Кустов перевел Зину на легкий труд. Теперь она работала при молочном заводике – наводила чистоту там. Здесь ей нравилось: маленькое уютное помещение, стерильность, удобный график. Не надо было заступать в смену – выходные, как у нормальных людей. Доярки не завидовали и не злились, привыкли к странной, аристократически красивой, улыбчивой девахе. Подкупала ее простота и готовность рассмеяться. После случая с крышей, на которую Зина вскарабкалась с ловкостью мартышки, все и сочувствовали ей и весело подтрунивали:
- Ну что, Зинуха, уйдешь скоро с фермы? – начинала Поля издалека.
- Уйдет, уйдет! – заводились другие, - она у нас звезда, этак по крышам лазить! Ей надо в московский цирк! А мы-то все Чубкину ругаем за характер. Да не она бы, как наша Зинка в себе такой талант открыла!
- На олимпиаду ей нужно!
- В гимнастки!
- В балет!
В общем, на ферме долго стоял потом добродушный женский смех. Зину полюбили. У нас в народе всегда так. С первого раза не подступиться к людям, хмурятся, отворачиваются недоверчиво, смотрят злыми глазами. Но уж если пробьешь стену отчуждения, то все. Считай, тебя удочерили или усыновили. Особенно, деревенские. Своей святой добротой и простотой окутают тебя, как пуховым одеялом.
Как только женщины заметили у Зины наметившийся живот, так и началось… Ранняя зелень – ей. Первые огурчики ведрами таскали прямо к порогу дома. А потом, когда у особо ретивых хозяек появились душистые помидоры и сладкие перцы… Зина поняла: надо приступать к заготовкам на зиму. Она, вся мокрая, потная, каждый вечер крутила банки.
Для себя – помидоры в собственном соку, лечо (совсем как болгарский), огурчики маринованые, салат из огурцов, салат казацкий, обожаемый кисло-сладкий салат из капусты. Уж Клавдия снабдила Зину целой батареей баночек. И не каких-то там трехлитровых, а дефицитных, в магазинах их днем с огнем не найдешь, с закручивающимися крышечками, литровыми! Уж очень удобно такие зимой открывать.
Зина, скооперировавшись с Клавдией, делала заготовки и для нее. Сама Клавдия ничего такого делать не умела, Бог не дал таланта. Зато резво шастала по лесу и приносила целыми коробами сыроежки, гладушки, рыжики, грузди – любимое лакомство под водочку. Зина упаривалась с этими грибами. Клавдия чистила боровики и подосиновики, сушила их на печи и ссыпала в наволочку. Для Зины же жарила огромную сковороду белых. С молодой картошкой, которой уродилось в тот год немеряно.
Так, потихоньку, они настолько сроднились, что Зина уговорила Клавдию переселиться к ней.
- Здесь уютней, чище. Да и дров в два раза меньше потратим, - уговаривала она старуху.
Клавдия застенчиво отказывалась:
- Да я, доча, слаба на это дело, - говорила она и щелкала себя по шее, - а у тебя ребенок!
- Так ты не допивайся до ручки, баб Клав, немножечко, стопочку, уж я тебе разрешаю, - убеждала ее Зина.
Кладия прикипела к молодой женщине. Она считала, что бременную нужно опекать и наблюдать. В том, что она акушерка, Клавдия призналась под пьяную лавочку. Правда, рассказать, что она – главное действующее лицо в судьбе подопечной, так и не решилась. Слишком страшно, слишком неправдоподобно. Да и зачем? Что этим изменишь? Родителей, вырастивших Зину, давно нет на свете. А эта… Если она тогда без зазрения совести бросила красивую и здоровую девочку, так нужна ли эта девочка, да еще с приплодом биологической мамаше сейчас? Поди до сих пор жива, на вскидку ей и пятидесяти нет. Зачем Зинку травмировать?
Не сказала Клавдия, что является источником грязных сплетен про Зину. Было ужасно стыдно, мерзко даже, и от этого хотелось выпить. Но пить при Зине Клавдии стало от чего-то неудобно. Скажет еще: тоже мне, акушер. Пьянчужка. А хотелось подавать правильный пример, быть старшим наставником, матерью быть! Уж коли не дал Бог семейного счастья, так может, около Зины и ее ребятенка Клавдия погреется? С маленьким понянчится? Чем не бабка? А уж насчет «этого дела» будет построже. Женщина она или нет, в конце концов?
Зина встала на учет. Каждую неделю моталась в город, в поликлиннику, в женскую консультацию. С маленьким – все в порядке. Со здоровьем – тоже. Зина хорошо прибавляла в весе: конечно, на молоке и твороге живет! И гинеколог хвалила ее:
- Все бы такие были, я и горя не знала бы!
Зина хотела сказать, что за ней наблюдает опытная акушерка. Но… стеснялась. Вдруг всплывет какая-нибудь неприятная история – с чего это Клавдия так поспешно уехала в деревню? А неприятных историй Зине слышать не хотелось. Она вся сейчас превратилась в слух внутри себя и несла себя осторожно, словно хрустальный сосуд, наполненный жизненным элексиром.
Много раз она проходила мимо своего бывшего дома, где провела детство и юность, но так и не решилась зайти. Наверное, ее выписали оттуда. Да и не хотелось, не любила Зина квартиру родителей. Много раз ей хотелось зайти во двор, где жил (или живет до сих пор) Виктор, но робость охватывала все ее существо. Какой он ее видел тогда? Роскошной, цветущей, далекой, в великолепном наряде. А сейчас? Простенькая крестьяночка в дешевеньком платьице, обтягивающем круглый живот. Нет. Нет. Потом. Когда-нибудь.
А когда будет это «потом»? Разве она нужна ему? Все – глупые фантазии, призрачная сказка, родившаяся под песню Талькова. Зина копила на магнитофон, чтобы купить кассету с его песнями. Если слышала «Чистые пруды» по радио, то замирала. Слушала, слушала голос певца, хваталась за бусы, опять согревавшие ее шею, и плакала, плакала… Плакала. Сказка расстаяла в марте. Что теперь душу рвать на части. Пусть эта сказка останется лишь в памяти.
Скучать и тосковать Зине было некогда. Она гоняла по магазинам как сайгак, выискивая хоть что-нибудь для приданого малышу. И везде – хоть шаром покати! Ни байки на пеленки, ни распашонок, ни ползунков, шапочек было не найти! Пустышка – и то дефицит! В отделе «Малютка» в Детском мире если и выкинут что, то нужно стоять часами в такой давке – не вздохнуть. И ведь не скажешь: «Пропустите беременную женщину». Там все беременные! Одну увезли на скорой – достоялась, что воды прямо в очереди отошли!
В кооперативных магазинах, что стали расти как грибы, появились нарядные коляски, яркие одежки, игрушки-погремушки по таким ценам, что даже покойный Алексей присвистнул бы: однако! Зина ходила в такие магазины, как на выставку достижений народного американского хозяйства. Она, едва сдерживая слезы, смотрела на витрины, заставленные всякой всячиной и чуть не зубами скрипела. Ну как так-то? Сколько же денег наживают на несчастных матерях эти буржуйские спекулянты? Когда это кончится?
Клавдия, выслушав Зину, надоумила:
- Ты что, хозяйка фазенды? Откуда такие барские замашки? С рук купить гордость не позволяет? На барахолку сходить не судьба? А уж пинетки, да шапки сами свяжем! Я в молодости вязала, кстати. Хорошо развивает это дело моторику рук! Подумаешь, горе какое! Лиха беда – начало!
И ведь права была Клавдия. Зина, задрав нос, проходила, пофыркивая, мимо красивенького, как игрушечка, кооперативного магазина прямиком на рынок, где располагалась толкучка. И уж там с удивлением для себя и тихой радостью нашла все, что полагается для новорожденного: и пеленочки, и ползуночки, и шапочки, и тапочки!
У какого-то бойкого мужичка, видимо, молодого папашки ребятенка, вышедшего из младенческого возраста, Зина купила набор пластиковых (!) бутылочек в комплекте с электрической грелкой, пустышки заграничного производства для правильного прикуса, и (диво дивное) разорилась, как подгулявший купец, на диковинные непромокающие трусики.
- В поликлиннику моя ходила, - объяснял мужик, - на Сашку напялит – красота! Обдуется весь, а все равно – сухой. Удобно!
А коляску повезло купить у одной из скотниц. Дочка у нее родила, а теперь внуки подросли. Коляска, конечно, не такая супермодная, как в кооперативном раю для богатых, зато колеса широкие. И просторная. Зимой будет очень удобно катить ее до городской остановки. Зина была на седьмом небе от счастья!
А как не радоваться? Работа есть. Жилье имеется. Даже бабушка готовая под рукой! Подружки появились! Зина сыта, здорова. И главное – откуда-то взялся смысл жить! Вот его не было, а теперь – появился! Зина гладила свой круглый живот. Клавдия авторитетно сказала:
- Для гармоничного развития плода будущей матери необходимо создать вокруг себя спокойную, доброжелательную обстановку! Разговаривай с младенцем, пока он еще в утробе. Пой песенки. А это, - она указала на популярную книжку Спока, взятую в городской библиотеке, - отдай обратно. Будем воспитывать по-советски. Столько народа воспитали настоящими людьми. Никто не умер. А этого садиста нечего читать. Он враг трудового народа!
И Зина подолгу разговаривала с тем, кто у нее сидел внутри. Она еще не знала, мальчишка там или девчонка. Хотелось, конечно, девочку. Мальчиков она не понимала, да и вообще сторонилась мужского пола. Ничего хорошего она от мужчин не видела. Но девочку заранее было жаль. Родится такая, вырастет. А попадется ей кто-нибудь, жиган какой-нибудь, бандит или аферист, и сломает жизнь человеку. Нет, не для девочек предназначен этот жестокий мужской мир. Девочки изначально на муки рождаются.
А в чем они виноваты? Почему за какую-то Еву должны отвечать? Несправедливо! Разве дети виноваты в поступках своих родителей? А может быть, это все сами мужчины придумали, чтобы больше никем не оспаривалось их господство на Земле? Так ведь сколько можно? Мало того, что женщину унизили, сравняли с грязью, вымазали в ней женщину, так и сами между собой поладить не могут: вечно эти войны, вечно эти смерти… Кто страдает больше всех? Дети и матери детей. Как все по-дурацки устроено.
Вот как хорошо было бы, если бы взяли и пропали все мужики в один день! Ни войн, ни смертей… Рай на земле!
- Ой, милая! Да что ты говоришь? – смеялась Клавдия, - так еще хуже война случилась бы!
- Почему?
- Так бабы без мужиков озверели бы совсем! Нет, - Клавдия захрумкала сахаром, - мужики нужны. Никуда без них не денешься!
Автор рассказа: Анна Лебедева