Я думаю, среди нас много любителей творчества Марины Цветаевой, поэзия которой наполнена и романтикой, и трагизмом, и исповедальностью, и эмоциональностью. Несомненно, прекрасная поэтесса... Но далеко не прекрасная мать. Об этом поподробнее.
На момент знакомства с будущим мужем Марине Цветаевой было 18 лет, а Сергею Эфрону - 17.
Он поразил Цветаеву своей красотой и утонченностью. Девушка загадала желание, что выйдет замуж за того, кто сможет отгадать ее любимый камень. Сергей Эфрон в первый же день их знакомства нашел сердоликовую бусину и презентовал ее Марине. Это и был ее любимый камень.
В 1912 году, когда Сергею исполнилось 18 лет, состоялась свадьба с Цветаевой. В этом же году появилась на свет их дочь, которая получила романтичное имя - Ариадна. Было у девочки и другое имя, домашнее - Аля. Первенца Цветаевой помогали воспитывать нанятые кормилицы.
Аля оказалась развитой не по возрасту. Девочка все схватывала на лету, с детского возраста писала стихи и пыталась быть похожей на мать, брала с неё пример. Показательно, что Цветаева ставит дневники старшей дочери выше своих стихов, они ей дороже, как свидетельствует цветаевская запись: «… Аля – гений Души». Аля - гениальный ребенок в понимании Цветаевой.
Вторую дочь Цветаева родила весной 1917 года. Девочку назвали Ирина.
Это было очень тяжёлое для поэтессы время: помощников не было, муж воевал. Дети стали для Цветаевой обузой, особенно маленькая дочь. Детские крики, пеленки, плохой сон ночью, необходимость заботится о пропитании - всё это было для Марины настоящей пыткой.
Поэтесса начала ненавидеть маленькую Ирочку. Без материнской любви, в постоянных криках, с минимум заботы девочка росла немного отстающей в развитии. Тщеславную Цветаеву это ещё больше злило, она постоянно сравнивала младшую дочь со старшей.
В 1919 году Цветаева, объясняя свой поступок тяжёлой экономической ситуацией и желанием обеспечить детям полноценную жизнь, отдала своих дочерей в приют. На тот момент Марина была в состоянии сильной депрессии. Приходя в приют, Цветаева с Ириной почти не общалась, отдавая всё внимание и угощения старшей дочери. Однажды заведующая приюта заявила поэтессе, что ее двухлетняя дочь кричит от голода. По этому поводу Цветаева написала в своем дневнике:
«Ирина, которая при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее гнусность».
Марина без зазрения совести оставляет в Записных книжках раздражительно-саркастические замечания о том, что Ирина вечно голодна или того хуже – много, жадно ест.
«Я помню, как представляла себе сон Ирины: она стоит одна, а с неба падают корки, такие большие и толстые, что она не может их разгрызть. Так как ей досадно, она злится».
Такие записи – о живущем впроголодь ребенке просто шокируют, ведь трудно поверить, что Цветаеву раздражала не необходимость доставать для дочери хлеб, а то, что ребёнок не оправдывает её ожиданий. Сотрудники приюта тоже терпеть не могли Ирину, которая каждую ночь ходила под себя — горячей воды нет, как стирать простыни? Другие дети дразнили и издевались. Даже сестра в письмах жаловалась:
«Ирина сегодня ночью обделалась за большое три раза! Ирина отравляет мне жизнь».
Брошенная девочка начала без конца повторять одни и те же слова, могла упасть на пол и биться об него головой. Глядя на это во время визитов, мать даже не пыталась её поднять. Вскоре девочки заболели. Алю лихорадило, она кашляла кровью, постоянно жаловалась на головные боли. Ирина не ходила: в столовую её носили на руках. В январе 1920 года Цветаева увезла старшую дочь к себе в Москву. Младшая осталась в Кунцево. Сестры Эфрона Вера и Лиля предлагали забрать девочку на время или насовсем, но Цветаева, которая была с ними в ссоре, ответила категорическим отказом.
Нелюбимая дочь умерла в приюте от голода в возрасте трех лет. На похороны Ирины Цветаева не пришла. И когда смерть Ирины открывает ей глаза на всё произошедшее, она спустя время записывает:
«Ирина! Если есть небо, ты на небе, пойми и прости меня, бывшую тебе дурной матерью, не сумевшую перебороть неприязнь к твоей темной непонятной сущности.— Зачем ты пришла? — Голодать — «Ай дуду» ...ходить по кровати, трясти решетку, качаться, слушать окрики...Странное-непонятное — таинственное существо, чуждое всем, никого не любившее — с такими прекрасными глазами! — в таком ужасном розовом платье!». И – в других местах: «И одна мысль — не мысль, а фраза, которую я сама себе, растравляя, чуть ли не вслух, говорю:
— «Да уж если Ирина не захотела есть, значит уж смертная мука подошла».
«Ирина! Если ты была бы сейчас жива, я бы тебя кормила с утра до вечера — мы с Алей так мало едим! — Ирина, одно ты знаешь: что послала я тебя в приют не для того, чтобы избавиться, а потому что пообещали рису и шоколада».
В 1925 году у Марины рождается мальчик, которого назвали Георгием. Поэтесса нежно его называла Мур.
Он рос весьма отстранённым мальчиком. К матери он был холоден, и даже друзья отмечали, что сын общается с матерью довольно резко. С годами пренебрежение усиливалось. К Цветаевой сполна вернулось её отношение к дочери, о которой она уже и не вспоминала.
«На одного маленького ребенка в мире не хватило любви»,
- самое главное и страшное объяснение произошедшего с Ирой, которое Цветаева оставила в своих Записных книжках .
