Так и мотались они по городам. В Москве задержались на два года. Алексей снял квартиру в Кировском, зеленом районе, в одной из новостроек. Зине очень понравилось место – окна выходили прямо на лесопарк, и потому воздух был, как в деревне. В самом центре Зина задыхалась и терялась от суеты и бесконечного движения машин и людей. Везде красные лозунги, странным образом соседствующие с первыми в стране рекламными щитами. По Москве широкими шагами топала демократия во всем ее дичайшем проявлении.
В магазинах центра еще можно было что-то купить, а чуть дальше пустые прилавки удручали прохожих с авоськами. Зато расцвели пышной торговлей рынки, и здесь уже можно было приобрести модные шмотки. Простые смертные так и делали – спекулянты уже не прятались. Упакованные в вареную джинсу, они бойко торговали кроссовками и рубашками «под газету», фотками певцов популярных музыкальных групп, а из под полы продавали запрещенные карточки фривольного содержания.
После успеха в Анапе Алексей стал к Зине немного теплее относиться. Больше доверять, соответстенно, больше рассказывать. Но в основном, все равно держал язык за зубами, постоянно говоря:
- Не доверяй женщине, турке и трезвеннику!
- Я не болтливая, Леша, - оправдывалась Зина.
- Ты не болтливая. А сделают больно – проболтаешься.
Зина тогда похолодела. Сердце на секунду сжалось.
- Ты же говорил…
- Да мало ли я чего говорил, - огрызнулся Алексей, и потом, увидев остекленевшие от страха женские глаза, блеснул белоснежными зубами в простоватой улыбке, - да угомонись ты, старуха! Я пошутил.
Он водил ее в музеи и в кинотеатры, в кафе и рестораны. Зина не понимала, почему в самой столице так уныло и серо. Что происходит? Ведь она так мечтала посмотреть Москву, а в итоге – мрачноватое настроение, серые дома, угрюмые лица и грязные дворы. Даже родной вологодский городок ей казался чище и светлее.
Немножко отпустило на Патриарших. Осенние деревья роняли резную листву прямо в черную воду. Утки, ловко огибая плывущие как кораблики листья, клянчили у прохожих еду. Чинные старушки сидели на скамеечках и кормили жирных голубей. Кто-то читал газету. Молодые люди обнимались, и осеннее солнышко игралось с отдыхающими, дразня их золотистыми зайчиками своих лучей.
А еще… А еще Алексей ей показал ту самую скамейку, где беседовал сам Воланд с Берлиозом и Бездомным! Зина пришла в неописуемый восторг!
- Вот эта! Вот прямо эта? – она погладила ладонью скамью, - прямо тут и беседовали?
Сложно было ее переубедить в том, что роман – это не документальное произведение. Что такого не было и не могло быть – у Зины сияли глаза. Алексей вздохнул. Зина так и осталась наивным ребенком.
Нет, ничего из нее не получится. Она неплохо играет в роковую красотку, но остается все той же простушкой в душе. Она любит комфорт и чистоту, но равнодушна к роскоши. Для сна она постелит чистое, до хруста накрахмаленное белье, но спать будет на стареньком диване и не пожалуется на его жесткость. Она не любила деньги. После выигрыша ни разу так и не спросила, сколько всего в кармане у любовника. Не любила драгоценности – зато не снимала с шеи эти чертовы бусы. И, самое главное, не любила его, Алексея.
«Брось, брат, зачем привязывать к себе девочку? Это же глупо. Еще глупее – привязываться к девочке самому» - думал он. Ум у Алексея был холодным, математическим, мужским. Никаким сопливым историям места тут не было. К женщинам отношение одинаковое – как к средству. Средство зарабатывания денег, средство получения удовольствия и расслабления, лекарство от меланхолии и скуки. Получив желаемое, Алексей разрывал отношения. Женщины ему быстро надоедали.
Они не могли дать ему настоящее чувство счастья – риска, игры, опасности. Рисковал, играл и ходил по краю лезвия он только за покерным столом. Только так – острое чувство, которое ощущали на себе альпинисты, взбиравшиеся на самую высокую гору, парашютисты, парившие над землей, падая при этом с головокружительной скоростью, и… самоубийцы? Наверное, все мужики так устроены – без риска нет никакого смысла. Деньги были всего лишь спортом. Денег ему хватило бы на всю жизнь – Алексей их не считал.
Он мог обойтись без еды, перебиваясь с хлеба на воду. Он мог обойтись и без любви – глупость, бред, фикция, основанная на женских истериках. Он мог жить в шалаше и печь на костре картошку. Но без риска он жить, увы, не мог.
Алексей Милонов родился в таежной деревушке, за тридевять земель от Москвы. Родители, простые кохозники, с детства приучали его к труду, к родной земле, кормилице-тайге. Им, бесхитростным людям, было невдомек, отчего Лешка такой ленивый и упрямый, словно старая кляча. Ничего ребенку не хотелось: ни работать, ни учиться, и задница Лешкина не просыхала от ударов вожжей, торжественно виевших на гвозде в его комнате. Так Лешка и вырос неприкаянным балбесом - никому не нужным, ни родителям, ни девушкам. Да он и не рвался жениться, и вообще, какой-то закрытый был. Угрюмый. Просиживал штаны на овощном складе за копейки. Даже украсть чего полезного не догадывался.
Его считали придурком. Именно – придурком, а не дурачком. Дурачков любили и кормили. А придурков не жаловали. Никому тогда и в голову не пришло, что Алексей страдал редкой формой аутизма. Вроде и нормальный человек, а весь в себе. Ни общаться, ни работать не желает – спит и ест. Будто жить ему неинтересно.
А если бы и подтвердили диагноз, то что? «Дебильная какая-то болезнь. Для лентяев. Руки, ноги двигаются, ложку в рот сует, а не в ухо – че еще-то?»
А потом в Лехину деревню попал подселенец, по говору и повадкам которого местные догадались – из блатных. Зека звали Лысым непонятно, от чего: на голове Лысого кудрявилась довольно пышная шевелюра. Особо с ним не связывались – побаивались, в семидесятых эти молодцы пошаливали ножичками, сказывалась недавняя амнистия. Но лысый вел себя вполне мирно и даже промышлял каким-то нехитрым ремеслом: правил косы и грабли поселковому люду. Лешка прибился к нему случайно: шел как-то раз мимо, да и упал в припадке прямо напротив пенька, на котором Лысый отбивал косу.
На руках притащил его в родительский дом. Отец с матерью, переглянувшись, сообщили, что Ленька в последнее время частенько так валится. Что врачи подозревают эпилепсию и велят отправить Леньку на обследование в райцентр.
Лысый выпросил у председателя газик и отвез Леху в областную больницу. Так и начали таскать парня. Анализы, консилиумы. Леха лежал в койке, разглядывал трещину на потолке и сходил с ума – палата полна народу: кто кашлял, кто болтал о бабах, кто топал туда-сюда на перекур… И слушать этот гул было невыносимо.
Чтобы как-то отвлечь парня, Лысый выводил его в сквер. Там он и показал Лешке карты, научил игре. Милохин увлекся: была какая-то стройность в карточной системе, красота, прочная последовательность цифр и странная закономерность. На карте одно сердечко, но карта бьет двойку. И короля бьет. Король бьет даму. Дама - валета. Потрепанная колода манила и завораживала. Особенно, всякие фокусы: Лысый играючи тасовал их, и вытаскивал вдруг из рукава Лехи туза, а потом вдруг вытащенная карта оказывалась снова у Лехи. Правда, в другом рукаве.
Здесь не удача, и фантазия – здесь мастерство надо, - поговаривал Лысый, - учись, дурак, пока я жив. Прокормишь себя, коли твои родители помрут.
В больнице были шашки и шахматы, но играть в них Лешку никто не научил – мужики больше резались в домино. А домино его не заинтересовало почему-то. Скучно и предсказуемо. Другое дело – карты.
Однажды Лысый оставил колоду Лешке:
- Учись. Тренируйся, - сказал. Потом достал из кармана бумажку, сложенную в четверо, - здесь адрес. Приезжай. Человеком сделаем, - и ушел.
Алексей научился несколько видам игры. Научился фокусам и уловкам. Пока тренировался, особо не скрывал забавы. Кто-то предложил расписать пульку. Ну и расписали – Леха всех обыграл. В глазах мужиков появился азарт – начали резаться на мелочь. Чуть Леху не убили поздно вечером – он виртуозно всех обыгрывал. «Игорную палату» разогнал главный врач – пошел с проверкой (реагировал на жалобы больных. Крики и рыки в Лехиной палате мешали спать) и увидел «малину» во всей красе. Лешку выгнали с «красной полосой».
Он вручил родителям десять рублей мелочью.
- У-у-у-у, дур-рак, - прошипел отец, - даже вылечиться нормально не можешь!
Но Алексей, напялив на себя единственный выходной костюм, закинув в заплечную сумку хлеб и сало, совсем как Ломоносов, и отправился в столицу. Покорять.
Где довезут, где сам дойдет, а ведь добрался. А там бродил с бумажкой в поисках справочного бюро. Дальше – дело техники. С трудом нашел нужный дом, находившийся на окраине Москвы, деревянный, подготовленный под снос. Дверь ему открыла какая-то мадама с мелким бесом кудряшек на голове и с большими, щедро намазанными помадой, губами.
- Тебе чего, мальчик?
Алексей потупился. Еле-еле выдавил:
- А Лысого нету дома?
Мадам кивком головы пригласила его внутрь. Так Алексей попал в настоящий московский притон. Он с увлечением познавал новую жизнь. И эта убогая жизнь что-то повернула в его темной голове, будто ключ в проржавевшей скважине. Он научился казаться веселым и непоседливым, научился шутить и громко разговаривать. Из его глаз исчезла тусклая, матовая пленка, а речь быстро развивалась. Мозги у Лехи оказались цепкими, ум – острый, руки – искусные. Алексей научился обманывать «лохов» с иезуитским лукавством, придумывая различные схемы «относительно законных способов отъема денег у населения».
Женщина с накрашенными губами, Любушка, была марухой Лысого, нежной и верной подружкой. Она скучала по своему любимому, и старалась, чтобы Лешке удобно и комфортно жилось. Узнав от парня о диагнозе, улыбнулась, ушла к себе в комнату и вернулась оттуда с кучей книг.
- Что бы там ни говорили фраера, а я тебе скажу так, Алексей: читай много, читай запоем, читай всегда. Никакие доктора твою коробку, - она постучала себе пальцем по лбу, - не починят. Читаешь книгу – развиваешь свою тупую башку!
- А почему Лысый не приезжает? – спросил Алексей.
- Потому что, - отрезала Любушка.
Позже, уплыв в самостоятельное плавание, Милонов узнал от добрых людей, что Лысый, в миру Сергей Патраков, надумал устроить в Москве катран, с доходностью, превышающей доходы крымских подпольных казино. И что владельцу южных катранов-миллионников, Женьке-бичу, очень не понравилась наглость московского шулера. С Женькой шутки не шутят, а у Лысого все-таки силы не доставало. Пришлось отсиживаться в Сибири. Авось, и пронесет.
Но… не пронесло. Лысого нашли в 1985 холодным и безмолвным. Помер «от сердца». Любушка осиротела. А Алексей намотал на ус: лишняя осторожность не помешает. И продолжил свой вояж. Завести женщину для отвода глаз он придумал совсем недавно. Но на отделку «щенка под капитана», то есть, Зину под роковую соблазнительницу ушло несколько месяцев. И игра при Зине стоила свеч, будоражила Лехино сердце. Теперь он мог все: и уж точно, щелкнуть по носу Женечке бичу.
И… все-таки открыть собственное казино в Москве. Ну, или хотя бы Эстонии. Ему хотелось наблюдать за покерными столами с высоты своего личного роскошного кабинета. А Зинка вполне бы сгодилась на роль богатой женушки в золоте и мехах. Пусть глотают слюни. Престижно!
Вот только Зина замуж за него совсем не собиралась. Была вялая и отрешенная.
Милонов поморщился с неудовольствием: какая же идиотка все-таки…
Автор: Анна Лебедева