Под нейтральным и, казалось бы, нарочито обессмысленным названием скрывается еще один, типично авторский, опыт проникновения «во внутренний мир человека».
Ох уж этот внутренний мир, которому так много внимания уделил автор в своих произведениях! Как он тяжел, смутен, неспокоен, как беспощадно и безнадежно терзаем он сомнениями и бесконечными переходами от надежды к отчаянию и наоборот.
Если по какой-либо причине приходится надолго погружаться в прозу г-на Достоевского, то в читательской голове неизбежно является мысль: почему автор не переключился в свое время на что-либо другое? В смысле, не на какой-то другой род деятельности, а на какую-нибудь другую тему? Мысль, конечно, праздная, ибо автор, в силу естественных причин, уже давно лишен возможности переключиться. Зато для нашего брата читателя в этом смысле ничего невозможного нет. Можно и переключиться! Иной раз и нужно, душевного равновесия ради.
Из каких глубин своего подсознания черпает г-н Достоевский своих героев и свои сюжеты? И в каких же мрачных безднах своих болезненных (нездоровье душевное его героев, как правило, идет рука об руку с нездоровьем телесным) фантазий он плавает! Непонятно и удивительно!
Герой его, Василий Ордынов, проживает в том же невеселом, скучном и неприютном углу Петербурга, где живут и многие другие, если не все поголовно, действующие лица литературных произведений г-на Достоевского; где всегда непогода, где промозглый сырой ветер бросает всякому прохожему в лицо и за воротник мокрый снег пополам с дождем целыми пригоршнями…
Чем занимается Ордынов? Наукой! Какой – об этом автор нам не сообщает. Зато сообщает нам, что «она (наука) снедала покамест его молодость, медленным, упоительным ядом отравляла ночной покой, отнимала у него здоровую пищу и свежий воздух, которого никогда не было в его душном углу, и Ордынов в упоении страсти своей не хотел замечать того».
Что это за наука такая, более похожая на упражнения в магии и поиски философского камня? Учитывая, что кроме книг никакого другого «научного» оборудования у нашего ученого не имеется, можно предположить, что наука эта – математика. Это предположение тем более справедливо, что, как известно, от математики можно и свихнуться. Впрочем, Ордынов уже в двух шагах от этого состояния.
«Он чувствовал, что был раздражен и потрясен; он знал, что фантазия и впечатлительность его напряжены до крайности, и решил не доверять себе. Мало-помалу он впал в какое-то оцепенение. В грудь его залегло какое-то тяжелое, гнетущее чувство. Сердце его ныло, как будто все изъязвленное, и вся душа была полна глухих, неиссякаемых слез».
Нарочно привел этот отрывок для иллюстрации непростого «внутреннего мира» Ордынова. Что же послужило причиной столь глубоких и тяжелых переживаний? А просто встреча на лестнице с хозяином дома, где квартировал наш ученый. И такими переживаниями на пустом, казалось бы, месте наполнены страницы повести. Лучше сказать – переполнены. Какая-то сверхъестественная впечатлительность и слабонервность; очевидно это и есть «глубокое погружение во внутренний мир героя».
Хочется спросить, где Вы таких героев в жизни видели, Федор Михайлович?
Но идем дальше.
Случайно наш герой встречается с красавицей Катериной (никакие аллюзии в голову не приходят?), влюбляется в нее; она, кажется, готова ответить ему взаимностью. Является счастливая возможность изменить свою жизнь, наполнить ее новым содержанием, погрузиться в волшебный вихрь любви, забросить наконец свою «науку» и выплыть из своего затона на широкий и стремительный фарватер жизни!
И, что же? Его немедленно начинают «терзать смутные сомнения» касательно перспектив дальнейших отношений с Катериной, которые выгоняют его на прогулку под холодным петербургским дождем, которого он совершенно не замечает и в результате которого он заболевает. Болезнь, однако, дает возможность Катерине проявить заботу о больном и выказать ему свою любовь и даже наградить его горячим и нежным поцелуем. Поцелуй любимой женщины, как известно, лечит лучше всякого лекаря и лекарства.
Если вы думаете, что теперь все наладится, то вы сильно ошибаетесь – г-н Достоевский не так прост.
Хороша оказывается и Катерина – на ее совести камнем лежит какое-то преступление, совершенное ею в ранней юности по отношению к собственной матери, которая ее, то есть Катерину, за это и прокляла. Это преступление и, соответственно, нечистая совесть, делает, конечно, совершенно праздными всякие мечты о возможном счастье с любимым человеком. Нарочно трижды прочел исповедь Катерины, да так и не понял, чем она согрешила против матери.
Этого мало, девчонкой она сбежала из отчего дома с разбойником, на руках которого была чуть ли не кровь ее родителей. Отца – точно! Насчет матери не уверен.
Есть еще и какой-то старик Мурин (муж?), что путался все время под ногами у Ордынова с Катериной, поочередно гипнотизируя то одного, то другую своими горящими очами и страстными речами. И не он ли тот самый разбойник, с которым сбежала юная Катерина? Он же разъясняет Ордынову, что у Катерины «слабое сердце»; на самом деле этим эвфемизмом г-н Достоевский обозначает «слабую голову».
Виноват! Соврал я насчет математики: на препредпоследней странице повести появилась информация, что предметом научных изысканий Ордынова была история церкви. Изыскания эти не привели, правда, к какому-либо вещественному результату, что не удивительно: при таком беспокойном образе жизни, конечно, не до науки.
Ну, и чем, по-вашему, могла закончиться эта история? Подсказываю: ничем! Буквально, ничем! Герой наш, проболев три месяца и почуяв, что в душу его начало проникать нечто, похожее на мистицизм, предопределение и таинственность, просил исцеления у Бога. Любовь к Катерине еще жила в его сердце. Таинственный старик Мурин бесследно исчез вместе со своею женой!
Как вам угодно, любезные читатели, но это сочинение сильно отзывается другими сочинениями другого гения русской литературы, а старик Мурин местами прямо напоминает нам колдуна из известного произведения Н.В. Гоголя. Теперь намек мой на имя героини стал совсем прозрачным.
