о вечном Слове, "родившимся во времени и по плоти из чрева Девы Марии", Несторий с негодованием воскликнул: "Вы можете думать об этом как хотите, но я никогда не признаю Бога двухмесячного или трёхмесячного; никогда не буду поклоняться, как Богу, дитяти, сосавшему молоко своей матери и бежавшему в Египет, чтобы спасти свою жизнь".
Влиятельный архиепископ Константинопольский вводя термин Христородица, хотел примирить две крайности, а именно: 1) аполлинаризм, с его пиететом перед "Богородицей", и 2) арианство, с его "человекородицей". Взгляд Нестория на природу Богочеловека несколько упрощается, когда утверждается, что он принципиально разделял два естества в Иисусе Христе - божеское и человеческое. То есть, от девы Марии родился простой человек Иисус, с которым впоследствии соединился Бог Слово, обитающий в Нём как в храме, по примеру Моисея и других пророков. Этому учили Павел Самосатский в III веке и Фотин в IV веке.
По Несторию же, хотя речь идет об Одном и Том же Лице, предикаты делятся в зависимости от природ:
Субъект = Подлежащие = Общий центр
1) «Во Единого Господа Иисуса Христа Сына Божия»
2) Частное (о Божестве) 2) Частное (о человечестве)
«От Отца Рожденного… «нас ради человек…
Единосущного Отцу»… и Вочеловечившийся»
3) Опять общее.
(то есть относящееся к Тому же подлежащему: «Единому Господу, Иисусу Христу, Сыну Божию»), но с акцентами то на одной, то на другой природе.
Таким образом, в соединение двух естеств (человеческое и божественное) в лице Иисуса Христа, архиепископ Несторий видел соединение больше духовно-нравственное, чем реальное (онтологическое). Единение различных по естеству лиц в произволении и чести; поэтому и выражал его такими словами, как сочетание, содружество. «Однако если во Христе нет единства личности, значит наша природа не воспринята полностью Богом и воплощение уже больше не физическое восстановление. Если во Христе нет истинного единства, то нет и возможности соединения человека с Богом. Все учение о спасении лишается своего онтологического обоснования: мы по-прежнему разлучены с Богом, обожение для нас закрыто; Христос - только лишь великий пример, а христианство сводится к учению нравственному, к подражанию Христу».
В чем же догматическая ересь архиепископа Нестория за которую он был осужден Эфесским Вселенским собором (431 г.)? Рациональное сомнение в точности термина "Богородица" подобны сомнениям "Востока" по аналогии с термином "омоусиос" ("единосущный") после Никейского Собора. Наименование Пречистой "Богородица" было не только в широком употреблении среди верующих христиан, но было и литургической практикой известной древней Церкви. В этом смысле, очень показательно письмо Иоанна Антиохийского, друга Нестория, который с любовью писал ему:
К чему отстаивать то, чего нельзя отстоять? Зачем силиться без нужды вводить в язык церковный слова новые, смущающие совесть, и изгонять слова, вошедшие в употребление и выражающие мысль благочестивую? Наименование Девы Марии Богородицей отнюдь не новое; от него не отказывался ни один из церковных учителей; употреблявших его было много и притом знаменитых; а не употреблявшие его не осуждали употреблявших.… Не настаивай же, в вопросе об одних словах, на своем отдельном мнении, возмущающем мир Церкви; не смущай без всякой нужды совести братий своих, отвергая слово, смысл которого признаешь правильным.
Очень мудрые и справедливые слова, если вспомнить как не так уж и давно по историческим меркам, на Святой Руси христиане столь серьёзно спорили, как правильно писать/говорить, Иисус или Исус, что сжигали христиан-оппонентов на костре. Победили, известно, самые суровые ревнители "правильности", зафиксировав чуждый русскому языку, но "правильный" вариант "Иисус".
Еще во времена Эфесского Собора 431 г. Несторий признавал две природы соединенных в одном Лице. А св. Кирилл - в одной ипостаси. В последствии, уже во времена Халкидонских христологических споров: «Несториане (тоже дифизиты) утверждали, что во Христе после соединения – две природы, две ипостаси (вопреки св. Кириллу и православным) и одно лицо. Св. Кирилл для них монофизит уже благодаря тому, что он утверждает одну ипостась. Значит здесь узел спора... В своей апологии (защите) Несторий, снимает с себя грубые обвинения, сам нам проясняет, как бы невольно, за что же именно его осудили все, вплоть до бл. Феодорита. Он две природы мыслит до того полными и действенными, что считает, что каждая из них не может быть и ипостасной и личной, так что единое лицо (просопон) у него получается "из двух природ, из двух ипостасей и из двух лиц (!), соединенных в одно, в свободном (вольном) общении».
В "Трактате Ираклида", архиепископ Константинопольский, даже придумал особый термин для этого "сложного лица": "Лицо единения", подчеркивая ипостасную полноту каждой природы, вплоть до особого ее (данной природы) ица. Вот за это разделение естеств современная Несторию Церковь и отвергла его".
Заблуждение Нестория проистекало, прежде всего, из его антропологических предпосылок, из ошибочного видения и восприятия Христа. В этом он повторяет Феодора. В его рассуждениях есть своя последовательность. В Евангелии повествуется о Том, Кто родился, обитал среди людей, пострадал от них, - но ведь все это может быть сказано только о человеке. Несторий соблазнялся Евангельским реализмом. Он отказывался видеть в историческом Христе Бога Слово, хотя бы и с оговоркою: Воплощенное Слово, - ибо для него это означало приписывать Богу человеческое рождение, изменчивость, страдательность, смертность и смерть. To есть - допустить некое преложение и пременение Божества. Бог не может быть субъектом истории, и нельзя считать Богом того, Кто был младенцем, был распять, умер. Несторий относил Евангельскую историю ко Христу, - однако, с оговоркою, что Слово не есть субъект для сказуемого по человечеству. Так оказывалось, что таким субъектом в действительности может быть только человеческое "лицо," - именно "лицо" или "личность," а не "природа"! Ибо "безличная" природа для Нестория есть нечто призрачное, кажущееся, только мысленное, но не действительное, не существующее. Это значит, - действующее лицо Евангелия для Нестория есть Еммануил, "С нами Бог," или Христос, богоприимное человеческое лицо. Спаситель для Нестория человек, - или Спасителем был человек, хотя и соединенный с Богом.
Единство Евангельской истории распадается на два параллельных или симметрических ряда, хотя и неразрывно сопряженных, - каждый ряд замкнут в себе, как бы самодостаточен. Отсюда напрашивались сотериологические выводы. Опасение для Нестория исчерпывалось моральным, волевым, а не онтологическим соединением человечества с Богом, - своеобразным нравственным согласованием человека с Богом. И об "обожении," как религиозном идеале, Несторий не мог и не решался говорить. Не случайно в его сотериологии так подчеркнуты "юридические" мотивы (заместительная жертва). Так антропологический максимализм разрешался сотериологическим минимализмом (энантиодокетизм, обратный докетизм).
в статье использовались материалы:
А.В. Карташев "Вселенские соборы". Клин. 2002 г.
иллюстрации из открытых источников
