Людмила Чубкина невзлюбила Зину с первого взгляда. Спроси ее – за что, так она бы и объяснить внятно не смогла бы. Ее несло, как реку во время ледохода, когда желтая, кипящая вода ломала льдины метровой толщины. Ледяные глыбы, налезая друг на друга, сметали на своем пути все живое и мертвое, и рев рассерженной реки было слышно за много километров вокруг.
Она много раз, ложась спать, закидывала гудевшие ноги на коврик, повешенный на стену (в журнале вычитала, что таким образом можно спастись от варикоза), смотрела на изуродованные сеткой разбухших вен ноги, и раздумывала над своей несчастной бабьей долей. Что она вообще в своей жизни видела? Ведь мать ее на счастье родила. Для любви и радости.
- Ой, дочка, вам все дороги открыты! – говорила часто мама, - ни войны, ни голодухи больше не будет!
Мать гордилась, что Люда родилась здоровой и крепкой. Мать выучила Люду в городе на продавца, не доедая и не допивая порой: все молоко, все мясо сдавая в колхоз, чтобы из дочери получился достойный человек. И когда Люда вымахала в дородную, сильную, красивую деваху (за таких раньше мужики бошки друг другу проламывали), мать самолично подобрала дочери жениха.
Николай, под стать невестке, радовал глаз и будоражил девичьи сердца. Косая сажень в плечах, кулачищи по пуду каждый, но не буян и не драчун. Добрый и застенчивый парень, мирный, как телок. Умная жена из такого веревки будет вить и грамотно преумножать хозяйство. А чего его не преумножать – у Людки должность хорошая, продавец. Только-только отстроили в колхозе новенький магазин: кирпичный, и фасад, как в городе, весь застеклен! Стой за прилавком, как картинка. Уважаемая профессия, добычливая!
Коля работал как стахановец, денежка домой текла ручейком. Людка немного пообуркалась – свой речеек пустила: где-то ценник на две копейки подправит, где-то песок сахарный подмочит невзначай, где-то недовесит, где-то обсчитается в свою пользу – покупатели не допетрят, им и вреда никакого нет, а у Люды после ревизии стабильный плюс.
Как пропали товары с прилавков, так Люда вообще вольготно зажила: уж дефицит по плану на складах ей выдавали помимо ширпотреба. Она дефицит и прижмет немного. Нужным людям (а нужные люди и в пустыне имеются) из-под полы всегда продаст по завышенной цене. Потому у Люды всегда в доме крылечко подправлено, полы в бане из свежих досок настелены, а в «зале» модная люстра висит и стенка чешская с хрустальной посудой за стеклом.
Воспитывай сына, люби мужа, да радуйся, Людка. Дом твой – полная чаша, и ты в селе – царица. Поважнее самого председателя – все перед тобой голову склоняют. Где-то года два назад она завела обыкновенную школьную тетрадку – в последнее время народишко свои денежки растерял. А уж после того, как в один день все сберкассы позакрывались, и народные рублики в фуфлики превратились – и на черный день у людей ничего не осталось. Один вон фермер носом поводил, и за неделю до черного дня свои сбережения снял. Пришлось в долги залезать – жрать надо что-то?
Вот теперь Людка – царь и бог. Вся шантрапа у нее в кулаке, включая пенсионерок. И что? Да ничего – прилетел бумеранг, как говорится. Колька, все годы семейной жизни, только по праздникам употреблявший, вдруг сорвался в крутое пике. Был нормальный мужик, да вдруг потянулся к водочке, как к желанной любушке.
Мать еще перед смертью говаривала:
- Не балуй, Людка, мужика! Ты зачем чужих охламонов пустила крышу менять? Что своего расхолаживаешь? Смотри у меня, доча, от безделья даже золотого мужа на дурь тянет!
Вот права была маменька, как в воду глядела: от безделья, от скуки Колька в пьяницу превратился! Да и сама хороша – где бы промолчать, а она вечно пасть разевает: то не так, это не этак… Кому такая жена нравится? Да и раздобрела с годами, как танк… Ну вот что ей поделать? Биться головой об стенку? Всю жизнь, всю молодость ему отдала, а где благодарность?
Когда они вместе вошли в магазин, у Людмилы сердце чуть не остановилось: вот она, дурь мужицкая! Вот о чем мать Люду предупреждала! Ладно, была бы любовница замухрышкой какой-нибудь, Люда сковородкой Колю дома огрела бы пару раз по башке тупой, и замухрышке последние волосенки повыдергала бы во всех местах – и все! Но соперница по-королевски, по-хозяйски вступила в дверной проем, освещенная солнечными лучами, бившими в окна.
Высокая, статная, с горделивой осанкой, в умопомрачительных замшевых сапогах, и даже старая телогрейка нисколько ее не портила. Не торгуясь, не считая копейки купила этот проклятый пуховик сорок шестого размера, висевший на стойке уже несколько месяцев! Да Людка себе хотела его взять, но он не налезал на нее и не налезет никогда в жизни! Люде так обидно стало, так больно! А у соперницы глаз наглый, бл…..й, еще и смеется над ней, Людмилой!
Каково же было утешение, когда старая алкашка Клавка вывалила правду про эту шалашовку! Пробы ставить негде, а осанку держит! Потом Люду страх охватил – а если было у них что с Николаем? А если… Так что теперь, молчать ей, Людмиле? Она обязана была сообщить народу, чтобы убереглись! Это, в конце концов, Людин долг!
Конечно, она немного от себя добавила, не без этого, слаба Люда на привиранье, но правды-то больше! Мало того, грязную девку взял к себе на работу Кустов, бывший фермер. Живет себе припеваючи поганка, инфекцию свою разводит, и горя не знает! Люда и в город, на склад, за товаром ездила, и там не молчала. Хоть немного, да полегче! От Кольки вовсе житья никакого, из дома понес уже, перед сыном стыдно, так пускай полюбовница его на жарком огне возмездия жарится! Кто осудит Чубкину? Да никто! Знай всяк Людмилу – она своего не отдаст!
Допекло Люду одно обстоятельство: неделю назад, с утра, в магазин пришла какая-то бабенка. Пришла и пришла.
- Чего тебе? – гаркнула Люда. Она подписывала ценники на товар, и отвлекаться от дела не любила.
Бабенка попросила взвесить триста пятьдесят граммов муки. Конечно, выбесила. Да кто столько берет? У Люды нафасовано по десять кило, а то и мешками брали сразу. Ну… Нахамила сгоряча. Бабенка потребовала жалобную книгу и кассовый чек. Люда ее послала от души. А через неделю в почтовом ящике Люда взяла газету «Рабочее слово», которую выписывала заодно с Крестьянкой и Сельской Жизнью. И там, прямо на второй странице, статья: «Дипломированная хамка». И все, в красках, по имени и фамилии про Люду расписано. А внизу подпись – Наталья Лесовская. Сп. Коресспондент.
Опозорила, ославила… За что? Люда весь день рвала и метала. Убила бы эту сп. Коресспондентку. Но на счастье этой Лесовской на глаза Чубкиной попалась проститутка Зинка. Люда, магазин бросив, выскочила прямо Зинке навстречу, и без разговоров вцепилась ей в патлы. Та испугалась, конечно, но в себя быстро пришла. К-а-а-ак двинет Люде в глаз! И – наутек!
Чубкина, взревев как турбина, рванула за проституткой. Бежала и орала: у-а-а-а-а! Курицы и собаки деревенские разбежались. Догнала Зинку в переулке, зажала между двумя домами, руки уже к ее зенкам бесстыжим протянула, как та, гибкая и юркая, как вьюн, раз-два, вскочила на скобу, вбитую в стену, ухватилась за другую, а там, на стреху и через крылечко, да на веранду, да на крышу!
Чубкина бегала внизу, ругалась, плевалась, плакала, пока Зинка, сидя на коньке, как флюгер носом крутила и всякие обидные фразы ей говорила.
Вся деревня хохотала. Вся! В итоге собственный муж, пьяница и бабник, пришел, за шиворот сгреб несчастную Люду и поволок при всем народе, как последнюю, Господи, как… Притащил ее в магазин и подпер дверь изнутри. И сидит теперь Люда одна одинешенька, в магазине. Плачет, и никто ее горю помочь не может. Решила через заднюю дверь выйти, так этот гад и сзади дверь подпер!
Люда наоралась вволю, наревелась, наматилась. Взяла из ящика бутылку, открыла банку с салакой в масле, набулькала в чайную кружку, выпила, не закусив даже, и пригорюнилась. Так она и сидела бы всю ночь, да к магазину подошел Валентин Михайлович Кустов. Посмотрел в окна, убрал бревно, открыл дверь.
- Ой, Валентин Михайлович, миленький, да спасибо вам! – заплетающимся языком залепетала Людка, - вот, полюбуйтесь, как у нас мужчины с законными супругами поступают! Завел себе любовницу проститутку, шваль подзаборную, с ней таскается, а меня – под запор, чтобы не мешала!
- Кого завел? – переспросил Кустов. Глаза его сделались ледяными.
- Дак, эту, Зинку, - ответила Людмила, - вашу, кстати, работницу. Я еще вас предупре…
Кустов оперся обеими руками о прилавок, и буравя Людмилу глазами, тихо процедил:
- Еще раз услышу сплетни подобного рода не только о Зине, а и вообще о любом другом человеке – уничтожу!
- Как это… уничтожите? – Люда не на шутку испугалась.
- Ты у меня сядешь за свои махинации. Ты меня знаешь, Людмила.
Кустов круто развернулся и вышел из магазина.
Автор рассказа: Анна Лебедева