Непонятно было, к чему Алексей ее готовил. К свадьбе, что ли? Зина не решалась спросить. Он сказал лишь:
- С тобой должно быть не стыдно появиться на людях. Публика серьезная, их красивыми девочками не удивишь. Представляешь, какая важная у тебя задача? Привлечь внимание солидных людей. Увлечь их, заинтересовать, обратить на себя внимание, суметь поддержать легкую беседу.
Зина побледнела.
- В гейши меня готовишь?
Алексей, отвлекшись от журнала, пристально взглянул на нее.
- Ишь ты, какое слово выучила. Растешь в моих глазах.
- Я не буду проституткой! – вспыхнула Зина.
- Гейша – не проститутка, - в голосе Алексея послышались металлические нотки, - гейша – мужская мечта. Считай, актриса Большого Театра. Ими любуются, о них вздыхают, как о дамах сердца. И ты станешь такой.
- Господи, Алексей, неужели сложно сказать, чем ты занимаешься? – вздохнула Зина.
- Не твоего ума дело. Позже все узнаешь. А пока – развивай свои куриные мозги. Вечером продолжим занятия по политэкономии и географии.
Алексей часто исчезал куда-то. Исчезал надолго, на несколько дней. Возвращался усталый, но довольный. Приносил подарки, духи, косметику, новые книги. Зинаида не скучала по нему. Кто скучает по своим надсмотрщикам. Просто ей было страшно одной: где-то бушевало зимнее море, сырые ветви голых деревьев скреблись в окна, на кухне было сровато, откуда-то сквозило. Зине мерещились всякие ужасы. Понятно, что ее учитель-мучитель не в бирюльки играет где-то там, в городе. И понятно, что у него есть враги – зачем ему такой высокий забор? И гостей никогда не бывает. И самое противное, что Зина вот уже несколько месяцев торчит тут безвылазно. А так хочется просто погулять вдоль моря.
- Участок – пятьдесят соток почти. Целый сад в твоем распоряжении – гуляй-не хочу, - отрезал Алексей.
Разве с ним поспоришь?
Он иногда хвалил ее:
- Ты мне нравишься. Глупостей не говоришь, больше слушаешь. И не ревнивая. Есть такие дамочки, чуть что, сразу впадают в истерику. Мужчина для таких – собственность. Я не допускаю в свою жизнь истеричек, мышка.
Нет, Зина не ревновала. Она ждала, когда и чем закончится ее заточение.
Так прошло еще три месяца. И однажды, июньским утром Алексей во время завтрака объявил:
- Моя мышка, собирайся. Мы едем в город. Поди, засиделась в неволе, курочка? – настроение у него было превосходным.
Зина быстренько облачилась в свое «отпускное» платье. Алексей, скосив глаз на него, скривился, но ничего не сказал. Но и Зина не стала заморачиваться из-за этого, чтобы не портить себе настроение. Она, назло Алексею, даже свои любимые бусы не сняла.
Такси долго петляло по улицам, пока не вывезло их на широкое шоссе. Через сорок минут мимо замелькали кирпичные дома – Анапа. Но и в самом городе такси виляло по дворам и переулкам, пока не остановилось около старого дома дореволюционной постройки.
Алексей три раза позвонил в старинный звоночек у массивной двери. Открыл пожилой мужчина, чернявый с проседью, в стеганом халате.
- О, Лешик, здравствуй, дорогой! – мужчина был деланно приветлив, как приказчик частной лавки, - чем могу.
- Позволь представить тебе мою даму, Барух Натанович, - Алексей, положив руку на талию Зины, легонько подтолкнул ее ближе к старику.
Тот прищурился и сладко улыбнулся.
- Алла Леонидовна! – сказал Алексей.
Барух Натанович учтиво поклонился и сделал пригласительный жест в квартиру.
- Редкостная красавица, редкостная! Проходите, дорогая.
Огромная квартира Баруха отличалась экзотичностью и творческим беспорядком, но, видимо, хозяина это мало волновало. Несмотря на высоченные потолки и приличный метраж, квартира была до того заставлена дубовой массивной мебелью, что в иных местах приходилось продвигаться боком. Обилие картин на стенах, обитых допотопным полинялым красным шелком, поразило бедненькое воображение Зины. Гравюры, старинные фотографии, акварельные пейзажи, тяжелые, писаные маслом, портреты каких-то господ и дам, среди которых выделялся один: метр на полтора размером, изображающий старика с очень вредным взглядом.
Богатые аппартаменты «ответственного» рядом с норой Баруха выглядели бледной и убогой копией. Что там, китайские вазы – здесь везде, как в музее, были выставлены статуи и статуэтки, из чугуна, меди, бронзы и мрамора. Зина постаралась прикрыть рот.
Пройдя через несколько комнат, заставленных всяким антикварным барахлом, все трое очутились в таком же тесном помещении. Посередине – длинный и широченный стол на массивных ногах. И чего там только не было: портновские ножницы, мелки, метры, ткани, выкройки и кальки. В огромном ящике рядами лежали разноцветные катушки, аккуратно подобранные друг к другу по цветовой гамме.
Роскошный «Зингер» служил просто украшением интерьера. Несколько манекенов с наброшенными на них одеяниями встали в почетный круг около швейной машинки. И ткани кругом, ткани, ткани! Бархат, шелк, тончайшая шерсть, кашемир, хлопок, сатин – чего только не было на самодельных, грубо сколоченных сталлажах!
- Ну-ссс, чем обязан? – Вопрос был формален – Барух Натанович смотрел только на Зину.
- Платье. Платье – мечта. Платье – удар грома. Я в вас уверен, Барух Натанович, вы – единственный на весь Союз, способный одеть женщину так, что все вокруг попадают в обморок. И вы – единственный, кто не опошлит эту женщину ни намеком, ни стежком. Говорят, сам Зайцев к вам приезжал?
Барух, польщенный лестью, довольный, кивнул согласно.
- Призжал, приезжал, не скрою. Но я – лучше. Только скромнее.
Он обошел Зинаиду кругом, то приближаясь к ней, то отходя подальше.
- Крой – самый простой. Аллочке не нужна вычурность. Но цвет… Не черный. Не белый. Не желтый…
Он схватил рулон ткани. Расцветка – дикая, что-то африканское. Красные и желтые всполохи, переходящие друг в друга синими и оранжевыми волнами. Казалось, что шелк вот-вот загорится.
- Видали, какое чудо отхватил? Матросики за валюту скинули. Сей материальчик – уроженец свободной Южно-Африканской республики! Я берег его для какой-нибудь знойной брюнетки.
Он накинул огненный шелк на плечо девушки.
- Только шелк. Чтобы струился по этому божественному телу. И только – такой. Это очень русский цвет. Беспокойный. Мятежный. Красным платьем покойная Региночка прославила нашу страну. Ах, какая женщина была, какая женщина. Славка гениален, конечно, но я сделаю лучше. Я сделаю лучше! Просто, у Славы не было этого рулона! Знал бы он, что я обладаю таким сокровищем, то обязательно позвонил бы в КГБ. И меня бы сослали в Сибирь. Или куда сейчас отсылают неугодных счастливчиков?
- Барух Натанович, вы так плохо думаете о Славе? – приподнял бровь Алексей.
- Я думаю о Славе только в превосходной степени! И потому он просто обязан меня пристрелить, - засмеялся Барух, - но, слава Богу, он ничего не знает, о том, какой я приобрел клад! И у него таки нет рядом Черного моря и матросиков с контрабандой!
Портной сверкал глазами, активно жестикулировал и восклицал:
- Ой, это будет вашей второй кожей, Аллочка! Все будут думать, таки вы в этом платье вышли на белый свет из своей уважаемой мамы.
Барух что-то бормотал, прикидывая ткань то так, то эдак. Зина в это время смотрела на себя в старинное, на серебряной амальгаме, зеркало. Красный шелк отражался в ее глазах, оттенял ее лицо багряными, огненными бликами – даже жарко стало. Во взгляде Алексея Зина прочитала плохо скрываемое восхищение.
Барух Натанович крепко знал свое дело. Он кроил ткань без всяких мерок, прямо на живую. Как художник, ослепленный вдохновением, торопился, дрожал, но руки его – крепки, движения – четки. Прямо на глазах рождался шедевр!
Барух не отпустил Зину домой. Хотелось пить и есть, а ноги ныли от усталости. Алексей смекнул, в чем дело. С большим трудом Зину-Аллу удалось вырвать из цепких лап портного, чтобы та смогла попить воды и съесть большой бутерброд. Алексей понял, что портной будет работать до тех пор, пока не закончит.
- Я оставлю вас. Очень много дел, мои дорогие. Аллочка, Барух тебя в покое не оставит. Натанович, пусть девушка переночует у вас. Ты не возражаешь?
- А? Да-да. Пусть ночует, - машинально ответил старик.
- Барух Натанович, ты не увлекайся. Девушке ночью разреши хоть немного вздремнуть. Ты слышишь меня? Натанович? Эй!
- Да-да, непременно, - бормотал портной.
***
Через двое суток, когда Зина прокляла все на свете: и Алексея, и портного, измучившего ее, и это бесовское платье, в мастерскую вернулся Алексей, нагруженный коробками. Зина только-только провалилась в сон, как ее бесцеремонно растормошили. Она готова была убить и послать всех куда подальше. Но спорить с любовником – себе дороже.
Алесей заставил ее снова раздеться. Зина осталась в одних трусиках. Через мгновение скользкий, прохладный шелк мягким водопадом обнял ее тело. И он был, действительно, как вторая кожа, так и ласкался, так и льнул к груди, животу и бедрам. Она вздрогнула даже: настолько интимными, настолько откровенными были эти прикосновения.
Взглянув в старое зеркало, Зина обомлела: как же так? До последнего момента, ей казалось, что Барух только и знает, что прыгать возле нее, да бесконечно что-то подшивать и снова отпарывать, больно вонзая в кожу иглы и булавки. Платье же имело вид обычного полотна, не доведенного до ума. А сейчас на нее смотрела неведомая, невиданная женщина, воплотившаяся из серебристого ниоткуда, из другого мира, Аврора, вышедшая не из пены морской, а из геенны огненной.
Платье облегало ее тело змеиной чешуей, открывая бесстыдно грудь и спину. Обхватывая пламенной волной узкую талию, струилось от линии бедра огненным водопадом. Никаких лишних деталей, и непонятно было, как оно держится на груди, даже бретелек не было!
- Богиня, - одновременно ахнули мужчины.
Алексей открыл одну из коробок. Пара туфелек на высоченных, похожем на стилеты, каблуках очень подходила к наряду и сделала Зину еще выше, еще стройнее. Алексей лично собрал волосы на затылке женщины в небрежный узел и заколол шпильками. Делал он это умело, будто всю жизнь занимался девичьими прическами.
- И последний акцент, - сказал он, - сними свои бусы!
Зина замешкалась, пока Алексей вынимал из футляра нитку жемчуга и серьги в тон. И тут вмешался Барух:
- Нет, нет, нет! Только не жемчуг! Никакого жемчуга! Пусть на шее этой богини будет красоваться янтарь! Только янтарь! Все будут смотреть на бусы и думать: а почему? Что за тайна: у дорогой женщины недорогое украшение… В твоей профессии, Алеша, это главное. Тебе таки надо, чтобы твои оппоненты задумывались.
- Вы – мастер! – сказал Алексей портному, - почему Москва вас до сих пор не знает?
- Милый Лешенька, а оно мне надо? Скоро в стране начнутся такие перемены, что никому не будет дела до старого Баруха. И старый Барух будет думать, в какой стране ему лучше жить: здесь, в Анапе, в любимой Одессе или вообще - смыться на Родину предков!
- В смысле, в Одессе?
- В смысле, что этот город не будет принадлежать Советскому Союзу.Да и вообще, Советского Союза больше не будет на этом свете.
Потом мужчины прошли в так называемую гостиную, чтобы выпить коньяку и расчитаться, а Зине разрешили поспать. Она мгновенно провалилась в сон.
Автор: Анна Лебедева