«Вчера котов душили, душили…»
(с) М.А. Булгаков, «Собачье сердце»
Булгаковеды изучили творчество Михаила Афанасьевича чуть ли не под микроскопом. Не стала исключением и небольшая повесть «Собачье сердце», написанная в 1925 году, но изданная много десятилетий спустя. Рукопись была изъята у писателя при обыске, проведённом в его квартире 7 мая 1926 года. Сам обыск последовал из-за доноса, некий агент ОГПУ присутствовал на её чтении в собрании литераторов в Газетном переулке и сообщил, что Булгаков сочинил нечто крайне антисоветское. С этим агентом был полностью согласен тогдашний нач. Главлита (цензуры) П.И. Лебедев-Полянский, который в своём докладе в ЦК (обратите внимание, на каком высоком аппаратном уровне в те годы советские чиновники рассматривали возможные идеологические диверсии в творчестве молодых авторов) назвал повесть «явно контрреволюционной».
Прототипы профессора Преображенского известны, это доктор С. Воронов, занимавшийся трансплантацией пожилым людям с целью омоложения обезьяньих желёз, а также (по мнению Т.Н. Лаппы, первой жены М.А. Булгакова) дядя писателя, гинеколог Н.М. Покровский. Впрочем, исследователи творчества Булгакова называют и другие кандидатуры, что неудивительно, ведь этот образ явно собирательный. А вот был ли прототип у другого ключевого персонажа повести, а именно — люмпен-пролетария Клима Григорьевича Чугункина, которому были пересажены гипофиз и семенные железы пса Шарика?
В 1926 году известный чекист Л.М. Заковский прибыл в Новосибирск в качестве нового полномочного представителя ОГПУ по Сибири. Он сразу же начал наводить порядок в местной чекистской среде. Его заместителем и одновременно начальником Новосибирского окружного отдела ОГПУ стал Б.А. Бак, который на собрании партячейки ОГПУ Сибири в своём докладе, посвященном теме укрепления дисциплины, заявил буквально следующее: «Пить до того, чтобы кошек рвать, это никуда не годится». Все собравшиеся прекрасно знали, о ком и о чём шла речь. Бак имел в виду начальника ЭКО (экономического отдела) ОГПУ Веньямина Васильевича Верхозина. Ещё молодой (ему на тот момент было 26 лет), но уже запойный пьяница, он прославился тем, что «напиваясь до безумия, принимался за истребление кошек на улицах Новосибирска» (цитата по книге А. Папчинского и М. Тумшиса «1937. Большая чистка. НКВД против ЧК»).
Клим Чугункин у Булгакова: «Судился 3 раза и оправдан: в первый раз благодаря недостатку улик, второй раз происхождение спасло, в третий раз – условно каторга на 15 лет». Верхозин успел посидеть в концлагере, куда он попал в 1920 году. Причём к тому времени он уже был чекистом (сотрудником Томской транспортной ЧК), обвинение же ему предъявлено весьма интересное: «в службе добровольцем в армии белых». Каким образом не принудительно призванный белыми, а доброволец (то есть идейный боец против красных), оказался не просто у большевиков, но ещё и на чекистской должности? Может, белые его специально заслали, в шпионско-вредительских целях? Скорее всего, судившие Верхозина товарищи решили так же, поэтому его приговорили «к заключению в концлагерь до окончания гражданской войны». Впрочем, в октябре того же года, не дожидаясь конца войны, Верхозина освободили по амнистии. Так что, в каком-то смысле, он тоже, как и булгаковский персонаж, «на колчаковских фронтах раненый»…
Судимость не помешала Верхозину сделать карьеру в советских органах. В том же докладе 1926 года Бак говорит, что Верхозин «…был канцеляристом, делопроизводителем, выдвинули его на ответственную должность, как работник он хороший, но за пьянку неоднократно тянули (…) я лично потерял надежду на его исправление». С ним не согласился Заковский, заявивший: «С исключением т. Верхозина поторопились, вопрос не обдумали. Его можно бы исправить». Заковский выступил в роли булгаковского Швондера, тянувшего наверх своего беспутного подопечного. И ведь добился своего — Верхозин оставался начальником экономического отдела вплоть до 1938 года, то есть ещё целых 12 лет! Причём ни пить, ни дебоширить он не перестал, раз от него постоянно пытались избавиться. Но, благодаря высокому покровительству, удавалось лишь переместить его на аналогичную должность в другой город. Из Ново-Николаевска в Иваново, затем в Курск… только в 1938-м он был арестован и расстрелян. Посмертно, разумеется, реабилитирован и считается жертвой сталинских репрессий.
Непонятно только одно — цитированное заседание с разбором (в числе прочих дел) пьяных выходок Верхозина произошло летом 1926-го, а Булгаков свою повесть закончил в марте предыдущего 1925-го. Возможно, слухи об охоте некоего чекиста на уличных кошек ходили уже тогда, и Булгаков использовал их при создании образа Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Может, подобным образом себя вёл не один только Верховский, но и другие представители советской власти тех лет. А может быть, Булгаков просто придумал своего Клима Чугункина, а потом он неким мистическим образом воплотился в реальность…
