- Правильно говоришь, полюбовник я твой, от которого ты дитя прижила. Я пожалел тебя, взял, спас от позора. Ты должна быть век благодарна, ноги мне мыть и воду пить.
Яков шибко коня не гнал. Жалел. Куда торопиться, пусть себе идет своим привычным ходом. Иван то и дело поглядывал на Нюру. Как уж он был зол на нее, никогда не думал, что пожалеет. Однако женщина сидела такая безнадежно усталая, сгорбившаяся, еще и дитя на руках, что он не выдержал
- Дядя Яков, остановись маленько. Надо узлы устроить покучнее, да бабу мою уложить. Тяжело ей ребенка на руках держать.
- Ну, дык, че? Давай, остановимся. Я сразу подумал, что полежать бы ей, да промолчал. Не моя ведь жена.
Освободив половину телеги от узлов, и развязав узел, что побольше, Иван достал подушку, одеяло, расстелил на солому.
- Ложись на одеяло, другой половиной укройся. Чего он у тебя все молчит, ты его случаем не придушила? Открой ему немного уголок, дай хоть немного продыху. Теплынь ведь стоит, не простынет, небось. Дай-ка его сюда, сам сделаю. Устраивайся.
Осторожно взяв в руки теплый кулек, Ваня прижал его к себе. Тепло сына, даже через ватное одеяло, проникло в его грудь, заставив сильнее биться сердце. Он откинул уголок одеяльца, мальчик сморщил маленький носик, чихнул и открыл глаза.
Иван улыбнулся, подумав: «Мой мальчишечка-то, мой! Сколько угодно эта баба может твердить, что родила от другого, только парень точно от меня. Брови, глаза, а подбородок! Все мое!»
Ребенок поежился, словно стараясь вылезти из кокона, сложил обиженно губки и заплакал. Анна приподняла голову над подушкой
- Дай сюда дите! Чего ты там рассматриваешь? Успеешь еще наглядишься и наводишься, если так охота было папкой ему стать. Дай, покормлю, может есть хочет.
Иван, не глядя на женщину, подал ей мальчика, подождал, когда она даст грудь
- Айда, дядя Яков, поедем потихоньку. Тебе еще обратно добираться.
Лошадь тронулась, Нюра покормила сына и задремала под тихий скрип колес и негромкий разговор мужчин о погоде, о тяготах жизни, о приметах на будущий урожай.
Просыпалась несколько раз, оглядывалась кругом, ничего интересного. Унылые поля, с сероватым тающим снегом, из-под которого где-нигде выглядывают кучи навоза, серое небо, солнце, едва пробивающееся через эту серость. Каркающие вороньи стаи. Тошнехонько. Снова закрывала глаза.
Приехали. Лошадь остановилась возле плохонькой избы в два окна. Иван соскочил с телеги
- Дядя Яков! Зайди в дом, поешь с нами, далеко обратно ехать.
- Спасибо, Иван, у меня с собой припасено, но чаю бы я попил.
- Тогда помоги узлы занести, час быстро чайник на керосинку поставлю. А ты чего лежишь, чего ждешь? Вставай, ступай в избу!
Анна с трудом слезла с телеги, растрясло, поясница болит. Пошла вслед за Иваном. Вошла в дом, ох, какой тяжелый дух! Закопченные стены, по углам паутина, тусклые, век немытые стекла в окнах. Однако, пол подметен, посуда на столе прикрыта вышитым полотенцем. Поглядела, куда положить ребенка?
Иван скидал ее узлы в угол
- Клади сына на кровать. На ней мы с тобой спать будем. Колыбельку я припас, в сарае стоит. Сейчас поедим и подвешу. Клади, говорю, ребенка. На стол накрывай!
Нюра положила сына поперек кровати, раскрыла одеяльце, сняла телогрейку, размотала платок. С чего начать-то? Наверно, кухня, как у всех, за печкой. Там должна быть и еда. Зашла за печь и встретилась глазами со старухой, лежащей на узеньком топчане.
- Чего вытаращилась? Да, я еще живая. Поди мать-то твоя думает, что померла я, а то бы навестила свою сродственницу. Чего застыла? Сказано тебе, на стол подавать! На загнетке стоит чугунок с картошками. В столе хлеб найдешь и луковицы. Соль на полке.
Нюра взяла блюдо со стола, вытерла его полотенцем, положила картошку. Поставила на стол соль, почистила пару луковиц, разрезав каждую на четыре части. Хлеба нарезала.
Иван принес из чулана глиняный кувшин с простоквашей, выставил бутылку беленькой. Не глядя на Нюру приказал
- Стаканы давай! Почисти матери пару картошек, помнИ их, хлеба дай, простокваши налей. Теперь твоя забота мать кормить. Стой, выпей сначала!
- Нельзя мне, грудью кормлю.
- Ничего, крепче спать будет. Надо тебе прочистить организму.
Принесла с полки стаканы. Иван разлил. Выпила залпом, зажала рот ладонью. Засосало под ложечкой, захотелось есть так, что затошнило. Однако, сначала почистила картошку, налила простокваши, унесла старухе, поставила на табурет.
- Ешь, бабушка!
- Какая я тебе бабушка, я старше твоей матери всего на четыре годочка. Матерью будешь меня называть. Хлеба дай!
Отнесла хлеба, встала около стола. Иван, не поднимая головы буркнул
- Чего стоишь? Садись, ешь путем, а то молоко пропадет, чем мальца кормить станешь?
Нюра села на краешек лавки, съела картошину, запивая простоквашей. Заплакал ребенок. Пошла к нему, распеленала, мальчик испачкался, надо подмыть, надо воды нагреть, где взять кастрюлю, тазик или что там? Не хотелось обращаться к Ваньке, но как быть?
Проговорила в никуда
- Надо дите подмыть, погрей воды.
- Ты кому говоришь, стенам этим, или мужу, хозяину твоему? Язык не поворачивается по имени назвать? Сте.ва!
- Ты мне не муж, не записаны мы и не венчаны.
- Правильно говоришь, полюбовник я твой, от которого ты дитя прижила. Я пожалел тебя, взял, спас от позора. Ты должна быть век благодарна, ноги мне мыть и воду пить.
- А я тебя просила? Спас, говоришь? Ноги тебе мыть? Вот это ты видел, че.т одноглазый!
Нюрка выставила под нос Ивану два кукиша.
- Это ты будешь мне ноги мыть, чтобы я твоего сына не забрала и не ушла к матери. Так и будет пацан в го.не валяться? Грей воду, тазик тащи! А ты, дядя Яков, ступай, выпил и хватит, а то до дому не доедешь. Увидишь мать мою, кланяйся. Спасибочки ей, в хорошее место она меня определила.
Иван как-то сразу сник, пошел воду греть, за печкой закашлялась мать. Нюра подошла к ней
- Ну, ты, мать, и вонючая. Давно лежишь-то? Давненько, видать. Ладно, завтра тебя помою. Бани у вас, конечно, нет. У кого топите-то?
- К Варьке Ваня носит меня. Только завтра из-за меня баню топить не станут.
- Куда денутся? Ванька до работы затопит, я посмотрю. Все-таки, пусть я полюбовница и ребенка вам в подоле принесла, положено роженицу в бане помыть.
- А ведь правду мой Ваня сказал, сте.ва ты бессовестная. Другая постыдилась бы глаза на свекровь поднять, а ты хвалишься, что в девках родила.
- Ну, родила и че? Я-то опозорилась, в девках родила, а твой Иван подобрал. Он-то не опозорился? Лежи уж и молчи, сама-то Ваньку от кого прижила? От беглого тюремщика. Только он пожил у тебя пару недель, обобрал до копейки и исчез.
Чем ты лучше меня? Тем, что жила неизвестно с каким мужиком. Так ты с ним не жила, а грешила, вот и Ваньку таким родила. Бог тебя наказал.
- Уйди с глаз моих, змея подколодная! Ванька! Где ты там! Вези ее обратно, не даст она нам жизни.
Иван налил теплой воды в тазик, поставил на табурет около кровати. Залюбовался сыном. Лежит полненькими ножками дрыгает, оглядывается кругом. И ведь не ревет, терпит.
- Нюра! Вода стынет, иди, мой Мишутку.
- Всю воду вылил? А чем я его споласкивать буду? Совсем что ли бестолковый?
- Сейчас, погрею в ковшике.
Кое-как обмыла, обтерла, запеленала, как сумела. Села на кровать, навалившись спиной на стену и вытянув ноги. Взяла сына на руки, покормила грудью.
Анна улыбалась. Давали себя знать пол стакана, выпитые на голодный желудок. Знатно получилось. Ишь, надумал, ноги ему мыть! Я покажу тебе, как это делается, гад кривоглазый. Ты еще триста раз покаешься что притащил меня сюда.
Продолжение читайте здесь: Глава 33