Тот день начинался как обычно в деревне. Поднявшись спозаранку, Катя принялась хлопотать по хозяйству. Подоила материну корову, почистила стайку, вылила наготовленное с вечера пойло поросенку.
Открыла ворота, а корова Субботка в провожатых не нуждалась, самостоятельно уходила в место, где пастух собирал стадо. Вечером домой она тоже возвращалась сама.
- Ступай, кормилица! – Катя ласково потрепала корову за шею, постояла немного у прясла, глядя ей вслед, вернулась во двор.
По двору уже деловито сновал петух, что-то на своем птичьем языке разъяснял своей куриной бригаде. Старая овчарка Найда сидела около своей будки в глубине двора и лениво разглядывала свои владения.
Найда была очень старой собакой, уже почти ослепла, но все равно щурила свои слезящиеся глаза, пытаясь угадать, кто перед ней.
- Ну, что, друг ты мой верный! – И собаку тоже, Катя обняла за шею, присев перед нею на корточки. – Совсем ты у меня дряхлая стала, не видишь ничего, лаять ни на кого не хочешь..
А мне вот уезжать пора, и не знаю, куда и на сколько, знаю только, что надо. Вот, честное слово, Найда, не хочу уезжать, я бы лучше тут осталась, да вот не получится. Ты прости меня, подружка, если что, а вдруг не свидимся больше… -
Найда вдруг тяжело вздохнула, даже как будто всхлипнула, и положила свою голову Кате на плечо. И Катя сама едва не заплакала, вспоминая свою собаку веселым щенком, как она везде и всюду её сопровождала, ходила за ней хвостиком и преданно заглядывала в глаза.
В первых письмах во Владивосток мать писала Кате, как Найда скучала по ней, едва не померла от тоски, и есть отказывалась. Потом начала понемногу воду пить, есть начала, оклемалась.
Катя понимала, что второй такой разлуки собака не переживет из-за возраста, и как же горько было это осознавать!
Но, нужно было уезжать! Таисья, хоть и догадывалась о сложностях в жизни дочери, всех страшных подробностей не знала. Да и откуда ей было узнать? Письма от мужа Катя матери не показывала, после прочтения сжигала, чтобы избежать разоблачения. А Таисья, видела, что есть у дочки какая-то тайна на душе, но коли молчит, значит, пытать бесполезно, только ждать, когда сама откроется, а не лезть в душу с расспросами.
Григорий и Зина с первого же дня поселились в доме Гришиных родителей. Как же рады были оба осесть на родной земле! Григорий был доволен стареньким, повидавшим немало ЗИЛом,
но скоро совхоз должен был получить новые машины, и Грише обещали одну из них, а Зина получила место кладовщика на совхозном центральном складе. Веньку определили в детский садик.
В этот вечер все собрались у Зины. Катя месила тесто, а Зина налаживала фарш на пельмени; рубила сечкой грузди в деревянном корытце, когда с улицы послышались голоса.
Выглянув в окошко, Зина ахнула: - Батюшки!... –
- Что там? – только и успела спросить Катя, как отрылись двери, и в избу ввалился сам хозяин, а за ним вошел Алексей: - Гостей не ждали? –
Катя едва не упала, увидев мужа, но он успел подхватить её: - Катюш, родная, я соскучился! Все ждал, когда ты меня позовешь. Не дождался, вот, сам приехал… -
- А я смотрю, шагает кто то по дороге, от Галочьего лога… Думал, чужой кто, подъезжаю, а это свой! Вот, сразу домой и привез.. – счастливо улыбался Григорий. Казалось, что именно он был более всех рад гостю.
Катя же молча вглядывалась в лицо Алексея, как будто узнавала и не узнавала его. Он тоже смотрел на неё с молчаливым вопросом в глазах, не зная, что будет дальше.
Как все-таки быстро разлетаются новости по деревне, а любопытство меры не знает. Наверное, и часа не прошло, а в доме у Григория и Зины перебывало куча народу. Всем хотелось хоть одним глазком глянуть на приехавшего издалека гостя.
Конечно, самим деревенским, и Кате , и Зинаиде, это было не в диковинку, а вот Алексей чувствовал себя не очень. Кате даже было его немного жалко, но поделать она ничего не могла.
Ситуацию взяла в свои руки Таисья, вовремя возникнув на пороге дочернего дома. Увидав её, известная деревенская сплетница, бабка Мотря, уже повисла на рукаве Алексея, норовя заглянуть в глаза.
При виде Таисьи, Мотрю как ветром сдуло.
- Устроили сборище! – фыркнула Таисья и подошла к Алексею: - Ну, здравствуй, мил человек! Уж и не чаяла с зятем познакомиться, да видать, судьба милостива. –
Здравствуйте, Таисья… -
- Кузьминишна я. А коли приглянешься, мамой звать позволю. –
- Ну, тогда, здраствуйте, мама! - он обнял совсем незнакомую ему пока женщину, сам удивляясь собственной смелости.
А уж, когда достал из чемодана подарки и накинул на плечи тещи большой, ярко голубой платок с кистями, Алексею, да и всем остальным стало понятно, что он безоговорочно член семьи.
Зине он тоже привез платок, только бирюзовый, и чуть поменьше, а для Кати - очень красивый набор деревянных гребней ручной работы.
По случаю приезда гостя ужин в доме Зинаиды превратился в праздничное застолье. Много всего было сказано, смеялись и шутили, даже попели немного, но была середина недели, и хозяевам утром нужно было на работу.
Таисья ушла немного вперед, а молодые шли не спеша, держась за руки. Впервые за долгое время душа Кати пела. Сейчас ей казалось, что не было того кошмара, который перевернул всю её жизнь с ног на голову, заставил страдать.
Она понимала, что мужа беспокоит вопрос о том, что известно Таисье, и снизив голос до шепота, посматривая на идущую впереди мать, сказала: - Обними меня. –
Он, счастливый, не заставил себя долго ждать, быстренько сгреб её в охапку, убедившись, что жену не пугают больше его прикосновения.
Уже целуя, услышал её шепот: - Кроме Зины и Гриши никто ничего не знает. Смотри не проговорись, а особенно маме… -
- Понял… - кивнул он, не переставая её целовать.
После, лежа на узкой железной кровати, тесно прижавшись друг к другу, прислушиваясь к дыханию матери в соседней комнате, боялись её разбудить. Между комнатами не было дверей, лишь плотные занавеси.
Утром Катя, как всегда, встала рано, но мать уже была на ногах и хлопотала у печи, стараясь громко не шуметь.
- Ну, чего соскочила? Иди досыпай, сама управлюсь, - и почти затолкала дочь обратно в комнату. Катю не надо было долго уговаривать. Едва она юркнула под одеяло, как Алешка, не открывая глаз, обнял её, прижал к себе.
Немного погодя, мать осторожно заглянула в комнату; дочка с мужем спали, со спокойными, счастливыми улыбками, и ей самой, впервые за последнее время стало спокойно.
По молодости и неопытности своей дочь считала, что Таисья ни о чем не догадывалась. А мать с первой минуты, как встретила Катерину после долгой разлуки поняла, что с ней что-то неладное случилось.
Один Бог знает, как тяжело ей было ждать, когда дочка раскроется, и поделится своей болью. Расспрашивать не могла. Крутая и решительная с другими своими детьми, к Кате она относилась более нежно и терпимо.
Она была её последним ребенком. Когда началась война, старший сын был одним из первых в деревне, кого забрали на фронт, следом ушел зять Григорий. Дочка Зина рванула следом за мужем, едва успев пройти курсы полевой медсестры.
Вся деревня опустела быстро, мужики уходили один за другим. Таисья тогда осталась в дому одна с десятилетней Катюшкой. Ни для кого не секрет, как приходилось тяжко, и неизвестно, каково бы пришлось женщине, если бы не дочка.
Все дети давно уехали, устроили свою жизнь, обзавелись семьями, мать навещали редко. Ближе всех жила дочка Клавдия, но она была замужем за важным человеком, занимающим высокий пост, и не признающим деревенскую родню.
Клавдия полностью была подчинена интересам мужа, и на мать у неё времени не оставалось, лишь внуки иногда на лето приезжали погостить.
Таисья очень боялась потерять еще и младшую дочку, когда та собралась погостить у сестры во Владивостоке. Но не отпустить не могла, выросла доченька, что ж тут поделать. Только вот, встретит суженого, останется там, а я уж теперь совсем одна останусь, думала она.
И как в воду глядела. Сколько же она слез пролила, получив весть о том, что Катя выходит замуж и остается во Владивостоке!
Плакала, и не видя, и не зная, уже невзлюбила того, кто отнял у неё последнюю её кровиночку.
И чего уж греха таить, когда Катя появилась в родном доме одна с какой-то тайной своей печалью на лице, Таисья, хоть и не знала причины, но надеялась, что рассталась она с мужем своим, а это значит, что больше не уедет никуда от матери.
И вдруг, сама не понимая себя, обрадовалась, увидев зятя своего младшего. Не зная его совершенно, она почувствовала в нем родственную душу и приняла всем сердцем. Особенно, когда он обнял её и назвал мамой. Таким ласковым ей показались его прикосновения, когда он набросил ей на плечи свой подарок.
- Что ты сделал с моей мамой? Я её не узнаю, - с улыбкой говорила Катя, когда они с мужем пошли прогуляться. - У меня она очень строгая, её даже наш председатель боится. А местные сплетницы вообще своими языками около неё не чешут, она сама не сплетничает, и сплетен не терпит.
Я уже давно не видела, как она улыбается, а тут прямо цветет! =
Я рад, что ей по душе пришелся. Мне она тоже очень понравилась. Была бы моя такая! – В последней фразе Алексея Катя уловила такую грусть..!
- Знаешь, Леш.. Мне казалось, что я больше никогда не смогу к тебе вернуться после… того. И еще, зная маму, я боялась, что вы с ней ни за что не поладите, и хорошо, что я ошиблась.
Но, все-таки лучше будет, если она никогда не узнает о том, что со мной произошло. Иначе она тебя возненадит. –
- Я бы её понял, но все-таки согласен, что не надо ей знать. Надо постараться и сохранить это в тайне, да и самим забыть, насколько можно,согласна? –
- Согласна, хотя совсем забыть не получится. –