Художница Анна Ремизова-Васильева вряд ли кому-то известна, но, между тем, если бы вы жили в начале XX века и читали «Сатирикон» (а это был популярный журнал), то вам бы постоянно попадались на глаза её рисунки.
И это очень странно — среди едкой сатиры и развесёлого, если не разухабистого юмора — такие изящные, даже изысканные графические работы, которые и смешными-то язык не поворачивается назвать. Разве что слегка ироничными. Всё этак, знаете ли, в духе «Мира искусства» (куда Ремизова, кстати, и входила), — галантный век, томные дамы и блистательные кавалеры, — а по графической прелести, конечно, невольно вспоминаешь британского эстетского мастера Обри Бердслея.
Да, наверное, Ремизова — бердслеистка, тем паче, что и псевдоним, которым она подписывала свои многочисленные рисунки — Мисс — как бы намекает на её британскость.
Про Мисс очень мало что известно. Загляните на посвящённую ей страницу в википедии — там нет ни её фотографии (или хотя бы рисованного портрета), ни точной даты её рождения, ни места смерти. Между тем, при желании, её изображение можно найти, например, в юбилейном номере «Сатирикона», успевшего стать «Новым...» и отмечавшего в 1913 году своё пятилетие. В портретной галерее сотрудников журнала всего-то две представительницы прекрасного пола — Мисс и Тэффи.
Куда больше известно про её брата — тоже художника — Николая Ремизова-Васильева, который работал в том же «Сатириконе» под псевдонимом Ре-Ми, был там на хорошем счету (его рисунки нередко оказывались на обложке), а после революции уехал за границу и со временем дорос до художника-постановщика в Голливуде. Среди фильмов, которые он оформлял: «О мышах и людях» (1939 года) по одноимённому роману Джона Стейнбека и «Одиннадцать друзей Оушена» (1960 года) с Фрэнком Синатрой. Всего на его счету — более тридцати кинокартин.
Он прожил большую жизнь и умер в 1975 году в преклонных летах в той же самой «голливудской» Калифорнии.
Какой контраст с родной сестрой, про которую можно сказать наверняка только то, что она была достаточно востребована до революции, работала в «Сатириконе» и некоторых других журналах, издала в 1913 году один-единственный сольный альбом с шаловливым названием «Купидоновы проказы», а что с ней было после — никому не ведомо. Где была, чем занималась... Одни слухи, да и тех немного. Едва ли её утончённые рисунки из прошлой жизни были так же востребованы, как демократичные «Окна РОСТА» Маяковского, едва ли.
Умерла она, кажется, в 1928 году, бог знает где.
(Ре-Ми в то время обустраивался в Америке...)
Печально.
А всё-таки — это было красиво.
Смотрите:
Галерея «говорящих» работ Мисс
1908 год
Наивность
— О прекрасная незнакомка! Позвольте мне вас проводить...
— Ах нет, нет! я ожидаю подругу.
— И я тоже!
На фестивале некоем майском, кавалер изрёк:
— Того для, что родился я в мае, суждено мне в России весь век маяться.
На что девица преостро ответила:
— Почему же делаете исключение в России только для сего месяца?
— О, сколь великое безобразие зрю я! Жених мой возлюбленный с дамой, ему посторонней, нашему медовому месяцу репетицию производит!... И ужасный страх меня берёт, что, чем больше репетиций он устроит, тем легчайше на спектакле провалится!!
— Не поспешайте так за мной, тётушка, ибо Аристид мне одной свидание назначить изволил.
— Не беспокойся, душа моя, и не противься моему счастью: быть может, увидав меня, он истинную любовь обрести изволит!
Луна—хамелеон
— О, сударыня, луна сия бледнеет перед вами!..
— Но она, в то же время, краснеет и за вас, сударь!
Аристократ
— У меня, знаете, аристократические наклонности: кто влюбляется в мещанку, кто в купеческую дочь, а я свой идеал нашёл в графине...
— С водкой?!
Мода
Глас народа. — Бедность-то какая ноне пошла... Вместо шляп, господа, — корзиночки опрокинутые носить начали.
Старинный юмор
Того для, что имела я неосторожность жениху своему при поцелуе упомянуть о нелюбви своей к щетине на подбородке, то безумец сей не только на подбородке сбрил щетину, но даже на головных и зубных щётках!!
Разные сезоны
— О, злосчастная я! Серая осень в прошлом году казалась мне жарким летом, а нынче восхитительное лето препротивной осенью показывается.
Старинный юмор
Хитрость невиннейшая
Некий кавалер, знатностью рода отличавшийся, тщетно усилия прилагая, дабы взора дамы благороднейшей добиться, тако возгласил: — «увы мне! Ежели не впадаю в ошибку, то полагаю, что едучи к вам, был укушен в нос пчелой несносной!» — Этим возгласом тотчас взоры дамы на себя обративши, весьма счастливым себя почитать изволил.
Старинный юмор
— Жених мой, студент Ваня, того для запоздал, что нынче в университете диссертацию защищает.
— Как крепкие кулаки свыше ему пожалованы, то в уверенности пребываю, что защитить её сей с превеликим успехом может!
Популярная ваза
— Мой Мишель сказал, что письмо от него я могу найти в этой уединённой вазе. И едва я опустила сейчас в неё руку, как нашла около десятка разных мужских и женских писем!!
Тень сугубо порочная
Девица некая, нравом отлично добродетельная и наружностью шармантная, на променаде встретившись, подруге жаловалась:
— Ах, увы мне злосчастной! При моей сугубой скромности, тень имею поведения предосудительного... Так, принимая на фестивале гвардии поручика, маменька заметила на стене тень поручика, тень мою лобызающего.
И улыбнувшись язвительно, подруга молвила тако:
— Сколь печально сие! Недаром сказано: с кем поведёшься, от того и наберёшься!
Старинный юмор
Невеста, сугубо наивная
— О, любезная тётенька! Зрю жениха своего, обнимающего в саду нашу горничную девку — и сердце моё радостью преисполняется!
— Что же тут радостного, Лизбет?!
— О, тётенька! Если с простой горничной девкой он такое ласкательно обращение имеет, то как же любить меня, жену свою, будет!!
1909 год
Старинный юмор
— Напрасно ты, Лизета, ожидая жениха, смятение чувств испытываешь. Бери с меня пример: до сей поры выписанная мною свинья заграничной породы не получена, а я, несмотря на сию неприятность, весьма спокойной пребывать изволю.
Старинный юмор
Старшая. — О, Полина! Ежели я с изрядной щедростью мушек на лицо и груди наклею, то какой-нибудь острослов кавалер на фестивале сочинит мне мадригал на тот сюжет: мушки льнут ко всему сладкому и приятному!
Младшая. — Боюсь, что будучи острословом, сей кавалер пошутит так: сия дама мушками уже прещедро засижена!
Старинный юмор
Осторожность чрезмернейшая
— О, мой возлюбленный! — сказала другу сердца одна девица, вернувшись в полуночи с машкерада. — Ради Создателя — тише! Что скажет моя глухонемая тётка, если услышит тебя!?
Амур слепой, зачем стрелой
Так больно ранишь?
Приникнув к ручке, сам не свой,
Уж не отпрянешь!
Как милы мушки, газ, опушки
Её корсажа...
«Маркиза... верьте, люблю до смерти
И после даже!»
Так пышным слогом об очень многом
Сказать он хочет...
А вещий месяц дерзким рогом
Рога проточит.
Рассуждения по поводу одной девицы, бежавшей весною по полю
Не бойся взбалмошных причуд
Лилейно-лёгкой девы,
Топчи в погоне изумруд
Полей, цветов посевы.
Лови, медлительный поэт,
Лови — летит цикада.
Вдруг улетит, и много лет
Гнетёт тебя досада.
О, синь небес, полей атлас,
О, бабочки, цикады,
О, вожделенья долгий час,
О, краткий миг услады!
Распустились снова почки,
Зацвели в лугах цветочки,
Все цветные точки, точки,
Запестрели всюду кочки: —
Маки, кашки, огонёчки,
Запорхали мотылёчки —
Душно стало мне в сорочке,
Сердце стукает: «Живи!»
Пусть у Парки хрипнет прялка,
Мне зимы совсем не жалко,
Снова бродит в поле галка,
Вновь ручьём змеится балка,
Вновь со мной цилиндр и палка,
И Весна, Весна гадалка
Мне пророчит час любви.
Не ахай, бедная субретта,
И не роняй горшка с цветком.
Весну, до тягостного лета,
Все процелуются тайком,
И даже ты сама — с дружком.
Но только зной полудня станет
В июне еле выносим,
Любовь сама собой завянет,
Затем, что ей необходим
Весенней ночи сладкий дым.
Что проку в том, что томны глазки,
Что проку в том, что дерзок кок,
И губы жаждут общей ласки.
Ах! всякий поцелуй легок,
Когда прохладен ветерок.
Старинный юмор
Возлюбленный зарапортовавшийся
— Бесценная София! Роза сия, на коей блестит оброненная вами слезинка, будет отныне спутницей, а слезинка — утешительницей моей жизни... И много ещё лет спустя, я, взявши розу, буду любоваться на сию кристальную слезинку!
Старинный юмор
Генерал-аншефово неблагополучие
Некие малолетние дочки генерал-аншефа Мунтукукули, от присутствия взрослых на малое время избавлены будучи, с детским простодушием такой разговор держали:
— Никогда бы я не хотела горничной девкой стать, потому, как она от папеньки щипки получает, изрядно пребольные.
То другая Мунтукукулева дочка ответила пребойко:
— За то, когда маменька сие по внезапности приметят, то папенька хотя и генерал-аншеф, но получают туфлей по голове, от волос за летами освобождённой.
Сие сказав, Мунтукукулева дочка к резвым забавам вернуться не замедлила.
Старинный юмор
Слышанный звон, неизвестно отколе исходящий
Некая пригожая девица, в искусстве прибауточном не сильно осведомлённая, на вопрос кавалера своего, когда он может рассчитывать любовным утехам с ней предаться, — то на сей вопрос в мыслях своих ответить желая:
— После дождичка в четверг!
Вслух, изрядно перепутавши прибаутку, произнесла:
— После заката солнца в среду в беседке, «Венерин грот» именуемой.
О маркизином преостром ответе
На вопрос подруги своей виконтессы д'Астрюк: «Как нынче вода?» маркиза де Монбасон, по причине неизвестности в то время прибора, Реомюром измышленного, не долгое время подумав, так на виконтессин вопрос ответила:
— Она холодна, подобно поцелую супруга, и прозрачна, как намёк друга сердца.
Сие выслушав, виконтесса д'Астрюк с приятным визгом войти в воду не замедлила.
Старинный юмор
Мать фрейлины Безбородковой, примечая настойчивое ухаживание кавалерии поручика Еронимуса Броунова и частое сидение названного с фрейлиной, своей дочкой, на гостинном диване, — с материнской докукой нередко кавалерии поручику говаривала:
— Не мало опасаюсь, государь мой, прежде чем сделаться вашей матушкой — очутиться в бабушках.
Каковое опасение поручик Еронимус отрицал, понеже не вышло так.
Сыновний ответ
Сынок госпожи Дю-Жансиль ежевечерно ко сну отходя, маменькину ручку, с пожеланием — покойной ночи — поцеловывал.
То на сей раз, проделав прощальную визитацию молча, спрошен был:
— А где же твоё пожелание мне «покойной ночи»?
На что, ни мало не затруднившись, ребёнок ответил:
— Сего пожелать трудно, ибо в спальне за туалетным столиком гвардии подпоручика спрятанным заприметил.
Старинный юмор
Невинный девичий ответ
Девица Марья Монбасон своей замужней подругой баронессой Алдершот шутя была спрошена:
— Какое время года она полагает для любви наиболее подходящим?
На сей баронессин вопрос девица Марья Монбасон с девичьей невинной улыбкой, ни мало не медля, дала ответ:
— Зиму.
— О, неопытное дитя! — закричала, рассмеявшись звонким приятным тоном, баронесса Алдершот, — почему же ты так полагаешь?
— Потому, — ответила девица Монбасон, — что гораздо зимой ночи длиннее.
Старинный юмор
Скука, от долгого полёта происходящая
Проходя долиной и, приметив издали на превысоком расстоянии летящий баллон — так одна благородная дама чувства к ней провожающего испробовать пыталась:
— Не устрашились бы вы, на подобной высоте в баллоне летя, и меня на прогулке узрев — из сего баллона для скорейшего свидания ко мне выпрыгнуть?
Спрошенный любезник, даму предварительно облобызав и утёршись — ответом не уклонился:
— Сего бы не сделал, ибо в столь длительном полёте с баллона на земь — скучал бы без вас пресмертельно!
Каковой остроумный ответ мужу благородной дамы вскорости предлинные рога уготовил.
Старинный юмор
Изучения немецкого диалекту способ
Молодой граф Гундасов, не будучи горазд в немецком диалекте — оному обучиться у баронессы Киршвассер сговорился и, прийдя к названной в сонный час — баронессину натуру не замедлил руками облапить...
Спрошен же будучи о причине такой нарочитой неделикатности, вскричал:
— Уроки немецкого диалекта беру!
— Так, — был баронессин ответ. — Но зачем же руками?
Старинный юмор
Недослышка, противу смысла подуманная
Некая жена, будучи любовником у окна, выходящего в сад, застигнута и немедля облобзана, то опасаясь мужа, в саду променадом задержанного — чтоб не увидел, — средь поцелуя воскликнула:
— Окошко!
— Сей нежный комплиман мне сладок, — отвечал любовник, помедля, — но только, как есть я особа пола мужеска, то, надлежит говорить не «о, кошка!», а — «о, котик!»
Так, разбираясь в сём забавном недоумении, были мужем застигнуты и кизилевым посохом поучены изрядно.
Осень
Он. — В ярком багрянце
Клёны и осины.
Листьев осенние танцы,
Без цветов куртины.
Осень, осень, — но в сердце весна,
Сердце бьётся, как птица.
Нелли, дай мне любовью упиться,
Счастье выпить до дна.
Она. — Нет, дружок!
На лужок
Не прилягу я в томности сладкой:
Заболеть я боюсь лихорадкой
Иль простудою ног —
Вреден осени мне холодок.
Ах, напрасны труды!
Нас амуры совсем не жалеют, —
Знай, теперь собирают плоды,
А не сеют!
Старинный юмор
Адольфинин ответ
Кавалер де-Люк, будучи испытан терпением при сборе в машкерад со стороны своей приятельницы Адольфины, поведением отнюдь не тяжёлой, задал сей Адольфине вопрос:
— Почему она одевается невыносимо длительно, а раздевается с быстротой, в изумление приводящей?
— Глупец! — Адольфина сказала. — Как того не понять, что одеваюсь я для тысячей человек, а раздеваюсь — для одного!
Мисс Бетси, Липси, Клэр и Мод
Пришли рождественской кантатой
Потешить бабушку, и вот,
Уставясь в лист старинных нот,
Поют staccato и legato
Мисс Бетси, Липси, Клэр и Мод.
На Бетси, Липси, Клэр и Мод
Не налюбуется старушка,
Хотя уже который год
Одно и то же хор поёт,
И ей подносится подушка
От Бетси, Липси, Клэр и Мод.
1910 год
Чувства, зело охлаждённые
Пылая желанием продекламировать без помехи предмету своей души стихотворное сочинение, пиита воспламенённый воскликнул так:
— О, укажите мне самое уединённое место в этом доме!!
На что хозяйка дома с превеликой застенчивостью и смущением указала:
— Прямо по корридору крайняя дверь. А лучше того, государь мой, пусть вам укажет мие место слуга!...
«Всё в жизни бренно и мишурно,
Любовь одна — царица дней!
Любить, любить до боли, бурно,
Потока горного сильней,
Чтоб даже ночь была лазурна! —
Что может сердцу быть милей?»
Так, в парке, где белеет урна,
Под лаской звёзд, в тени вевей,
Вела Пьеретта речь фигурно —
И, наклонившись страстно к ней,
Обвив её рукой своей,
Пьеро ответил: «Да... недурно»!
Размышления после бала
Что может быть невыносимей
Ревнивца мужа в белом гриме.
Как разуверить чудака,
Что не годится волноваться,
Что на лице его мука
Всех заставляет улыбаться.
Как не поймёт, что столько шуму
Затеял он не по костюму.
Уж, если влез в костюм Пьеро,
Так будь же мужем Коломбины!
Дай обмануть себя, а то...
Что станут делать Арлекины?
Старинный юмор
Потешный франтов ответ
Мать. — Милостивый господин! Вы ухаживаете за моей дочкой... Предупреждаю вас, что, в таком случае, вы будете иметь дело со мной!
Франт. — О, сударыня! Значит, если я буду ухаживать за вами, то — буду иметь дело с вашей дочкой?..
Совет мужу
Смотря на женин поцелуй,
Не бей дверей коленом,
Превратно факта не толкуй —
Жена твоя с кузеном.
Откинь возможность злых измен,
Зови кузена братом, —
Ведь, если это не кузен,
Так станешь ты рогатым.
Древесная неприличность
Пребойкая некая девица, отвечая на пылкую франтову декларацию, такое заявление сделала:
— Хотя и просите вы уединиться с вами в леску близлежащем, но сие сделать мне невместно, поелику в сём леске деревья совершенно голые.
— О, сколь скромны вы! — завопил в восхищённом томлении франт, — даже от бестелесных деревянных деревьев, если таковые голые — конфузитесь вы!
— Не потому, — девица возразила, — а сквозь голые деревья как бы не увидели прохожие, чего видеть им не надлежит...
Лобзаньем тешилась Жаннета
И не слыхала впопыхах,
Что — вдруг арап ночного цвета
Вошёл, неся десерт в руках.
«Увы!» — воскликнула Жаннета,
Арапа чёрно смутясь.
Но предогадливо на это
Жаннету успокоил князь.
«Не бойся, милая Жаннета,
И поцелуя не беги.
Арап, — ведь он ночного цвета,
И не видать ему ни зги».
Старинный юмор
Среди деревьев стриженных
Гуляла дочка Лыжиных
С адъютантом Барклая.
И шептал он, пылая:
«Верьте, любовь и в хижинах
Всё одна — что и в кущах рая».
Среди деревьев стриженых
Внимала дочка Лыжиных
Адъютанту Барклая
И мечтала, внимая:
«Верно. Любовь и в хижинах
Будет с ним, словно в кущах рая».
Следили за дочкой Лыжиных
Две особы, обиженных
Адъютантом Барклая.
И сказала старуха злая:
«Не верь им, — любовь не в хижинах,
А в приданом, милая Рая».
— «Душа моя, не вырывайся этак,
Ужели при такой дородности и стати,
Скажи, ужель мои объятия не кстати!
Ужель любовный взгляд мой был не меток
И не прекрасней ты цветущих веток?»
— «Твои ль, о милый друг, глаза не метки?
Твои ль объятия, о милый друг, не кстати?
Но страху я полна, что после сих объятий
Останутся на кринолине метки —
Что скажут обо мне тогда мои соседки?»
Старинный юмор
Чужой жены крепкая верность
— Три причины, государь мой, неодолимо препятствуют мне согласиться на зазорное предложение ваше: я в верном замужестве, в чужом доме и в новом кринолине.
Старинный юмор
Гвардии-поручикова филозофия
Гвардии поручик фон-Геленбек, подсматривая за невестой, так хитро рассудил:
— Хотя порядочности мужской недостойно за купальщицами подсматривать, но как во время купанья несчастные случаи бывают, то быть по близости для ради безопасности — не глупо.
И смотрел — поколе не выкупалась.
Старинный юмор
Сколь любовь — огромадное, глубочайшее чувство
Сколь любовь — огромадное, глубочайшее чувство! Кавалер де-Граси, пробравшись однажды ночью к графине д'Алансон, произвёл своим явлением большой испуг, и оплеуху от графини д'Алансон заслужив, немедля от супруга её д'Алансона сто ударов палочных без охоты принял. Домой же вернувшись, от жены удар драгоценной японской вазой по голове получил, от чего благосостояние своё умалил тягчайше.
То на другую ночь, тем же путём к графине д'Алансон пробрался...
Сколь любовь — огромадное, глубочайшее чувство!
О двух августах в одном году
Баронесса Каролина фон-Гогенау, сидючи в беседке и на небо зря, томно вздыхала:
— Скоро ли август придёт?
Так как сие и происходило в месяце августе, то не иначе баронесса Каролина своего полюбовника, именем — Августа, с такими словами поджидала...
Истинно сказано: много на свете есть куриозного и смехо-подобного, но проходят мимо, не заметив.
Скромность любовницы
Он. — О, какая чудесная ночь! Посмотрите на эту луну, серебрянному рублю подобную...
Она. — Подождите-ка целовать меня до тех пор, пока луны будет копеек на пятнадцать...
Локоток
Прижав любезный локоток,
Маркиз от страсти изнемог
И говорил, возвыся слог:
«Вы, что купава
Иль роза, право,
Когда со мною идёте справа».
На что маркиза средних лет,
Не веруя в любовный бред,
Ему такой дала ответ:
«Ах, что хотите
О мне вы мните, —
Но только кружев мне не мните...»
Старинный юмор
Маркиз де-Бассомпьер, заглянув неожиданно в уборную графини Пурсоньяк и увидев оную в костюме не для показу, с нарочитым удовольствием возгласил так:
— Счастлив созерцатель, коему случайно открыты прелестные долины и возвышенности грудей, коралловые берега губок графининых, лазоревые озёра глазок, и дивные полуострова ножек её...
На что графинина камер-юнгфера, будучи ума острого и прыткого, заметила:
— Опасаюсь, любезный маркиз не-Бассомпьер, что ежели из другого покоя это заслышит старый граф, то, вместо прекрасной вашей /географии/, приключится с вами прегрустная /история/.
Отчего, развеселившись, галантный маркиз скрылся бесшумно.
Старинный юмор
Мунтукукулевы дочки
Старшая генерал-аншефа Мунтукукули дочка младшей сказала:
— Ах, сегодня первая пороша выпала!.. Опять нам с тобой животами маяться предстоит!..
Связи в этих двух случайностях не видя, младшая мунтукукулева дочка такой сделала вопрос:
— Почему?
— Потому что наш папенька генерал-аншеф сейчас же персонально по первой пороше на зайцев поскачет, а к маменьке, незамедля, приедет сосед Чахлинский и много сластей нам привезёт. То, накушавшись их, через эту порошу легко захворать можем.
Наглядно доказывает сия история с мунтукукулевыми дочками — как от причин невинных последствия тяжкие проистечь каждодневно могут.
Старинный юмор
О даме на антресолях и госте внизу
Приятная наружностью госпожа, встретив утром в гостинной заночевавшего у них намедни гостя, с таким вопросом к нему отнеслась:
— Каково почивали, сударь? Ведомо ли вам, что я сегодня почивала на антресолях, в горнице, помещающейся как раз над вашей.
На что не замедлил галантный гость:
— О, если бы было мне это ведомо, сударыня! Я бы тогда же нарочито пожелал вам, во время сна — «чтоб вы провалились»!
Которым ловким ответом привёл даму в истинное восхищение...
Старинный юмор
Неблагополучие
Набросив спешно шаль кисейну,
На рандеву к маркизу я
Ходила через парк к бассейну
И страстно замирала вся;
Блаженство сердцу было внятно,
Любовь к объятиям влекла, —
Благополучна многократно
С маркизом я моим была...
Но льзя ль любви отдаться плену? —
Ярчее молний помню миг...
И с той поры я зрю премену:
В любимом странный хлад возник...
...Я мню, что вскоре стану тучна,
И фижмами не скрою всё, —
Не столько я благополучна,
Сколь сердце чаяло моё.
Благоприятная почва
— Ну, как ваша новая квартира?
— О! Муж моя нанял такую сырую, неуютную, холодную, что — я боюсь, — как бы в ней скоро не завелись... ну... эти, как их... любовники!
1911 год
На маскараде
Он коленнопреклонённый
Городил ей вздор влюблённый
И, глядя в глазницы маски,
Прошептал: «хоть каплю ласки!»
Вдруг, являя в мыслях прыткость,
Маска молвила с захватом:
«Если в правду ласки — жидкость,
То приемлю их ушатом!»
Старинный юмор
О куриозном бессловесного скота понятии
Как кавалер де-Граммон на жену старого Бригадира Адольфину свои виды имея, и оставшись наедине, не замедлил весь свой кавалеров пыл собрать и таковой через нежное объятие показать предмету своему...
То, приметив вышенаписанное, чёрный Адольфинин кот, с присущею сим домашним животным простотою, подумал:
— Как можно сии поступки совершать здесь в горнице, а не на удобной крыше — недоумеваю и постичь сего не могу!
Негодные куклы
Мои две куклы ужасно глупы:
Им скоро будет сколько лет,
А всё они на ласки скупы,
Как-будто в них и чувства нет.
Как я их рядом ни сажаю,
Они всё время смотрят врозь.
Я их примером поучаю,
А толку нету всё, хоть брось.
Им звук любви звучит неясно,
Совсем не то у них в уме.
Меня поцеловал так страстно
Вчера при них кузен Эм-э,
И хоть бы что! Сидят, к подушке
Свои головки преклонив.
Амурные на щёчках мушки,
А взор бессмыслен и ленив.
Что я? Им мама с милым дядей
Пример готовы показать
И день деньской — той службы ради —
Друг друга склонны целовать.
Нейдут они за нами следом,
У них не кровь, у них вода;
Не то, что мама с дядей Фредом —
Вот это куклы, хоть куда!
Просьба о свидании
Вы любите одна, без церемонной свиты,
Под вечер уходить в росистые луга,
Кидая в светлый пруд засохшие бисквиты,
Что приготовил вам наряженный слуга.
Над ясною водой ваш стан настолько гибок,
Что кажется одним из тающих цветов,
Когда со всех сторон гирлянды белых рыбок
Сбираются, спеша на ваш капризный зов.
И я хочу просить, чтоб вы мне разрешили,
Когда в саду часы одиннадцать пробьют,
Сорвав большой букет из серебристых лилий,
Его вам отнести на потемневший пруд.
Мадригал
Как отрадно в заросшей беседке
С Вами, будто случайно, остаться,
И, сгибая зелёные ветки,
До далёкой зари целоваться.
Вы нежнее домашней голубки,
(Их поэты в стихах воспевают)
Ваши полураскрытые губки
Столько сладких минут обещают.
Ваши белые, пухлые ножки
Украшают жемчужные ногти,
И у Вас, как у ласковой кошки,
Для конца приготовлены когти.
Но теперь Вы моя Дульцинея,
Ваши губки влекут, как кораллы,
И, от лунного света бледнея,
Я скажу Вас свои мадригалы.
Будем с Вами в заросшей беседке
До далёкой зари целоваться,
Солнце выйдет сквозь тонкие ветки
И попросит до завтра расстаться.
Менуэт
Томны звуки менуэта,
В такт качаясь, мы плывём, —
Сердце близостью согрето,
Сердце в трепете немом:
Сквозь ажур воздушных кружев
Грудь маркизина сквозит,
И, чулочек обнаружив,
Ножка узкая скользит...
Цепи плавных расставаний,
Реверансов, новых встреч,
Вихрь надежд и замираний
Под кокетливую речь!..
«О, маркиза, вы так горды,
Сердце ж так моё слабо!» —
И, забыв про клавикорды,
Я хватаюсь за жабо...
«Сбились с такта!» — На румянце
Зыбь улыбки... нет огня! —
И маркиза в томном танце
Уплывает от меня...
Вон идёт опять навстречу
Так жеманно в цепи дам, —
Что скажу ей? как отвечу? —
За любовь всю жизнь отдам!..
Объяснение в любви
Я от своей любви и плачу и бледнею,
При виде Вас смотрю я только вниз.
Но даже здесь сказать Вам о любви не смею,
Пойдёмте с вами в даль в заросшую аллею,
Где тополя верхушками сплелись.
Вы помните, давно мы с Вами танцовали
На избранном балу последний менуэт;
Спешили Вы тогда уехать из Версаля.
У мраморных ворот — о, если б Вы узнали,
Я Вас искал средь поданных карет.
Я Вас искал в садах, в аллеях Сен-Жермена,
В церквах, на службе Notre Dame,
И в тёмных алтарях склонял свои колена,
Но было тихо всё и знает только Сена,
Как горячо молился Вам.
Но я об этом вовсе не жалею,
Пусть наши губы в ласке не слились...
Но... расскажите мне, зачем я так бледнею,
Зачем и говорить Вам о любви не смею —
При Вас смотрю я только вниз.
— Сколь бренна любовь, по сему видно. Вчера я любезной сердцу сказал: «Ноги твои — звёзды небесные, а сама ты — небо полуночное». На это она, обидевшись, ответила: — Во-первых, небо чёрное, а, во-вторых, что я, сороконожка, что ль?
Сюрприз
Сегодня маркиза не в духе:
Весь день поясница болит,
Стреляет в напудренном ухе,
И правая щёчка горит.
Сегодня не будет приёма,
Хотя и уехал маркиз,
Хотя для красавца-Гильома
Отъезд этот сущий сюрприз.
Сегодня маркиза скучает,
И в зале пустынной одна
О бале минувшем мечтает,
Глядя на узоры окна.
Сегодня не будет приёма.
Но, знайте, ревнивый маркиз,
Что прелесть и ловкость Гильома
Большой вам готовит сюрприз!..
Старинный юмор
Стук, заместо рамы на портрет обращённый
Графиня Лярош своему возлюбленному свидание назначая, такое указание дала:
— Лишь только стемнеет, подходите к моему окну и единожды стукните в раму, а я выйду!
Сего не было, ибо старый граф, едва услышав стук в раму, вышел и, по портрету Ловласа вместо рамы изрядко палкой постучав, привёл сего в уныние и бегство...
Маркизына отрада
Мечтания любви щастливой
Объемлют молодую грудь,
Метётся сердце прихотливо...
О, скажешь ли ему: забудь?
Чем обуздать воспоминанья,
Коль незабвенное живёт,
Алкая сладости свиданья? —
Маркизу вечно скорбь гнетёт:
Отторгнута враждебным роком
От сердца милого, она
В краю заморском, предалёком —
Маркиза старого жена...
У грустной лишь одна отрада:
Коли минуту улучить,
Ходить к пруду большого сада,
Взяв арапчёнка и бисквит,
Там вспоминать благоговейно,
Как юный был красив жених,
Как с милым в парке у бассейна
Кормила рыбок золотых,
Являть пруду печали скрыты,
И слёзы лить по дням былым,
Кроша миндальные бисквиты
Проворным рыбкам золотым...
Маскарад
Шумна, пестра, многообразна,
Течёт толпа, живей воды, —
Смесь отвращенья и соблазна,
Томленья, смеха и вражды.
Мгновенны взгляды, ломки встречи,
Неверно-ласковы тела...
Льют электрические свечи
Лучи стальные в зеркала.
И всё загадки, всё загадки...
Та повлекла, тот руку сжал...
Быть может, в самой нежной складке
Сокрыт отравленный кинжал.
В круженьи бурном, маски, маски...
Цветы, и перья, и шелка...
Какие яростные краски!
И как согласность их легка...
Не избежать тревожных, тонких,
Хитрейших, неразрывных пут,
И не замедлить ярких, звонких,
Смерть обнажающих, минут...
Старинный юмор
Баронессина докука
Баронесса Астрюк, прекрасная личностью, супруга барона Астрюк, иногда с нежной усмешкой — своей камер-юнгфрау Жозефине, говаривала:
— Эти мужчины меня до глубины души поражают: сначала робко молят позволения забыться у моих ног, а по разрешении сего — вообще, забываются...
Талия и Мельпомена
Придворная актриска графа Разумовского, на аванс, сделанный ей однажды на куртаге, зело разгорячённым её прелестями князем Тулуповым, — так пребойко любезнику ответила:
— Вот вы сейчас что-то толкуете о Мельпомене, а сами хватаете за талию.
Как Талией ещё одна богиня называлась, то каламбур актрискин надлежит признать изрядным.
Красавица Лиза
Пленила маркиза
Задумчивой прелестью глаз.
Маркиз полонённый,
Навеки влюблённый,
Одел её в шёлк и атлас.
Но Лизин приятель,
Поэт и мечтатель,
К ней часто, в одежде врача,
Украдкой являлся
И к Лизе ласкался,
О пламенной страсти шепча.
Рассуждение дамы, в пессимизм впавшей
— Сколь на свете преплохо всё устроено: если мой Грегуар, которого я с нетерпением чрезвычайным жду, опоздает — будет плохо ему, если не придёт совсем — будет плохо мне, а если придёт сейчас — плохо будет мужу. Увы нам!
Франт, прохожей девицей огорчённый
Некий проворный, но депансами обделённый франт, девицу, поведением не весьма тяжёлую на променаде встретив, такой словесный оборот к ней сделал:
— Желал бы я быть хотя тою муфтою, которой ваши крошки-ручки касаются!
На что девица, особливым поведением не отягщёная, ответила, задумчивостью даже на малое время не задержавшись:
— Едва ли, сударь, вы на сей предмет сгодны, ибо рук около вас погреть никак невозможно.
Сим ответом куражу лишённый, франт одиноко остался, и, в кофейное заведение помедля взойдя, на стул опустился и кончины своего депансами богатого дядюшки прилежно и с нетерпением ждать принялся.
Лавина
(Страшная, рождественская история)
Пролог
Жила-была ёлка,
Пушиста и колка,
Средь тёмного леса.
И жил-был повеса —
Николка.
Глава I
Николкина мама,
Серьёзная дама,
Любила Николку,
Хотя и упрямо
Трепала за холку.
Приблизились святки,
Гулливы да сладки...
«Ах, скоро ли ёлка?» —
Томился в кровате
Николка.
Глава II
У мамы — забота,
У мамы — ломота;
Растрёпана чёлка...
«Позвать мне Федота!
Где ёлка?!»
Бородка, что щётка,
Но... адская смётка!
Где ёлка?.. Подумал
И барыне кротко:
В лесу, мол...
«В лесу?.. Ах, ду-би-на!
В лесу?!. Ах, ско-ти-на!»
В истерике мама:
«Вон! В шею кретина!
Прочь хама!»
Глава III
Ночь. Поле. Угрюма
Федотова дума:
«Ах, чирий тя язви, —
Вот горе-то!.. Разве
Дерябнуть у кума?»
Дерябнул. И — кратка
Печальная повесть:
Он пропил (как гадко!) —
И дровни и совесть!
В неслыханной злобе
Твердил: «В шею?.. Нат-ко!»,
А утром в сугробе
Замёрз без остатка.
Глава IV
Остались на свете
Федотовы дети,
Четыре мальчонка:
Митрошка, Федюшка,
Игнатка, Павлушка
Да Ленка,
Девчонка.
Живут-поживают,
Добра наживают.
Старшой-от, Митрошка,
Мальчонка с задором,
Подумал немножко
И... сделался вором!
Словили!.. Федюшка,
С нужды да с досады,
(Прощай, деревушка!) —
Пошёл в конокрады!
Словили!..Игнатка —
Был сызмала франтом;
Судьба его гадка —
Он стал интендантом!
Словили!.. Павлушка —
Зарезал старушку,
А Ленка,
Девчонка,
Не ждя ни минутки,
Хихикнула звонко
И — марш в проститутки!
Эпилог
О, если б Николке
Не делали ёлки!!!
Догадливость субретки
Ах, любопытство часто множит
Все горести любовных мук!
Едва сошлись, как дерзкий стук
Сердца влюблённые тревожит,
Хоть час любви ещё не дожит
И крепки цепи цепких рук.
Как хорошо, что у субретки
Столь преданный и верный нрав!
Что было б, если бы, застав
Жену с маркизом на козетке,
Вспылил (хоть вспышки в нём и редки)
И пистолеты вынул граф?
Как хорошо, что кринолином,
Хоть ширмы есть и двери есть,
Субретка ограждает честь
Своей графини, точно тыном.
Ведь, графу даже в гневе львином
Тот тын никак не перелезть!
Старинный юмор
Арапских жён ночное неудобство
Майорова жена Аглаида Петровна, однажды своего арапчёнка об ихнем арапском житье-бытье с подлинным недоумением допрашивала:
— Ежели ночью ваши арапы в сонном виде закрывают глаза и зубы, то как их жёны-арапки в темноте находят?
На что арапчёнок, словами Аглаиды смущённый, безмолвствовал время не малое.
Как свежи розы и левкои,
Вчера омытые дождём!...
Гулять в саду в июльском зное
С почтенной бабушкой втроём!..
Её внимательное око
Сегодня тяжко нам, увы!
Вдвоём уйти бы, в парк, далёко,
На старый пруд, под тень листвы...
Ах, Лиза, милая кузина, —
Склонилась бабушка к цветам!..
Удобно нам за кринолином
Скорей уста прижать к устам...
как бьётся пчёлка на левкоях!
Как чист лазурный горизонт!
Пусть выйдет — будто нас обоих
От солнца скрыл твой белый зонт...
Слепота любви
Кто говорит, что целоваться грех?
Какой-нибудь Терсит иль Квазимодо.
Нет, поцелуй одна из тех утех,
Что нам дарит так радостно природа.
Когда уста коснутся милых уст,
То в цветнике любовном на мгновенье
Вдруг загорается роскошный куст
Румяных роз в невиданном цветеньи.
И аромат пунцового цветка
Пьянит сильней волшебного гашиша,
И, кажется, что нету потолка,
Что вдруг над головой разверзлась крыша,
И свет небесный всё позолотил
В какое-то сияние сплошное,
И у души влюблённой нету сил
Бороться с негой сладостного зноя.
И мудрено ль, что опытный маркиз,
Вкусив любви небесную приветность,
Отвёл глаза свои беспечно вниз,
Забыл про всё, про тайну и дискретность,
Сковал объятья судорожных рук,
Шептал без памяти: «Богиня, Галатея!»
И пропустил заснувшим слухом стук
И не видал вошедшего лакея.
1912 год
Её глаза
О, зеркало души, глаза,
Вы днём весенним — бирюза,
Но в вашем взоре голубом
Тоски не видно ни по ком.
И всю вечернюю зарю
Напрасно, бедный, в них смотрю,
В них видно небо всё в крови,
Но нет меня, и нет любви!
И только в тихий лунный час
Люблю я трепет тёмных глаз, —
Своё лицо я в них ловлю,
Ловлю и верю, и люблю.
Её упреки
Стал ты хладней, молчаливей,
Редко начал навещать
И по Невской першпективе
Не охоч со мной гулять.
Знаю: полюбил феатры,
Зачастил ты в Эрмитаж, —
Крепостные Клеопатры
Там тебя приводят в раж...
Дерзкий, брось холодность рябью:
Заведу я свой феатр,
И из девок, верь мне, выбью
Тех же Псиш и Клеопатр!
Мужицкий слуги Прошки вкус
Престарелая годами бригадирова жена Курлятева так говаривала часто своему слуге Прошке:
— Ежели ты сегодня мне чем досадишь, то на конюшне отодран будешь, ежели всё будет, как следоваит, то в парадных комнатах тебя отдерут же.
И тако, не чуя по своей хамской натуре деликатной разницы, — всегда досаждал барыне Прошка, вместо нарядных парадных комнат — конюшню заслуживая.
Мамаша, папа, дочка, сын
Идут за младшей дочкой следом
Христосоваться с милым дедом —
Отцом всех тёток и кузин.
В лице спокойствие храня,
Полна мамаша мыслей жадных:
Пять штук яиц! да шоколадных!
Раззор подобная родня!
Институтки
— Неправильно! У неё глаза завязаны, а нос не завязан!
— Причём же тут нос?
— Да я так надушилась духами, что она меня сейчас же и поймает!
Идя по вешнему газону,
Так объясняла мне она:
Любить Пьеро не по сезону, —
Он снежный, а теперь весна.
Когда поля пестры цветами
И бел в саду один жасмин,
Надеюсь, вы поймёте сами,
Что мил мне пёстрый Арлекин.
Там, где травка серебрилась,
Шёл с подругою маркиз,
Вдруг маркиза рассердилась
Так, что брови поднялись:
Вы побегайте по саду
И поймайте мотылька,
А исполните — в награду
Будет сердце и рука.
И застенчиво бледнея,
Еле выслушав слова,
Он помчался по аллее,
Обрывая кружева.
Но напрасны все усилья:
Как маркиз не догонял,
Мотылёк, расправив крылья,
Всё быстрее улетал.
А маркиза позабыла
Про заманчивый урок,
И маркизу очень мило
Протянула ноготок.
Хитрый ответ
— О, моя милая, — сказал однажды страдающий заиканием маркиз прелестной госпоже Турбильон. — Умоляю вас, приходите нынче вечером в беседку. Там мы до зари будем изучать язык цветов.
— О нет, маркиз! Не ждите меня напрасно! Ночь теперь коротка, а ваши цветы красноречия стоят так далеко друг от друга, что вы не успеете собрать даже и маленького букетика. Подождём лучше зимних ночей.
Наивернейшее к сохранению цветов средство
Во время туалета такой ответ графским куаффером от графа получен был:
Куаффер. — Осмелюсь, ваше сиятельство, предложить вам наивернейшее средство от выпадения волос.
Граф. — О, cher ami, единственное наивернейшее средство от выпадения волос существует — это, чтобы во время моих к бригадирше визитаций, её супруг был как можно дальше. Сие средство укреплению волос премного способствует!
На что куаффер, будучи человеком таковского же поведения, со вздохом не согласиться не мог.
Авантюристка
Я помню нежный сумрак зала
И трепет утренней зари,
Когда ты герцогу сказала:
— До завтра. В парке Тюльери...
О, значит, родину печаля,
Заставишь ты улыбкой глаз
Рабов развратного Версаля
Издать безжалостный приказ.
Я знаю, наглая камея,
Какая месть тебя грызёт,
И кто, страдальчески бледнея,
Взойдёт на тёмный эшафот...
Ты так сильна в толпе змеиной;
Тебе подвластен каждый миг,
Когда плетётся паутиной
Глухое кружево интриг...
Но, помни, гордая маркиза:
Я притаился здесь один,
Тяжёлых бархатных гардин.
В угрюмой нише у карниза,
Я жду, когда твой паж заспится
И вспыхнет утренний рассвет,
Как Божий гнев — в тебя вонзится
Мой отчеканенный стилет.
И лишь услышав крик последний,
В слепой тоске альковной мглы,
Могу я твёрже и победней
Надеть немый кандалы...
Приятная помещиков Похвисневых жизнь
С утра до обеда на диванчике проводя и боясь помять свою нарядную робу, жена помещика Похвиснева изредка мужу говаривала:
— Хоть повернуться, дабы поцеловать тебя, и не могу, но всё равно, считай себя, как поцелованным.
На что сам нежный Похвиснев сочинять стихи с приятностью принимался:
О, сия роба!
Она доведёт меня до гроба!
И целый день так на диванчике просиживая, нежные супруги шли откушать, после чего ко сну отбывали, друг другом довольные и от соседей уваженные...Коломбине
(Триолет)
Вы изранили сердце Пьеретты!..
Коломбина, ничтожно перо
Описать все мученья Пьеро!
Вы изранили сердце Пьеретты!
Я не буду писать вам сонеты"..
Это, знаете, очень старо.
Вы изранили сердце Пьеретты,
И моё затупили перо.
Паж
Звёзды тают в мерцающей сини.
Под угрюмою тенью ворот
Нежный паж у окна герцогини
О влюблённости тихо поёт.
«Госпожа... Как пьянящий напиток,
Эта ночь без задумчивых снов...
Прочитай моё сердце — как свиток
Из красивых тоскующих слов...
Мне ли быть веселей и распутней,
Если вся моя страсть — чистота...» —
Над рыдающей грустною лютней
Проплыла голубая мечта.
Где ж противиться чарам весенним?..
И небрежно накинув наряд,
По залитым луною ступеням
Герцогиня спускается в сад.
Тишина. Не колышатся ветки.
Розовеет небесная даль.
А в красивой цветочной беседке
Убаюкана чья-то печаль...
Под гобеленом
Здесь некогда под гобеленом
Я восседала купно с ним,
Он гласом молвил умиленным,
Что весь любовию томим...
Потом, склонив свои колена,
Обозревал мой каждый перст
И лобызал, а я смущенна,
Я мнила: рай земной отверзт....
...И купно нас сплела судьбина...
Но, в Гименее год пребыв,
Блаженства моего причина
Стал холоден и молчалив:
Перстов моих не лобызает,
Не шепчет, ласки умилен...
Любовь, любовь — всё я, а он
Лишь трепет страсти ощущает...
Печали отдаюсь во плен,
Лишь на стену взгляну порою, —
Ах! лучше пусть не зрится мною
Любви свидетель гобелен...
Осторожность чрезмерная, боязнью наследственности порождённая
— Как батюшка мой покойный кончину приял, захлебнувшись и утонув в ванне, то сего для и я должна сугубую осторожность, принимая ванну, соблюдать: далеко не отплывать и близко берега усердно держаться.
Когда-то
Сойдя с картины Ботичелли,
Нежна, как тающий рассвет,
Под тихий плач виолончели
Вы танцовали мэнуэт.
Я наблюдал один, усталый,
Забытый всеми, вдалеке, —
Как стыли розы пеной алой
На вашем милом парике.
Я знал: когда потухнут свечи,
Впустив предутреннюю мглу,
Не избежать вам нашей встречи,
Такой ненужной, на балу...
Вы подойдёте, изумитесь
И грустно спросите: «Опять»...
А кавалер — ваш верный витязь —
Ревниво будет ожидать.
Пусть успокоится влюблённый:
Я — незаметный пилигрим,
Пришёл к ногам земной Мадонны,
И не хочу тягаться с ним...
Я только ждал немого взгляда
Из-под опущенных ресниц,
Как часто ждут ножа и яда
В подвалах каменных темниц...
Ключи жизни, с госпожой Вербицкой общего не имеющие
— Сколь бывают от судьбы некие люди одарены и уважены: у некоторых жизнь бьёт ключом, а у меня и того больше, поелику вчера меня бил целой связкой ключей старый бригадир, со своей женой за поцелуем заставши.
Гувернантка
С унылой строгой гувернанткой
Так тяжело гулять весной,
Когда всё кажется приманкой, —
И тень дерев, и солнца зной!
Не всё ль равно, как по-французски
Спрягается глагол «любить»,
Когда сердечко в узкой блузке
Глагол тот хочет оживить!
Шевалье, работой отягчённый
Некоторый шевалье, природой от искусства мыслить навсегда избавленный, целыми днями без толку по своему замку шатаясь, с тоской иногда говаривал:
— О, скоро ли, наконец, наступит Рождество? Тогда я буду иметь право ничего не делать.
Как сей шевалье и, вообще, ничего не делал, то таковые его слова показывали, что и бездельные шевалье некоторую совесть имеют.
С мороза, алая, нежданная,
Пришла, взглянула и ушла.
Как яблоня благоуханная,
Душа скупая расцвела.
И опадают ало-белые,
Как снег вечерний, лепестки:
Хранят персты осиротелые
Лишь холодок её руки.
Туалет
Как сладостно перед свиданьем,
Навстречу милому идя,
Стоять пред зеркалом, следя
За брови чётким очертаньем.
Как сладостно румянец щёк,
Волнуясь, мягкой лапкой править
И мушкой чёрною лукавить
Губы капризный уголок.
Как радостно пушистой пудры
Пуховку полную набрать
И знать, что будет целовать
Тебя красавец златокудрый.
Как радостно букетом роз
Убрать корсаж, прильнувший нежно
К груди влюблённой, белоснежной,
И знать, что стан твой гибче лоз.
О, хитрости влюблённой дамы,
Вас не исчислить никогда!
О, не бежит она труда,
Ища себе достойной рамы.
Зато какой анахорет
Её за хитрости осудит:
И кто возлюбленную будет
Винить за долгий туалет!
Любой любовник будет счастлив
Уловкой страсти и любви,
И солнце у него в крови
Взойдёт, хоть будет день ненастлив.
И только мужнин злой портрет
Ещё свирепей и упрямей
Сверкать глазами будет в раме,
Смотря на этот туалет.
* * *
Эти её вещи печатались в «Сатириконе» и — понемногу — в других журналах.