Король Людовик XIII родился 27 сентября 1601 года. Его рождение далеко не случайно произошло в самый краткий срок после прибытия в 1600 году Королевы Матери, Марии Медичи, к своему отныне законному супругу, Генриху IV.
Генрих не слишком любил толстух, этот брак был заключён по политическим соображениям, как большинство монарших браков. Но ещё более важным мотивом было необычайное богатство семейства Медичи и чрезвычайная бедность французского Короля. Не случайно Генрих называл её толстой банкиршей.
Прибытие самой банкирши было для Генриха не столь важным, как прибытие её казны, поэтому не будем удивляться, что он прежде, чем приступить к исполнению супружеского долга, приступил к исполнению долга государственного по части подсчётов результатов пополнения казны.
Поскольку Генрих развёлся со своей первой супругой, королевой Марго по причине её якобы бесплодия, каковое было чрезвычайно избирательным, Мария Медичи была вынуждена принять к сведению опасность повторения досадного прецедента. Марго отнюдь не была бесплодной, известно о рождении, по меньшей мере, двоих детей, но все они были не от Генриха, поэтому их рождение тщательно скрывалось. Однако она не родила Королю наследника, и именно это было бесплодием с точки зрения государственной необходимости. Таким образом, формально Генрих нуждался не столько в деньгах Марии Медичи, сколько в её чреве, которое обязано было обеспечить Францию наследником престола.
По этой причине дядя Марии, экс-кардинал Фердинандо, который для того, чтобы взойти на тосканский трон, отравил своего брата Франческо и свою невестку Бьянку Капелло, дал своей племяннице чрезвычайно полезный совет:
— Милая племянница, — сказал он. — Вы собираетесь выйти замуж за Короля Франции, который накануне расторг брак с первой женой из-за того, что у нее не было детей. Король Генрих IV гораздо более нуждается в деньгах, нежели в женщинах, которых у него предостаточно, тогда как сама Франция в большей степени нуждается именно в наследнике. Король падок на стройных молодух, и чуть было не женился на одной из них, пренебрегая её недостаточно высокой знатностью. Ради этой женитьбы, а не ради женитьбы на вас, он развёлся со своей женой Королевой Марго, дочерью Короля Франции и сестрой трёх правящих поочерёдно Королей. Если вы не родите Королю сына, вас может ожидать такая же участь. Помните, что у вас есть месяц пути на прекрасном и удобном корабле, а также три молодых, красивых и статных кавалера в вашей свите: Вирджинио Орсини, Паоло Орсини и, Кончино Кончини. Сделайте же так, чтобы, исключить возможность развода ещё до вашего прибытия во Францию, после чего вам останется лишь убедить Короля, что он причастен к этому достижению, или, по меньшей мере, уложить его с собой в постель, предоставив ему перед этим выпить такого зелья, после которого он не сможет со всей достоверностью утверждать, что не причастен к рождению этого ребёнка.
После этих слов достойный дядюшка вручил племяннице напиток, который позволил бы ей заставить Короля провести ночь там, где ей будет угодно, и не иметь никакой возможности вспомнить подробностей этой ночи.
В самом деле, корабль с новобрачной плыл чрезвычайно долго, что позволило Марии выполнить предначертания дядюшки не один раз, а столько, сколько потребовалось бы для гарантии результата. Правда, придворный поэт Малерб в отвратительных стихах оправдал длительность путешествия Королевы тем, что влюблённый в неё Нептун долго не отпускал корабль, не желая расставаться со столь обворожительной красавицей, каковой была Мария, что делает плохой комплимент вкусу Нептуна. Итак, через девять месяцев после свадьбы великий герцог Фердинандо мог быть спокоен, поскольку повод для развода, которого он опасался, уже был исключён. Мир узнал о рождении дофина Людовика, тут же нареченного Справедливым, поскольку он родился под знаком Весов.
С самого детства Людовик XIII обнаруживал все черты семейства Орсини, такие как меланхоличность и задумчивость, склонность к музыке, живописи, мелким ремёслам, равнодушие к власти, отсутствие интереса к государственным делам. При этом он не обнаруживал никаких наследственных черт Бурбонов, прежде всего, сосредоточившихся в Генрихе IV, таких, как чрезвычайное жизнелюбие, любовь и неодолимую тягу к женщинам, страсть к веселью, шуткам и розыгрышам, отсутствие ревнивости, злопамятности. С юности Людовик не отличался сердечностью, был черствым и грубым, ревнивым и обидчивым, иногда даже жестоким. Генрих IV дважды высек его своей королевской рукой. В первый раз за то, что неприязнь, испытываемую Людовиком к одному дворянину, удалось успокоить только выстрелив в этого дворянина из незаряженного оружия и доложив дофину, что тот убит на месте. А во второй раз за то, что Людовик деревянным молотком размозжил голову бойкому воробью. Королева упрекала его за то, что своих бастардов Король никогда не сёк, а всегда очень любил и ласкал при каждом удобном случае, на что Генрих IV, внимательно отнёсшийся к слову «своих», отвечал, что при необходимости их будет сечь Людовик, тогда как самого Людовика уже никто не сможет высечь, кроме него, Генриха IV.
Впрочем, Генрих был настолько покладистым мужем, что даже если не только подозревал, но и достоверно знал, что Людовик – не его сын, никогда не проявлял этого, по меньшей мере, на людях.
После смерти Генриха, любовник Королевы, Кончино Кончини, маршал д’Анкр, обращался с Людовиком так, как будто и вправду стоял выше него по знатности, хотя вся его власть держалась лишь на связи с Королевой. Возможно, Кончини считал Людовика своим сыном, но, как бы то ни было, Людовик, достигнув совершеннолетия, повелел расправиться с ненавистным любовником матери.
Как все меланхолические натуры, Людовик XIII великолепно умел скрывать свои чувства. Тем, кого он хотел погубить, он улыбался самой пленительной улыбкой.
В 1613 году к Людовику был приставлен самим маршалом д’Анкром де Люинь. Де Люинь был произведен в главные сокольничьи. Затем принадлежащие Людовику соколы, ястребы, коршуны, сорокопуты и попугаи были объявлены птицами королевского кабинета, с тем чтобы де Люинь мог не покидать короля ни на минуту; с той поры Людовик XIII стал испытывать к нему такую дружбу, что не расставался со своим главным сокольничьим даже на ночь, более того, бредил де Люинем во сне и громко звал его, опасаясь, что тот ушел.
И в самом деле, де Люиню удавалось, если не развеселить, то, по крайней мере, развлечь его, прививая вкус к охоте, насколько это было возможно при той ограниченной свободе, какой пользовались королевские дети. Людовик в своих апартаментах натравливал попугая и сорокопутов на мелких птичек. Люинь обучил его охоте с борзыми щенками на кроликов во рвах Лувра и соколиной охоте на равнине Гренель. Затем де Люинь научил Людовика науке любви, а под конец научил его охоте на людей. Первой и самой важной охотничьей добычей юного Людовика стал любовник его матери, маршал д’Анкр, Кончино Кончини. Доверенный человек, а именно, капитан Витри, застрелили Кончини на глазах у Людовика по его приказу.
На следующий день после смерти маршала д'Анкра тот же самый придворный поэт Малерб спросил г-жу де Бельгард, которую застал собирающейся к мессе: «Как, сударыня, неужто еще осталось о чем-нибудь просить у Господа бога после того, как он избавил Францию от маршала д'Анкра?».
Итак, Людовик XIII стал Королём Франции, чем формально продолжил династию Бурбонов, однако, тосканские князья, лучше прочих знающие Марию Медичи, сохранили уверенность, что на трон взошёл тосканец не только по материнской линии, но и по линии отца. В ночь после этого события Людовик спал крепким и счастливым сном. Он объявил, что отныне будет править страной самостоятельно, после чего Королева-мать была выслана в Блуа.
Ей было запрещено видеть своих маленьких дочерей и Гастона Орлеанского, любимого сына; ее министры были уволены, и только епископу Люсонскому, будущему кардиналу Ришельё, дозволено было сопровождать ее в изгнание, где он завоевал её сердце, не признающее пустоты, чтобы заменить в нём Кончини.
Но если Людовик XIII и стал Королём, он не спешил становиться мужчиной, пренебрегая посещением Анны Австрийской, которую получил в жёны в слишком юном возрасте, чтобы воспылать к ней мужским желанием. Кроме того, Анна была навязана ему матерью, с которой он теперь был в ссоре, наслаждаясь свободой, которая для него была, прежде всего, в отсутствии гнёта со стороны матери, он отдалялся и от Анны, которая олицетворяла в себе желание Королевы-матери. Долгое время он был Анне мужем ее только по имени.
Король если и посещает спальню супругов, то лишь для того, чтобы вздремнуть или побеседовать на отвлеченные темы, после чего спокойно возвращается в свою холостяцкую спальню. Королева Анна рискует, таким образом, разделить судьбу Королевы Марго, поскольку для того, чтобы родить наследника, ей не хватает самого главного – внимания к её персоне Его Величества.
Подстрекаемый испанским послом и папским нунцием, за важное дело закладывания основ будущего монархии берется де Люинь, не скрывающий от своих вдохновителей, что он рискует потерять доверие Короля.
Двадцать пятого января 1619 года Король, как всегда, лёг и собирался заснуть, в спальню вошел де Люинь и предложил ему встать и посетить Королеву. Король возражал. Но де Люинь настаивал. Видя, что все его доводы напрасны, де Люинь попросту взял Короля на руки и отнёс в спальню Королевы.
В результате этой настойчивости Король, наконец-то, более внимательно познакомился с Королевой, найдя в ней те прелести, которые предназначались ему одному. Опыт, надо полагать, был удачным в плане времяпрепровождения, поскольку де Люинь не утратил доверия, а, наоборот, приобрел титул коннетабля. Но государственные интересы не получили должной поддержки, поскольку более тесное знакомство Короля и Королевы не увенчалось зачатьем. Подвиг де Люиня был вознагражден слишком поздно, плодов его самому коннетаблю дождаться не довелось. Дофин родился не через девять месяцев после этого свидания, а лишь через девятнадцать лет, в 1638 году. А де Люиню не посчастливилось увидеть плоды посаженного им дерева: в 1621 году он умер от крапивной лихорадки. Эта смерть позволила вернуться ко двору Королеве-матери Марии Медичи. Она привезла с собой Ришелье и добилась включения его в состав государственного Совета. Он уже год как был претендовал на звание кардинала, хотя Папа ещё не удовлетворил это ходатайство, написанное Людовиком по просьбе Королевы-матери, так как Король к письму прикладывал записку с просьбой отказать в этом ходатайстве. И всё же весьма скоро Ришельё предстояло стать кардиналом и первым министром.
С этого времени началось резкое восхождение Ришелье. Будучи противником австрийской и испанской политики, он поссорился сразу с Анной Австрийской и Марией Медичи. У Марии Медичи, как у Короля, впоследствии появилось свое министерство и тоже во главе с кардиналом: его звали Берюль. Разница в том, что де Ришелье был человеком гениальным, а де Берюль круглым дураком. Вдобавок Месье, брат Короля, которого Ришелье женил и которому, рассчитывая найти в нем поддержку, отдал огромное состояние мадемуазель де Монпансье, другом Ришельё отнюдь не стал, напротив, он постоянно плел против него заговоры, надеясь стать Королём. Эти заговоры продолжались до тех пор, пока не родился сын Анны, будущий Людовик XIV.
Из сказанного ясно, насколько необходимо было рождение Людовика. В этом был заинтересован Король, но он, кажется, не проявлял к этому никакого интереса. Кажется, что ему было безразлично, что будет с Францией после его смерти, и он, похоже, отказывался понимать, что наличие дофина не только обеспечивает будущее монархии, но и способствует спокойствию граждан в настоящем, поскольку уверенность в будущем (даже ошибочная) весьма способствует спокойствию. В рождении дофина также был заинтересована и Анна, однако, поскольку заговоры были направлены не против неё, а против тех, кто её ущемлял, она не ощущала насущной потребности скорейшего выполнения своего супружеского предназначения. Более всех был на деле обеспокоен появлением наследника Ришельё, поскольку только лишив Месье каких-либо надежд на занятие трона можно было заставить его угомониться. Пока Король оставался бездетным, с учётом его слабого здоровья, надежды на то, что трон вскоре станет вакантным, заставляли Гастона жить ожиданием. Королева-мать любила Гастона намного больше, чем Людовика. Впрочем, Людовика она вовсе не любила с тех пор, как он отправил её в Блуа. Поэтому она надеялась передать трон Гастону и стать при нём регентшей, или, по крайней мере, занять более весомое положение в королевстве. Гастоном было легко помыкать, что она и делала, а после неё это с лёгкостью делала любая женщина, оказавшаяся возле него, будь то жена, будь то невестка.
Первым заговором против Короля и Ришельё который к тому времени уже стал кардиналом, а стал он им в 1624 году, был заговор Шале. Тайный совет во главе с врачом Буваром, беззаветно преданным Марии Медичи и Анне Австрийской, провалился, как и все последующие, и стоил головы всем участникам, кроме царственных особ. Началось с того, что врач сообщил Королевам о слабом здоровье Короля, которому каждую неделю приходится делать кровопускания. Мать и жена Короля начали всерьёз надеяться на скорую смерть Короля, запланировали уничтожение Ришельё, чтобы прекрасно устроиться при правлении Гастона Первого. Принцесса де Конти также в деле, она даже покупает кинжалы для убийства Ришельё, но в последний момент добрейшая королева Анна Австрийская слабо возражает против убийства кардинала: «Он священник». Если бы он не был священником, надо полагать, Анна не возражала бы против такого способа устранения разногласий. Напомню, что он также был ещё и духовник Анны и первый министр.
Размышляя теперь, когда я пишу эти воспоминания, я полагаю, что связь между Анной и Арманом была гораздо глубже, чем нам всем тогда это представлялось. Никогда Анна не сделала последнего решительного шага для сокрушения кардинала, и только это спасало его. Никогда и кардинал не сделал того самого решительного шага, который отправил бы Анну в вечное изгнание, и только это его милосердие подчас спасало её. Что же получается? Выходит, что вражда между Анной и Арманом была лишь одной видимостью? Недаром, когда кардинала не стало, Королева, которая уже не нуждалась в том, чтобы скрывать свои мысли, глядя на портрет Ришельё, сказала: «Великий человек! Останься ты живым сейчас, ты получил бы больше того, что имел, намного больше!»
Имела ли она в виду власть первого министра, или расположение мужчины к ней, которого он, по-видимому, тщетно добивался всю свою жизнь?
Как бы то ни было, Ришельё был первым человеком, который сказал Анне наедине и без свидетелей то, что сказал в своё время дядя Марии Медичи, а именно: он раскрыл ей глаза на тот факт, что первейшей заботой Королевы должно быть рождение сына, что пока этого не произошло, будущее её туманно и не определено, а коль скоро это произойдёт, её будущее будет обеспечено. Он же, надо полагать, разъяснил ей, что ежели Король не уделяет ей достаточного для рождения дофина внимания, то ей следует самой позаботиться о том, чтобы зачатье произошло, а также и о том, чтобы Король не воспротивился к тому, чтобы признать дитя своим.
Вспомните о том, что Ришельё был духовником Анны, что давало ему множество случаев поговорить с ней наедине, тогда как она должна была с почтительностью выслушивать его, как выслушивала бы самого Папу Римского, чьим представителем в данном случае и был Ришельё. От Шевретты я достоверно знаю, что Ришельё рассказал Королеве о том, как Юлий Цезарь, впервые увидев сына Клеопатры, несколько помедлил, прежде чем взять дитя на руки, однако, поскольку умная Клеопатра догадалась называть сына Цезарионом, что означает «Сын Цезаря», Цезарь всё же взял на руки её сына. По законам Рима это означало, что отец признаёт сына своим. Ришельё также разъяснил Королеве, что Королю не обязательно брать сына на руки, чтобы народ признал его дофином, поскольку, состоя в браке с Королём, Королева родит не какого-нибудь бастарда, а именно наследника трона, тогда как любые другие девицы, сколько бы мальчиков они не рожали, не могут надеяться на то, что кто-нибудь из них займёт когда-нибудь французский трон.
— Вы должны родить мальчика и назвать его Людовиком, этого будет достаточно для того, чтобы он стал Королём, а вы, таким образом, станете Королевой-Матерью, что, поверьте, в сотни раз надёжнее, чем быть просто Королевой, не имеющей детей, — говорил ей Ришельё на правах духовника.
— Ваше преосвященство, — возражала Анна. — Что я могу поделать, если Король не уделяет мне должного внимания?
— Святой престол заранее отпускает вам грех прелюбодеяния, если он будет направлен во спасение Франции, — отвечал Ришельё.
Следует ли верить в то, что при этом Ришельё надеялся, что Анна увидит в нём мужчину и воспользуется этой возможностью? О, да, но лишь по той простой причине, что Шевретта уверила его в этом. Не забывайте, что своим приближением к Королю Ришельё обязан де Люиню, мужу Шевретты. Поначалу Ришельё не только благоволил к ней, но и считал себя ей обязанным. Безрассудная Мария решила разыграть Ришельё. Она сообщила ему якобы от имени Королевы, что та благоволит к нему, и готова предоставить ему самые высшие доказательства своего нежнейшего отношения, но просила бы перед этим ублажить её танцем тарантеллы. Ришельё поверил, поскольку в молодости он был замечательным танцором. Он лишь спросил, как же можно будет обеспечить музыку? Шевретта сказала, что пригласит музыкантов, которые будут находиться за ширмой, так что не увидят, кто будет танцевать. Шевретта сказала, что и Королева будет наблюдать за танцем из-за ширмы, сквозь узкую прорезь для глаз.
Ришельё раздобыл костюм танцора и, нарядившись в него, прибыл в указанную ему комнату, где заметил ширму. По его знаку заиграла музыка, Ришельё приступил к танцу, но каково же было его удивление, когда под конец представления он услышал весёлый смех, и понял, что смеётся не одна только Королева. Заглянув за ширму, он обнаружил за ней не только Анну, но ещё и Шевретту и Гастона. Оскорбившись в лучших своих чувствах, Ришельё в гневе покинул комнату. Разумеется, после этого мира между Королевой и Ришельё быть уже не могло, во всяком случае, мира явного. Как я уже отметил, думается мне, что они нашли всё же общий язык, что подтверждается неизменным заступничеством друг за друга. Отмечу также, что Ришельё не утратил своего положения духовника Королевы, из чего надо сделать вывод, что досадный эпизод был забыт обеими сторонами.
И всё же, Шевретта не успокоилась на этом. Поссорив Анну с Ришельё, она оказала ей плохую услугу, поэтому она решила её загладить, оказав ей такую услугу, какие не забывают. Она решила помочь Анне выполнить то самое предназначение, о котором настойчиво ей напоминал её духовник. Для этих целей она предлагала разные варианты. Наиболее известный вариант – неудачная затея с Бекингемом. Но никто не знает, что была ещё одна затея, для участия в которой был выбран истинный сын Короля Генриха IV, Цезарь, герцог де Вандом, сын Габриэль д’Эстре. Неудачная ли? Судите сами!
Хитрая Шевретта внушила Анне, что её долг перед Францией – исправить зло, совершённое Марией Медичи, то есть вернуть на престол потомка законного Короля Генриха IV. Герцог де Бофор, предложенный Марией, был отметён, поскольку он был не сыном, а внуком Короля, поэтому он не был в достаточной степени носителем королевской крови, как истинный сын Короля, можно было сказать, что королевской крови в нём лишь на четверть, тогда как в сыновьях Короля их было на половину, как и требуется для истинного Короля.
Шевретта разложила перед Анной как пасьянс портреты внебрачных но узаконенных детей Генриха. Среди них были Цезарь, герцог де Вандом, который был старше Королевы Анны на пять лет, Александр де Вандом, который был старше Анны лишь на два года, Анри де Бурбон, герцог де Верней, епископ Меца, ровесник Анны, сын от Генриетты д’Антраг, и, наконец, Антуан де Бурбон, граф де Море, на шесть лет младше Анны, сын от Жаклин де Бейль де Море.
— Скажи мне, дорогая Шевретта, почему ты думаешь, что рождение дофина от внебрачного сына Короля Генриха каким-то образом извиняло бы меня? — спросила Анна.
— Как же может быть иначе? — спросила хитрая Шевретта. — Ведь вы, Ваше Величество, не станете отрицать, что каждое дитя послано Господом?
— Этого я отрицать не стану, —согласилась Анна.
— Сын, посланный Богом, и признанное официально и узаконенный Королём, является одновременно и законным сыном, и сыном Короля, разве не так? —продолжала Шевретта.
— По-видимому, так, — согласилась Анна.
— Ну что ж, если у Короля был законный сын, и если бы он вступил в брак с матерью этого сына, он мог бы добиться даже признания его наследником престола, получив на это согласие Рима, разве не так? — спросила Шевретта.
— Если бы Король успел это сделать, то так бы оно и было, вероятно, —сказала Анна с сомнением.
— Ну так Король Генрих и собирался это сделать, да только не успел, поскольку его убили! — воскликнула Мария с такой уверенностью, как будто бы сам Генрих поделился с ней этим откровением.
— Получается, что для того, чтобы незаконный сын Короля сам стал Королём не хватило лишь самой малости – нескольких актов? — удивилась Королева.
— Именно так, Ваше Величество! Вы сами видите, как обстоят дела, —ответила Мария.
— В таком случае, право на трон принадлежало бы лишь старшему из этих истинных сыновей Короля, о которых ты говорила, — ответила Анна. — Поэтому убери все эти портреты, кроме одного.
После этих слов Анна взяла в руки портрет Цезаря, герцога де Вандома, который, единственный среди всех, мог бы, по-видимому, стать Королём, если бы Генрих не только узаконил рождение всех своих внебрачных детей, но и добился бы для всех них прав на наследование престола. Первой рукой в этом праве был бы именно он, все остальные были младшими, следовательно, этим правом бы не обладали.
— Если Людовик, мой муж, действительно, не должен был бы получить корону Франции, поскольку и если он не является сыном Генриха IV, и если бы сам Генрих IV навёл порядок в престолонаследии, исключив из него Людовика, тогда этим правом мог бы обладать только он, Цезарь.
Анна подумала о том, что имя «Цезарь» не случайно. Она вспомнила пример, о котором говорил ей Ришельё. Цезарь – это имя означает первый среди прочих, принцепс, глава. Родовая фамилия Цезарей после Гая Юлия Цезаря превратилась в слово, означающее император. Герцога де Вандома звали Цезарем. Это был знак.
Если кто-нибудь когда-нибудь исполнит то, что не хочет или не может исполнить по отношению к ней Людовик XIII, то это будет человек, достойный во всех отношениях оказать влияние на дальнейшую судьбу династии Бурбонов во Франции, человек, имеющий самое прямое отношение к этой династии.
— Боже, какие глупости ты мне наговорила! — воскликнула Анна. — Убери всё это! Убери от меня прочь. Я принадлежу только моему мужу, Королю Людовику XIII, и никому другому никогда принадлежать не буду!
Шевретта не поверила её восклицанию.
Сама Анна тоже не поверила себе.
Но видимость чистоты намерений была соблюдена.
Шевретта сделала свои выводы.
Анна – тоже.
Полностью «Мемуары Арамиса» вы можете найти тут
Книга "Д'Артаньян и Железная Маска" тут
