Найти в Дзене
Анна Приходько

Предатель

Вдруг одна из женщин отвлеклась, посмотрела на Марийку. Та опустила голову. — О, у нас пополнение, бабоньки! Гляньте, какая скромность! Чего натворить успела в столь юные годы? Голос женщины был таким ласковым, что Марийка заплакала. — От мамки оторвали и в тюрьму посадили, — голос другой женщины тоже был ласковым. "По дороге с ветром" 22 / 21 / 1 Та, которая говорила первой, подошла, взяла новенькую за руку и подвела к остальным. — Ты скажи, милая, в чём обвиняют? От этого зависит наше к тебе отношение. — Я ни в чём не виновата, — сквозь слёзы ответила девушка. — О, мы тут все такие! Вот Любка не виновата в том, что свёкра в сарае заперла, когда он приставал, Галка у председателя не украла петуха. Своего петуха не украла. Он у неё один был такой. Одноногий… Я вот хлеб с пекарни не вынесла для десятерых сирот. Каждая из нас тут невиновная сидит. — Правда, — кивнула Марийка, — я не виновата. Оклеветали меня и дом забрали. Она вкратце рассказала обо всём, что с ней произошло с момента с
Оглавление
Ирэн или запрещённое чтение. Рене Магритт. 1936 год
Ирэн или запрещённое чтение. Рене Магритт. 1936 год

Вдруг одна из женщин отвлеклась, посмотрела на Марийку.

Та опустила голову.

— О, у нас пополнение, бабоньки! Гляньте, какая скромность! Чего натворить успела в столь юные годы?

Голос женщины был таким ласковым, что Марийка заплакала.

— От мамки оторвали и в тюрьму посадили, — голос другой женщины тоже был ласковым.

"По дороге с ветром" 22 / 21 / 1

Та, которая говорила первой, подошла, взяла новенькую за руку и подвела к остальным.

— Ты скажи, милая, в чём обвиняют? От этого зависит наше к тебе отношение.

— Я ни в чём не виновата, — сквозь слёзы ответила девушка.

— О, мы тут все такие! Вот Любка не виновата в том, что свёкра в сарае заперла, когда он приставал, Галка у председателя не украла петуха. Своего петуха не украла. Он у неё один был такой. Одноногий… Я вот хлеб с пекарни не вынесла для десятерых сирот.

Каждая из нас тут невиновная сидит.

— Правда, — кивнула Марийка, — я не виновата. Оклеветали меня и дом забрали.

Она вкратце рассказала обо всём, что с ней произошло с момента смерти родителей, не упоминая знакомства с братьями Лазаревскими.

Женщины вздыхали, жалели её, жалели себя, ругали и старую власть, и новую.

— Ладно, повинились тут и будет. Спать пора. Ты, девонька, нас не бойся. Мы бабы добрые. Если выйдем отсюда живыми — в жизни друг другу и пригодиться можем. Земля, говорят, круглая. Только мы земли этой и не видали. Пахали, сеяли, хлеб пекли — это было. А остальное нам неведомо.

Каждая из женщин обняла Марийку.

А самая первая её заметившая по имени Зухра даже колыбельную спела.

Утром всех разбудил стук.

— Давайте свою посуду! — крикнул раздатчик.

К окошку потянулись руки сонных женщин.

— Тут кормят как в царской столовой! — сказала весело Зухра. — Довелось мне там побывать. Знаю, что говорю.

— Ой, шутница ты, Зухра! Есть невозможно еду такую.

— Не шуми, Люба! А то и этого не получим!

Кормили и впрямь сносно. Когда-то отец рассказывал Марийке о том, как содержат преступников. Он так живо описывал тюремную еду, называя её бурдой, что теперь Марийка смотрела на жидкость в тарелке и боялась притронуться.

Но голод был сильнее.

— Ешь, девонька, ешь… Никто не знает, сколько нам тут быть. Времена тяжелые. Работы нет. Вот отпустят тебя, и куда пойдёшь? Тут хоть койка, тепло, ни дождь не страшен, ни снег. И кормят по часам. Вчера хлеб давали с маслом. Давно ты такую еду ела?

— Давно… — с грустью в голосе ответила Марийка. — Когда мама была жива…

После завтрака всех по очереди вызывали на допрос.

Марийка была последней.

Геннадий Михайлович был в хорошем расположении духа.

Когда девушку привели, он сразу подошёл к ней, улыбнулся.

— Ну что, красавица, сегодня язык развяжется у тебя?

Марийка кивнула и рассказала, откуда у неё появились деньги под периной.

Лазаревский слушал внимательно. Всё записывал.

— Да знаю я об этом учителе, — вздохнул он. — Давно на него жалобы поступали. И от родителей. Антисоветчину он развёл на своих уроках.

Но тебя взяли не просто так. А чтобы отвести от него подозрения. Недолго тебе тут маяться. Ты уж потерпи. Следствие у меня вот так построено. Пришлось с Илюхой Лениным согласиться.

Хочешь, переведём тебя в одиночную камеру? Там потише. Сокамерницы не обижают? Зухра характер не показывает?

— Что вы, — произнесла Марийка, — там все добрые. Скажите, а дядю Витю арестуют, да?

— Да… Только с поличным возьмут и арестуют. Даже сын родной на него кляузу написал. Не хотел бы я такого сына вырастить. Даже если быть мне преступником.

Родная кровь должна быть горой за отца. Савелий в партию вступить надумал. Вот и сдал всех с потрохами.

А нам выгода от этого есть! Антисоветчину изгнать требуется в короткие сроки. Иначе жить с гнидами тяжело. А тебе неужто стало дядю Витю жаль?

— Его жаль, да, — вздохнула Марийка. — А вот тётю Ганю не жаль. Лёньку жалко. Он Варвары сын. Есть у меня ответственность за него.

— Так мальчишку они отдали. В приюте пока что малец.

Марийка расплакалась.

— Не реви! Что ты ему дать можешь? В камеру с собой посадишь? — строго спросил Лазаревский. — Там о нём позаботятся.

— Я должна заботиться! — воскликнула Марийка. — Варя меня приютила, помогла от взрыва оправиться.

Девушка говорила быстро, эмоционально.

— Какого взрыва? — Лазаревский вытаращил глаза.

Марийка притихла.

***

— Ганька, жить будем припеваючи! Вон какой дом нам достался!

— Ой, Витя, и не говори! Повезло. Боженька на нашей стороне. Вот сказал бы ты мне, что деньги даёшь Машке, я бы тебя заругала. А тут ты подстроил умно.

— Рано радоваться, Ганя! Ты не болтай за зря. Делай лицо печальным. Нам как бы радоваться нельзя. Вот между собой да! А на людях можно и пожалеть Марийку.

— А на людях да! Девчонка эта нам хорошо попалась. Савелий свою лепту внёс. А где он сегодня?

— Гришка председатель его гоняет по делам. Как будто сдружились они. Видел, как разговаривали мирно. А когда я подошёл, сразу рассеялись друг от друга. Словно врагами стали.

Надо бы при Савелии помалкивать. А вдруг его за нами следить приставят. Он же в город ездит, со многими крутится. На детей надежды лучше не возлагать! Предадут как пить дать.

— Да ты что, Витя! Как можно? Он же сын твой родной! Неужто может такое с нами сотворить?

— Может, не может, а начеку надо быть. Ты же не хочешь дом потерять и меня вместе с домом?! Надо бы захорониться ненадолго.

Если они там задумали чего, то кукиш им. Я поумнее буду! У меня столько всяких отмазок есть. Жизнь — она и есть литература! Там всё по кому-то писано. Бери и пользуйся. Вот я и подкован, Ганя! Да мне ли тебя учить?

— Хорошо как без бесёнка этого крикливого. Всю грудь мне оттянул. Вот что значит не своё, неродное. Дочка-то понежнее будет этого ненасытного.

— А мне жалко мальчонку. Марийка за него пеклась. А теперь ни он её не увидит, ни она его. И остался малец один в этом мире.

— Ну ещё обратно его забери! — вспылила Агафья.

— Ну если бы у меня титькa была, то взял бы, — произнёс Виктор.

— Ну и дyрак! — возмутилась Агафья. — Я тебе своих нарожаю сколько захочешь!

— Так нарожай, — Виктор подмигнул жене.

Подошёл к ней, обнял.

— Вить, — прошептала она, — люди увидят, стыдно будет.

— Чего стыдного, дyрёха?! У нас с тобой комната имеется. Закрылись и всё!

— Ви-тя-я-я, — пропела Агафья, — счастья-то сколько навалилось на нас! Ви-тя-я-я-я…

Виктор поднял жену на руки и понёс в комнату.

Едва спина Агафьи успела коснуться подушки, как в окно комнаты кто-то постучался еле слышно.

Виктор вскочил на ноги, заправил рубаху в штаны, выглянул.

Быстро задёрнул штору и сказав жене: «Сиди тут», выбежал из комнаты.

Агафья поднялась с кровати, подошла к окну и осторожно отодвинула штору, подглядеть захотелось.

Виктор стоял рядом с мужчиной.

Гость был одет в длинный тёмно-зелёный плащ. Капюшон накинул так, что лица не было видно.

Агафья заметила, что окно приоткрыто. И сказанное незнакомцем услышала:

— Савелий твой — предатель!

Продолжение тут

Дорогие читатели! Всем желаю добрых снов и добрых слов!

-2