Мама хотела пойти с отцом, но тот, наверное, впервые в жизни ее остановил. Они удалились с Сергеем. Крепского выпроводили из зала.
- А довольно увлекательно и захватывающе получилось, правда? - со своего места спросила жена губернатора. Я подняла на нее глаза. Очень красивая и ухоженная женщина, несколько моложе супруга. Он смотрел на нее с легкой улыбкой. Для политика - большая редкость и роскошь.
Зал на несколько мгновений еще раз притих, а потом начал роптать.
- Извини, я должна остаться с родными, - сказала я Глебу, - Но ты можешь ехать. Не хочу тебя задерживать.
- Если ты не против, то я еще побуду с вами. Что я за мужчина буду, если просто уеду?
Парень устроился в кресле и закинул ногу на ногу. Охрана вывела губернатора и главу из театра и увезла в автомобилях. Зрители понемногу расходились. Остались только близкие артистов и авторов. Они фотографировались, дарили цветы, делились впечатлениями.
Мама тяжело вздохнула у меня над плечом. Я прекрасно знала, что на подобные вздохи требуется обратить внимание незамедлительно. Иначе быть беде.
- Про банкет все забыли, - сообщила мама. - Там в соседнем зале банкет Сева организовал шикарный. С учетом губернатора. И куда это все теперь?
- Икра есть? - спросила я.
- Конечно!
- Съедим, - пообещала я решительно. И правда: чего пропадать добру. Но маму это ничуть не успокоило. Она снова тяжело вздохнула. Это был уже вздох не требующий моей реакции, просто констатация факта, как тяжело ей жить на свете.
Я подхватила под руку Глеба. Даже сквозь ткань чувствовались крепкие мышцы руки и ее теплота. Непроизвольно захотелось прижаться немного крепче, чем позволяли приличия. Я мысленно отругала себя, можно подумать, что не видела и не трогала мужчину пару лет. Внутренний голос, невовремя объявившийся в голове, ехидно сообщил, что именно столько я и сижу ужу без отношений. Я шикнула на него про себя, потому что он был совершенно прав. После неудачной помолвки в Питере я не сильно-то и доверяла красивым речам случайных ухажёров. А они все были готовы бросить мир к моим ногам. Но тоже только по их словам. На деле же, они оказывались неспособны даже вбить в стену гвоздь.
Вспомнилось, как я попросила месяц назад соседа - дядьку во всех смыслах слова положительного и располагающего, заменить мне коробку от дверного звонка над входной дверью. Он лихо за это дело взялся и даже смог отделить старую коробку от стены. Но вот с новой возникли проблемы, потому как старые шурупы не желали выкручиваться. Решение пришло само собой: вещать новую коробку чуть левее. Я не возражала, в конце концов, человек на заводе работает, знает, что делает.
Сосед притащил огромную страшного вида дрель и решительно встал на табурет, чтобы приступить к перфорации стены. Он даже успел приложить к поверхности сверло, и тут его шарахнуло током. Видеть подобное мне ранее не приходилось, потому я весьма нелепо начала оказывать пострадавшему помощь. В итоге он сумел крикнуть мне, чтобы я его больше не трогала, а вызывала скорую.
Медицинские работники смотрели на меня с опаской, когда уносили пострадавшего вниз на носилках. Больше я соседа не видела, в его квартире поселилась сестра, а сам он уехал лечить нервы на юг страны, к матери. Наверное, ему стало стыдно.
В общем, под руку с Глебом с одной стороны, и мамой с другой стороны, я отправилась в соседний зал, иногда используемый для банкетов. Папа Сева пригласил всех желающих присоединиться к нам. Праздновать тут особо было нечего, раз сам режиссер признал постановку неудачной. Но поесть это не мешало.
Спустя полчаса появился и Сергей. Он вошел с довольным видом, подхватил с тарелки тарталетку с икрой и подозвал жестом своего спутника. Тот подскочил с видом заинтересованным и чем-то напомнил мне Славика. Я некстати вспомнила, что не видела его последние часы.
- Он уехал по делу, его Сева попросил, - объяснила мама. - Бедный мальчик такой чувствительный, что не мог смотреть эту пьесу. Очень переживает за папу. Ведь для него это оказалось таким оскорблением.
Краем глаза я отметила, что Сергей как раз разговаривает с папой Севой, а вот моего родителя поблизости что-то не видно. Тот факт, что где-то разгуливает и обиженный Крепский, меня беспокоил. Пришлось подойти к беседующим.
- Простите, я вас прерву. Сергей, не знаю отчества, где вы оставили моего отца?
- Это моя падчерица, Лариса, - представил меня папа Сева. - По совместительству - дочь Дикопольцева.
- Очень приятно. Сергей Владимирович, - режиссер протянул мне ладонь с длинными пальцами и выделяющимися суставами. Я осторожно ее пожала, не забывая, что все- таки дама в первую очередь, а не гренадер ея императорского величества. Но о моей половой принадлежности позабыл сам мужчина, потому что прибольно сжал мне руку. - Вашего батюшку я отпустил уж как пятнадцать минут назад. Он ушел из кабинета в неизвестном мне направлении.
- Хорошо, а в каком настроении?
- Думаю, что в приподнятом, поскольку мы договорились о том, что пьесу переделаем согласно его предложениям.
- Значит, ушел праздновать победу, - вздохнула я. Хотя особой разницы не было, праздновал папа или горевал, если и то, и другое происходило в компании одних и тех же бутылок.
Папа Сева посмотрел на меня с пониманием. Тут было, о чем волноваться. Уже ни раз папа влипал на пьяную голову в неприятности, из которых приходилось вытаскивать его нам, порой с большими денежными затратами.
Мы посоветовались с мамой и решили, что уже пора отправляться на поиски, потому что прошло довольно много времени, а после пары бокалов папе всегда требовались слушатели. В одиночестве он пить не хотел и не любил. Его отсутствие можно было объяснить только одним: он нашел себе собутыльника. Подобные знакомства для нас заканчивались еще хуже.
Пришлось объяснять это Глебу. К моему удивлению он только с пониманием кивнул и выразил готовность отправиться на поиски моего родителя.
Первым делом удалось выяснить у охраны, что папа здание театра не покидал. Это и обнадежило, и обескуражило одновременно. Найти выпивку родитель еще мог в кабинете папы Севы, но вот напарника : вряд ли.
Втроем мы планомерно просматривали этаж за этажом. Для удобства поиска каждый выбрал себе часть помещений. Я пошла на третий этаж, где располагались каморки подсобных рабочих, вход в служебные помещения и комната осветителей. У них оказалось темно. Я пошарила рукой слева, потому что помнила, что еще дореволюционный черный выключатель был как раз здесь на уровне моей головы. Повернула рукоятку, она щёлкнула и над головой загорелась единственная тусклая лампочка без плафона. И в этом мутном желтом свете я смогла разглядеть на полу тело.
Продолжение следует...
