До фактории, так величаво называлась обычная хибара, собранная из подручного материала, они добрались на четвертые сутки, глубокой ночью. Хозяин, Федор Черенцов, повинуясь истошному лаю собак и успокоив их властным окриком, встречал их у входа в жилое помещение.
Заросший до самых глаз рыжей, с легкой курчавинкой бородой, коренастый, кривоногий, он, Федор, крепко врос в эту неприветливую землю и напоминал сосну, намертво впившуюся корнями в скалистый утес. Не сдвинешь!
– Ты кого это привел, Николка? – хрипло пробасил хозяин и, щурясь от света лампы, настороженно разглядывал незваных гостей. – Никак беглые? – хозяин своей квадратной статью полностью перекрыл вход, держа в одной руке фонарь, а второй сжимая ружье.
– Негоже гостей так встречать, – Семен на правах старшого выступил вперед. – Отдохнуть бы нам, а завтра уже будем и речи вести. Чай не с пустыми руками к тебе пожаловали.
– Знаем мы вас, таковских гостей, – прогудел Федор, нехотя сделав шаг назад. – Нынче гости, а ночью лиходеи да убивцы. Гляди, Николка, с тебя спрос будет, – обратился он к молчаливо стоявшему тунгусу. – Ладно, заночуете, а завтра поутру потолкуем. Но, глядите, – в его голосе проскользнули угрожающие нотки, – ежели что дурное надумаете, враз собак натравлю, да и ружье у меня завсегда под рукой, – он указал рукой на сколоченные из тонкого валежника нары, а затем, повесив фонарь на крюк вбитый в потолок, свистнул здоровенных кобелей, внимательно, с подозрением рассматривающих чужих людей, и вышел на улицу.
Николка с семьей и Семен с сотоварищами вповалку повалились на жесткие, пахнущие прелью от слежавшегося сена нары и провалились в глубокий, крепкий сон.
Наутро, едва забрезжил рассвет, послышался надсадный звук открываемой двери. Разомлевший ото сна и необычного тепла, которым с ним щедро поделилась оленья парка, Кузьма нехотя открыл глаза и вгляделся в дверной проем. На пороге, в клубах морозного пара, стоял Федор в расстегнутом овчинном тулупе и, что удивило Кузьму, в летнем картузе с блестящим козырьком и высокой тульей. Шустро вскочил Николка и, скалясь сонной улыбкой, что-то забормотал на своем языке, обращаясь к хозяину фактории, услышав голоса, зашевелились и остальные.
Не обращая внимания на лопочущего тунгуса, Федор, нехотя выталкивая слова изо рта, буркнул, обращаясь неизвестно к кому:
– Айда ко мне в избу. Разговаривать будем! – и, не дожидаясь ответа, вышел.
Лениво позевывая, поднялся Семен, воровато озираясь, порылся в котомке, что лежала у него в изголовье, что–то вытащил оттуда и сунул за пазуху.
– Пойдем со мной, – обратился он к Кузьме. – А ты, Макарка, здесь побудь. Мало ли, – он глазами указал на тунгусское семейство.
Когда они вышли на улицу, Федор ожидал их на крыльце добротного, рубленного из вековых сосен флигеля, который располагался невдалеке от унылого сарая, служившего им нынешним ночлегом.
– Давайте поживее! – хозяин махнул рукой и, пригнув голову, шагнул первым.
Светлая горница, приземистая русская печь в углу, занимавшая почти половину избы, стол и по бокам две широкие лавки. В противоположном углу стоял совершенно диковинный здесь фикус в кадке и над ним, на стене, россыпь разнообразных икон с теплящейся лампадкой.
– Показывайте, – приказным тоном потребовал Федор, когда они уселись за стол – да поживее, неколи мне с вами лясы точить!
Семен немного помедлил, а затем вытащил замызганную тряпицу и, развернув ее, положил перед Федькой массивный браслет и два перстня из белого золота.
Заметив как алчно блеснули глаза Черенцова, Семен многозначительно покосился на Кузьму и толкнул его ногой.
– И много у вас такого добра? – хозяин взял браслет в руку и, дыхнув на него, любовно стер мутноватый налет.
– Хватит! – коротко ответил Сенька.
– Пытать, откель вы это взяли, я не стану, По вашим каторжским рожам видно, что не наследство получили, – не выпуская из рук браслет, медленно заговорил Федор. – Дам муки, соли, ножи, пару топоров, пару лопат, три «кремневки» и припасов к ним. Пару мешков сухарей могу дать, чаю цельную коробку выделю, да еще всяческой мелочевки, миски там, кружки, ложки. Свечек могу дать десятка два. Больше нет! Дам пустые нарты, а то вы, дохляки, через версту попадаете с грузом. Оленей нет, да и ни к чему они вам. Охотнички вы никудышные, сожрете их, олешков, через пару дней. Здеся, недалече, избушка есть охотничья, я там был годов с десяток назад, вроде для жилья пригодная. Уйдете туда, а тут покуда не показывайтесь до весны. Через недельку другую, как реки окончательно встанут, по факториям поедут сборщики пушнины, а сымя – урядник, зачнет шастать со своими холуями по заимкам да по факториям – крохобор и кровопивец еще тот. Вроде, как вашего брата вылавливать, а на деле… – он злобно сплюнул на затоптанный пол. – Эти гады ничем не брезгуют. Ни пушниной, ни мясом, ни местными девками, тунгусками молодыми. Пошли, выдам вам все, и убирайтесь восвояси. И вы будете довольны и мне спокойнее, – он резко поднялся и вышел на улицу, где Николка с помощью женщин разгружал свои нарты и затаскивал тюки в сарай.
– А как нам эту избушку сыскать? – спросил Кузьма, за время короткой аудиенции не произнесший ни слова.
– Я говорю, недалече, – Федор остановился и повернулся к ним, незаметно усмехаясь в окладистую бороду. – Вниз по тропке вдоль реки, она вас прямо к избе и выведет. Зверя тама много, да и не пуган он. Нету там народу!
– А ежели урядник решит туды пожаловать?
– Не, – Федор энергично затряс головой. – В те места он не суется, потому как слава про них дурная идет, а вам там в самый раз схорониться будет.
– Какая слава? – испуганно округлив глаза, переспросил Макар.
– Вы топайте, а на месте разберетесь, – загадочно усмехнулся Федор. – Может болтают языки, поговаривая, что золотишко в тех местах водится, а духи тундровые, это злые колдуны по-нашенски, никого туда не пускают. Насчет золотишка не уверен, а соболя там много… – он вытащил из Николкиного тюка связку шкурок и, прижав к лицу, непроизвольно сладостно вдохнул.
– А недалече – это сколько? – не унимался Кузьма, помогая мужикам загружать вместительные нарты на широких, деревянных полозьях.
– Верст сорок, может чуток поболе, – нехотя отозвался Федор. – Кто их здесь мерять-то будет? Дня за три доберетесь. Ну, с Богом! – он размашисто перекрестил мужиков. – Вот, табачку вам еще сверху, – и он закинул на нарты целый мешок табаку. – Мериканский!
Мужики тепло простились с Николкой, с женщинами, затем Кузьма, как самый выносливый, ухватился за постромку спереди, а Семен с Макаркой уперлись сзади и тяжелогруженые нарты, легко скользя по мерзлой земле, тронулись в неведомый путь.
• * * *
Бешеный порыв ветра и треск ломающихся сосен нарушили тревожные воспоминания Кузьмы. Он поднял голову и внимательно осмотрелся вокруг. Мимолетный шквал и снова настороженная тишина. Светящееся пятно на небе расширилось и оттуда, с трудом пробиваясь сквозь свинцовые тучи, лился непонятный, теперь уже пугающий голубоватый сноп света.
«Не зря, Федор, почитай сколь годков назад говорил, что в этих местах какая-то чертовщина творится, – внезапно вспомнились слова факторщика. С трудом утихомирив нарастающую тревогу, Кузьма плотнее прижал к себе сладко посапывающего внука. – Часок переждем, а ежели дождя не будет, потопаем дале.
• * * *
До избушки, вернее от того, что от нее осталось, добрались только к исходу четвертого дня. Ударили крепкие, даже для этих мест, морозы, река быстро покрылась толстым слоем льда, и ватажники довольно быстро передвигались по обледеневшему руслу.
– Так вот же она, избушка эта самая! – воскликнул Макар, разглядев в надвигающихся сумерках неказистое строение. Вытолкав нарты на довольно пологий в этом месте берег, ватажники с любопытством подошли к своему новому жилищу.
– Да, братцы, – мрачно протянул Сенька, и, для чего-то приподняв повязку, шагнул внутрь. – Покуда землица не промерзла, надо землянку рыть, иначе околеем мы тут, аль зверюга какая нападет ночью, – невнятно пробормотал он. – Ладно, давайте переночуем нонче у костра, а завтра порешаем, что нам делать.
Пока Кузьма с Макаркой рубили сухие дрова и еловый лапник на подстилку, Сенька освежевал зайца, которого он умудрился подстрелить по дороге и теперь, сидя у весело потрескивающего костра, сосредоточенно помешивал ароматно булькающее варево.
– Картошечки бы еще, да лучку, – мечтательно проговорил Макар, ноздрями шумно втягивая мясной аромат.
– Не гневи Бога, Макарка, – назидательно проворчал Макар, разливая похлебку по мискам, которыми их снабдил Федор. – Еще неделю назад замерзали в тайге, коренья да листву брусничную жрали, а ныне как баре сыты да в тепле. Сейчас чайку попьем, да на боковую.
Попив чаю, они, по указке более опытного Семена, быстро раскидали угли по сторонам, застелили горячую землю толстым слоем лапника и завалились на кострище.
– Ох, благодать-то какая, – блаженно простонал Макарка, с удовольствием затягиваясь самокруткой. – Как в деревне у мамки.
Семен молчал, о чем-то сосредоточенно размышляя.
– Слышь, Сенька, – не унимался дотошный Макар. – А вот тунгусы эти самые, – он немного помолчал, собираясь с мыслями. – Как они живут? Где? А олени? Ладно, зимой, а летом? Их ведь не найдешь в тайге, разбегутся, собирай потом.
– В тундре они живут, – нехотя отозвался Семен, – в домах из оленьих шкур. Там леса нет, одни болота да мох растет. И олени там же бродят, мох свой олений едят. Съедят, дальше идут, а тунгусы свои дома разбирают и за ними едут.
– А вот еще… – Макарка, сгорая от любопытства, приподнялся на локте.
– Спать! – прикрикнул Семен. – Покуда землица тепло дает, надо поспать! Бог даст, к утру волосы к лапнику не примерзнут.
Макар еще долго ворочался, размышляя о доселе неведанном и невидимом ранее, Семен спал крепким сном уставшего путника. Немного поразмышляв об их дальнейшей судьбе, уснул и Кузьма. Наступила тишина.
Утром, отдохнувшие за ночь, они поднялись с еще теплой земли, развели костер, быстро попили чаю и выжидающе уставились на Сеньку.
– Так, Кузьма, мы с тобой распаливаем большой костер, чтобы земля оттаяла, и копаем вглубь метра на два, а ты, Макарка, руби жерди. Много жердей. Тута и на потолочные лаги, и на укрепление стен, и лежанки кой-каковские собрать надо, да и пол застелить ими можно будет. За работу, братцы!
Макарка схватил топор и вприпрыжку, пританцовывая, умчался в лес. Семен с Кузьмой, пока прогорал большой костер на заранее размеченном месте, быстро разобрали старую избушку, отобрав пригодные бревна, и с трудом вытащили массивную чугунную печку.
– Как только ее сюда доперли, с трудом отдышавшись и вытирая обильно выступивший пот, проговорил Кузьма.
– Как и мы, – откликнулся Семен, легко откидывая оттаявшую землю. – По замерзшей реке, на нартах.
Работа закипела и уже к обеду земляные работы были закончены. Макар натаскал целую груду жердей и, наскоро перекусив вчерашней зайчатиной, мужики принялись за сборку своего нового жилища.
Сперва укрепили стены, выбирая жерди поровнее, а затем взялись за возведение крыши. Макарка настаивал на двускатной, чтобы было, «как у мамки в деревне», но немного посовещавшись, решили сделать вровень с землей, односкатную.
– Оно и незаметнее будет, да и быстрее дело пойдет, – вынес окончательный вердикт Семен, признанный негласным вожаком. – Поспешать надобно, братцы, – поторапливал он товарищей. – Нам еще печь установить, трубу вывести, да нары собрать. Негожа на стылой землице валяться, враз хворь подцепим, а докторов тута нету.
Землянка получилась просторной и довольно вместительной. Быстро накидали потолочные лаги, Макарка снова убежал в тайгу, прихватив с собой лопату и теперь, пыхтя от чрезмерного усилия, подносил нарубленные квадраты мшаника, утепляя ими крышу. Долго провозились с печью, выводя проржавевшую местами до дыр трубу на улицу, а когда над притихшей тайгой спустились ранние сумерки, из трубы повилась живительная струйка дыма.
Нары собирали уже при тусклом мерцании свечки да отблесками из открытой дверцы печи.
– Шабашим на сегодня, братцы, – устало произнес Кузьма, когда они закончили собирать нары для отдыха и устелили их толстым слоем лапника. – Пойду наберу воды, попьем чаю, да будем укладываться на ночлег, – он вышел на улицу, с удовольствием вдохнул свежего, морозного воздуха и внимательно вгляделся в небосвод, усыпанный крупными, яркими звездами.
– Красотища какая, – прошептал он. Спустился к реке, пробил корку льда из полыньи, прорубленной еще со вчерашнего вечера и, набрав воды в котелок, вернулся в землянку.
Пока Кузьма созерцал красоты ночного неба, Семен с Макаром затащили тюки внутрь землянки, которая, по мере прогрева, становилась более жилой, домашней и завесили вход оленей шкурой
– Ого, – изумился, войдя, Кузьма. Он поставил котелок на весело гудевшую печку и скинул с себя широкий балахон.
– А то! – весело отозвался Макарка, вытаскивая из торбы сухари. – Что мы, звери какие?
Задув свечу, они в потемках попили чаю, немного поговорили о дальнейших планах и улеглись спать.
Так началась их таежная жизнь....
Продолжение часть 3
