Зина затосковала. Москву она не смогла принять. Зимы слякотные, еще противнее, чем на юге. Хотелось, в кои веки пройтись по пушистому снегу. Милонов не часто возил ее за город, он был увлечен новыми идеями, и глаза его сверкали, как у демона какого-то. Зина, оставаясь дома, часами торчала у плиты: пекла пироги, жарила картошку
и чистила жирную норвежскую сельдь. Ей ужасно надоела ресторанная еда, и, накалывая на вилку жареную картофелину, подцепив кусок сельди вместе с колечками красного лука, она с наслаждением все это поглощала.
Алексей, застав ее за обедом, ворчал:
- Можно девушку вывезти из деревни, но деревню из девушки – никогда.
Он терпеть не мог простую пищу. Все это: картошка, селедка, соленые огурцы и грибочки – напоминало ему прошлую жизнь. Жизнь, где он был дурачком. Где его не любили, не принимали так же, как не любила и не принимала шумный мегаполис Зина.
А на дворе стоял уже 1989 год. И власти, заискивающие перед «друзьями из-за лужи» в угоду им разрешили установить по всем крупным городам игровые автоматы. Милонов активизировался. Он подключил нужные связи, устраивал многочисленные встречи и таскал, таскал за собой несчастную Зину. Зина очаровывала, пленяла, соблазнительно поводя атласным плечиком, и будущие партнеры по игорному бизнесу, вовсе не шулера, а обыкновенные рекетиры, крепкие ребята при мускулах и всем остальном, прочем, позволяли себе «плыть» иногда, мечтая: а что, если?
Милонов усмехался про себя: стоило ли мечтать? В постели Зина, в московском миру Аллочка, была хуже снулой рыбины. Бог не дал. Он давно уже пользовался услугами платных дамочек, которых развелось в последнее время, как поганок после дождя. Дамочки старательно изображали страсть. Алексей в их обществе отдыхал. Но все равно, Зину оставлял при себе: ни одна шмара не заменит мягкую, золотистую, вальяжную, как абиссинская кошка, Аллочку-Зинку, даже если будет очень-очень стараться.
Страна летела с горы, народ начинал потихоньку выступать, а игорный бизнес пришел к полному, легальному процветанию. Боссы всех мастей сцепились за право обладания московским казино, хотя официально заведение открывалось асоциацией воинов-интернациолистов. Что же, вполне себе прилично. Снаружи, а внутри…
Женя Бич активно ввязался в конкурс тендеров, крымский «оазис» оставил на верных людей. В принципе, это московское казино ему нужно было, как собаке пятая. Но понт дороже денег. А хороший понт – бесценен. Выход на Москву открывал новые горизонты, и каким же лохом нужно быть, чтобы не рискнуть и не пободаться?
Алексей, естесственно, был в курсе. Он реально оценивал свои возможности, мотивируясь старой пословицей «Плох тот солдат, который не хочет стать генералом». То, что над ним давно уже сгущались тучи, острый математический ум ему не раскрыл. Про таких говорят: нюх потерял. Милонова несло по кочкам. Он был и не в курсе, что Бич его давно «сфотографировал». Выигрыш подчистил казну на четверть. Женя Бич не поверил в удачу, которую Алексею принесла роскошная Аллочка, и объявил на парочку охоту.
Зина и знать не знала, что толстый мужик из подпольного казино Анапы, небольшого филиала огромной сети недалекого от Анапы полуострова, посетил владелец и куратор, САМ. И, тем более, она не знала, какую судьбу определил ей этот человек.
***
Снова Алексей приказал ей собираться:
- Если объединиться с несколькими партнерами, то получится вполне годная сумма. Ее то мы подкинем афганцам. На бедность, - усмехнулся Милонов. И – привет Москва. Ты вся наша.
У Зины что-то сосало под ложечкой. Было неприятно. То ли она заболевала, то ли забеременнела. Болела голова, и отчаянно не хотелось выбираться из дома, вставать на высоченные каблуки, куда-то ехать на такси ( Алексей так и не обзавелся личным автомобилем, считая это глупой идеей), и улыбаться незнакомым людям. Есть устрицы и пить шампанское ей не хотелось вдвойне. Но… Разве переспоришь Милонова? Скорее лоб расшибешь. Или хуже – он мог ее не больно, но унизительно и мерзко ударить тыльной стороной ладони по лицу. Как рабыню. Как холопку.
А, впрочем, какую она играла роль? Именно – холопка. Иначе и не скажешь.
Зина причесала свои пышные волосы, закрутила их в ракушку, выпустив пару локонов. Подкрасила ресницы, чуть тронула помадой губы. Переоделась в маленькое черное коктейльное платьице. С сожалением сняла янтарные бусы и намотала на шею нитку жемчуга. Встреча требовала соответствия этикету и дресс-коду, тайны и загадки никому не нужны. И все же любимые теплые бусики положила в маленькую сумочку. Так спокойней. Личный талисман всегда лучше носить с собой. Через несколько минут Зина объявила, что готова.
Алексей поправил манжеты рубашки. Внизу их поджидало такси. Водитель учтиво открыл перед Зиной дверь. Она аккуратно забралась в машину, стараясь не запачкать песцовую шубку – мыть в то время машины считалось бесполезным занятием.
Такси поехало в центр, свободно двигаясь по широкой, незагруженной пока автомобилями трассе. У гостинницы «Савой», бывшей еще в прошлом году «Берлином», волга, лихо притормозив, припарковалась, как придется. Водила был очень любезен, только что ручку Зине не облобызал. И снова – мужские алчущие взгляды. И ненавидящие – женские. Зина вскинула голову выше – завидуйте молча.
В ресторане с лепниной и позолотой на стенах и потолках было людно. Нарядный швейцар с окладистыми усами помог снять девушке шубу.
- Вам назначено? – учтиво спросил он.
- Третий столик у окна, - ответил Милонов.
- Пожалуйста, проходите.
Зина не уставала удивляться: вроде бы жизнь в СССР устроена для простого трудового народа. Каждый год отмечается Великий Праздник Октября, а в ресторане всегда восседает публика, далекая от работяг. Вроде как, и не было никогда революции. Представители элиты как жрали рябчиков с ананасами, так и продолжают жрать – никакой строй их не берет. Они и в войну неплохо устраивались. А люди выберутся в ресторан разве что по крупным семейным торжествам. Просадят половину зарплаты и едят потом полмесяца серые макароны вперемежку с баклажанной икрой. Да и рестораны-то – самого низкого пошива, вокзальные или городские, при каком-нибудь заводском профилактории, как в родном городишке Зины.
За третьим столиком сидели такие же разъевшиеся лица. Они галантно привстали при виде дамы, Алесей усадил ее и предложил меню. Рысью подскочил молоденький и хорошенький официант. Зина сделала заказ: есть ничего не хотелось, но чтобы не сидеть со стаканом воды, она заказала морской салат. Далее все пошло по обычному сценарию: комплименты, ощупывающие взгляды и… деловые разговоры с Алексеем. Зина внимательно слушала: она обязана была вставить в разговор какую-нибудь нейтральную фразу, когда ее об этом попросят, естесственно.
Взгляд ее блуждал по залу. Пьют, жрут, беседуют беседы – что тут интересного?
И тут ее взгляд споткнулся, перекристился с другим взглядом. Мягким, умным, пытливым… Бархатные, глубокие глаза. Любимые. Родные. Удивленные! Виктор! Он узнал ее и вспыхнул широкой улыбкой. А она, что она… Опустила ресницы, покраснела до кончиков ушей и отвела взор к окну…
- А что думает по этому поводу наша красавица? – откуда-то издалека донесса до ушей Зины чей-то неприятный голос.
Она просто улыбнулась, и, не думая, ответила:
- Как всегда, положительно!
- Ты уверена? – спросил ласково Алексей. Спрашивал он ласково, а в глазах – свинец.
- Более чем, - парировала Зина. И опять перевела взгляд на соседний столик. Виктор пока никуда не ушел, смотрел на нее восхищенно, и (Зине показалось) виновато.
Она невольно протянула руку к своему жемчугу, а потом указала незаметно на сумочку. И Виктор понял, что она хотела ему сказать. Он поднялся из-за своего столика, подошел к ней и, склонив голову, вежливо попросил разрешения «пригласить даму на танец»
Милонов великодушно разрешил. Виктор повел Зину за собой. У него были хорошие, очень теплые руки. Музыканты играли очень красивую мелодию. Певец с тонким, нервным лицом взял в руки микрофон. Он пел так, как не пел еще никто. И Зина, утонув в мелодии, ничего не могла сказать Виктору.
Однажды ты пройдешь Бульварное кольцо
И в памяти твоей мы встретимся, наверно,
И воды отразят знакомое лицо
И сердце исцелят, и успокоят нервы…
Его глаза, его губы были так близко… Она столько всего узнали друг о друге, хоть и не проронили ни слова. Бархатный взгляд Виктора признавался, как искал ее и не мог найти. Глаза Зинаиды клялись, что она только один раз, сегодня, сняла его подарок. Он здесь, в сумочке, честно.
И Виктор ей поверил.
Он проводил Зину на место и сразу ушел. Алексей монотонно что-то доказывал «коллегам» по цеху, они монотонно ему противоречили. А Зине хотелось плакать.
Автор: Анна Лебедева