После последней газовой атаки их осталось немного. Укрылись в блиндаже. Темном, с низким потолком, дурно пахнущем. Комбат, как всегда, собрал совещание, чтоб подвести итоги предыдущих вылазок и разработать тактику дальнейших. Сначала угрюмо помолчали.
- Сколько нас точно осталось, кто-нибудь подсчитывал? – наконец нарушил тишину Комбат.
- Навскидку от восьмидесяти двух до семисот сорока восьми, положение с каждой минутой меняется, - доложил Замполит и проводил грустным взглядом стайку молодняка, прошмыгнувшую мимо.
- Вот и эти на дело пошли, а мозгов-то пока нет, - вздохнул Михалыч. – Сколько из них вернутся? Если вообще вернутся.
- Моя вчера родила, - гордо сообщил Стасян. – Сто двадцать штук. Или сто пятьдесят, кто их разберет. Так что пополнение будет.
- А где ветеран Иваныч? – Комбат окинул внимательным взором присутствующих.
- Они с Толиком со вчерашнего вечера ушли, больше их никто не видел, - раздался скрипучий голос с верхней балки.
- Могут вообще не вернуться, Придурок ловушки расставил, - предупредил Замполит.
- Этта не ловушки, этта храмы счастья и удовольствий, - блаженно протянул Торчок. – Пошлите все в храмы, там вкусно пахнет.
Торчка усадили на место и надавали подзатыльников. Он стал Торчком с ранней юности, когда нанюхался Дихлофоса и прочно на него подсел. И теперь инстинкт самосохранения у него отсутствовал напрочь. На дело его старались не брать, охранять, но он все равно сбегал, и все ему сходило с рук. Многие, да почти все, втайне надеялись, что рано или поздно Торчок получит заслуженное. А то достал уже, нянчиться с ним.
- Кгхым, кгхым, - послышалось за углом и в блиндаж прихромал, припадая на две левые ноги, ветеран Иваныч.
- Толик где? – строго спросил Комбат.
- Нет больше Толика, - с горечью высморкался Иваныч и вытер руку об стену. – Погиб смертью храбрых от ноги Придурка.
- Как же он так? – огорчился Комбат. – Он же самым шустрым из нас был.
- Шустрым-то шустрым, вот осторожность и потерял, понадеялся на свою шустрость, - прохрипел Иваныч, присел на бревно и начал набивать трубку.
- Рассказывай, - приказал Замполит.
- Ну пошли мы, значить, за хлебом, - начал Иваныч и глубоко затянулся. – А хлеба-то на обычном месте и нет. Мы, значить, тудым-сюдым, ищем, и тут Толик кричит – вижу, мол, Придурок его переложил. И показывает. Это ж надо додуматься – хлеб из хлебницы на плиту переложить. Придурок, он и есть придурок. Ну поползли мы наверх, значить. А там гладко, ноги соскальзывают. Но доползли. А я смотрю – что-то с тем хлебом неладно. Придурок его, оказывается, в целлофан завернул. Я Толику говорю – да ну его, давай другой харч поищем. А Толик, значить, уперся – раз долезли, давай до конца. И давай, значить, целлофан тот грызть. Я на шухере стою. И тут – вспышка сверху. И гром. Придурок, значить, заходит. Я Толику кричу – баста, линяем, и сам с плиты спрыгиваю и бегу быстрее. А Толик чет замешкался, к краю подошел, да осклизнулся, да на спину упал. И перевернуться не могет, значить. Я только дернулся к нему, а тут сверху – хрясть! И размазало нашего Толика, значить, ровным слоем.
В блиндаже повисло густое, тяжелое молчание. Даже бесшабашная молодежь, прочувствовав важность момента, затихла.
- Светлая ему память, - сказал Комбат. – А Петрович здесь?
- Петровича еще на прошлой неделе водоворотом унесло, - напомнил ему Замполит.
- Может, вернется, он и не из таких передряг выходил, - с сомнением протянул Иваныч и загасил трубку.
- Водоворот – это весело, он как карусель, хочу в водовороте покататься, - оживился Торчок.
Ему дали успокаивающего пинка. Положение с каждым днем становилось все хуже. Придурок оказался умен и изобретателен. Сначала наслал белую чуму, которая выкосила пять шестых популяции. Вспоминая горы мертвых товарищей, они до сих пор содрогались. Многим снились кошмары. Кроме Торчка, который подсел и на белый порошок.
Потом был тягучий гель, который тоже унес многих. Торчок научился торчать и от него. Теперь вот эти ловушки. А на крайний случай у Придурка всегда было припасено главное оружие – Тапок. Не один камрад остался на полу и стенах, размазанный ровным слоем, как Толик. Кто знает, что Придурок придумает в следующий раз.
Комбат понял, что моральный дух его войска на нуле. Надо его срочно поднять.
- Друзья! Товарищи! Братья и сестры, - проникновенно начал он. – Да, нас осталось мало. Да враг хитер, опасен и коварен…
- Он не враг, он друг! – сломал весь пафос момента Торчок.
- Дайте ему в жбан, кто там поближе сидит, - поморщился Комбат.
Его приказ был немедленно и не без удовольствия выполнен.
- Да, нам попался сильный противник, - продолжил прерванную речь Комбат. – Но и мы не лыком шиты. Вот сидит перед вами ветеран Иваныч. В честных битвах за хлеб насущный он потерял правую переднюю ногу и один ус. Но он продолжает бороться. Вот Стасян – славный воин, верный муж и заботливый отец. Сколько вылазок он сделал вместе с его женой, как там ее зовут, и каждый раз они возвращались. Вот Михалыч – мудрый наставник подрастающего поколения. Все они трудятся на общее, на наше с вами, товарищи, благо. И будут продолжать трудиться, пока Дихлофос, белая чума или молниеносный Тапок не прекратит их существование. Давайте же брать с них пример и не падать духом! А я буду направлять вас. И вместе мы преодолеем все трудности. Уверен, преодолеем, не можем не преодолеть.
- Ура Комбату! – послышалось с верхней балки.
- Ура Комбату! – подхватили все остальные.
- Все свободны, - махнул двумя правыми руками Комбат. – А тебя, Иваныч, я попрошу остаться.
В опустевшем блиндаже Комбат расстелил на столе старую, засаленную карту кухни.
- Говоришь, хлеб переложил, - задумчиво обратился он к Иванычу. – А еще какие изменения заметил? Показывай, а Замполит их на карту нанесет. И вот еще что, в других помещениях был? Рассказывай все, что видел. И где ловушки стоят, тоже.
И Комбат, Замполит и ветеран Иваныч сосредоточенно склонились над картой, разрабатывая стратегию и тактику дальнейших вылазок.
Еще рассказ о жизни насекомых:
Тараканы в голове студенток сильнее тараканов на кухне