Он оттолкнул Любу и продвинулся вперед. Повел носом.
- О! Пекла что-то. Для узбека что-ли печешь? – он схватил Любу за грудки так, что пуговицы на ее блузке с оторвались и с цокотом покатились по полу, - Подстилка? Под чебуреков стелешься? Бл..ь!
- Гена, прекрати! Что ты делаешь? Уходи! – закричала она.
- Да сейчас, разбежалась! Это моя квартира! Я на нее вот этими руками зарабатывал! – орал Гена в ответ, - я в ней буду жить! Я! А ты вали отсюда!
- Я в полицию позвоню!
- Звони! – Гена мерзко хахакнул. - Так она и поехала!
Он пнул ногами дверь комнаты Любы. Через несколько минут в прихожую полетели Любины вещи: цветочные горшки с подоконника, платья и брюки из шкафа, даже Светкины мягкие игрушки, примостившиеся на подголовнике углового диванчика. Люба с ужасом смотрела на поломанную, изувеченную драцену, и фиалки, поникшие, изуродованные, смешанные с черепками и рассыпавшимся грунтом.
Она пыталась запахнуть кофточку на груди. Ее колотила дрожь. Бывший продолжал глумиться. Господи, ну почему вечно, там, где Гена появляется, начинается хаос и разруха?
Бросив пыльный чемодан на Любину постель, Гена прошел на кухню. Увидев торт, пьяно ухмыльнувшись, прямо грязной ручищей отломил кусок и запихал себе в пасть. И тут в Любиной голове что-то переклинило:
- Убери руки, тварь! – она не кричала, визжала, - убери свои грязные руки, поганая свинья!
Гена ухмыльнулся гадко:
- Это кто – поганая свинья? Я – поганая свинья? О! Чебурек твой – чистенький? Чебурек твой – не свинья?
Он попер на нее, огромный, страшный, с пустыми глазами. Больше всего Любу испугала именно его бессмысленные, белые глаза. И пустота в них засасывала, сковывала движения и лишала способности к сопротивлению.
Гена схватил ее за шею. Из его рта – зловоние. Он душил бывшую жену, душил, не для того, чтобы испугать, а для того, чтобы убить. Люба захрипела, начала задыхаться, в глазах залетали яркие, блестящие мушки. Это конец. Все. Спасения нет и больше не будет. В этот дом вернулось страшное чудовище, Светкин «бука», «оно», НЕНАВИСТЬ! Люба теряла сознание.
***
Она не смогла бы объяснить, что случилось. Просто в один миг стало легче дышать. Люба не видела, как человек молнией метнулся к Гене, какой сокрушительной силы был его удар по круглой голове Гены. Как отлетел Гена к противоположной стене и еще раз ударился башкой своей об косяк. Как кто-то вновь поднял его, сильной, профессионально сильной рукой за шею. И еще удар кулаком по лицу Гены. И еще, и еще, смачно, с размахом, очень, очень по-русски били Гену.
- Айбек, не на-а-а-адо! Хв-а-а-а-а-тит! – закричала Люба.
Айбек остановился. Бросился к Любе. Ощупал чуткими пальцами ее шею.
- Цела? Болит? Тут – болит? А тут? – спрашивал он и заглядывал в Любины глаза.
- Да нормально, жить буду, - успокаивала Айбека Хакимовича Люба. И вдруг, испугавшись, покраснев до цвета Любиного коронного борща, со всей силы запахнула на груди разодранную кофточку, - надо вызвать полицию.
Гена с окровавленной рожей слепо возился в углу прихожей. Он скулил, как побитый пес. Но дать сдачи обидчику так и не решился.
***
Светка отнеслась ко второму замужеству матери благосклонно. Ей, хитрюге, льстило, что мама вышла замуж за уважаемого человека, любимца всего города, золотого хирурга Айбека Хакимовича. Она, вполне взрослая девица, сама уже глубоко замужняя женщина, решила мудро: хорошая мать – счастливая мать. С отцом у нее не срослось. С детства в семье таилась тяжелая атмосфера, да и папа не особо скрывался: его поддевки и упреки доводили до белого каления, и ранний вылет дочери – папина заслуга.
Люба не сказала дочери про последнюю выходку Гены. Не надо – зачем? Пусть он будет для дочери нормальным человеком – Светка, человек импульсивный, с обостренным чувством справедливости, вряд ли простила бы его. А так… Приехала со своим Сережкой на скромную свадьбу мамы и Айбека Хакимовича, восхитилась цветущим видом невесты.
- Мама, мам, ты такая… Ты знаешь, кого мне напоминаешь?
- Кого? – Любе даже интересно стало.
- Не помню. Видела в каком-то древнем кино. Но тебе очень идут гладкие прически. Женственно. И это платье, чудо, что за цвет. Его можно использовать и в пир, и в мир, и в добрые люди!
Светка, Светка… Характер взбаламошный… Интересно, когда она соберется родить малыша?
Айбек ей очень понравился.
- Знаешь, мама, он мне кого-то напоминает? Забыла. Видела в каком-то старинном кино. Очень приятный мужчина. Тебе по характеру подходит! Спокойный. И глаза добрые.
И все то дочка знает. И все-то она видела в каких-то «древних» фильмах… Татьяна, коллега, сразу сказала: вылитый Ромео из «В бой идут одни старики». Чуть постарше, правда.
Про подружку Галю на свадьбе нашептала:
- Слышь, что? Галька твоего бывшего в шею выгнала. Пролетел со свистом, как фанера над Парижем. Он, конечно, давай выступать: моя, мое… Но Галка не такая размазня, как ты, враз его отрезала. «Будешь тут права качать, в моем доме, где мой ребенок, позову братьев и отца, они тебе ноги выломают» А твой Гена – трус! И говнюк – ребенка бросил. Тьфу на него!
- Так где он живет сейчас?
- Ну, Галька ему комнату предлагает купить. Ай, да ну их. Сама-то как, счастлива со своим Ромео? Ай, тебе так эта прическа идет. Знаешь, на кого ты похожа?
Люба приготовилась услышать «забыла». Но Танька, дитя поколения семидесятых, бойко отбарабанила:
- На Наталью Гундареву! Помнишь, она замуж выходила в «Одиноким предоставляется общежитие»? Вот – вылитая. Лицо у тебя такое… русское, мягкое… красавица моя, дай я тебя поцелую! Горьк-а-а-а-а!
А Любе в голову пришла умная мысль. В самое ближайшее время она поделилась этой мыслью с законным супругом.
- Айбек, а давай мы эту квартиру продадим. Только – долями.
Муж удивленно повел черными глазами.
- К чему такие сложности, Любаша?
***
Получилось чудненько. Гена оказался в собственном, своими руками заработанном, жилье. Правда, с соседом. Веселым и шумным Толиком, которого выставила из квартиры собственная мать. Устала женщина: дорогой сынок не работал, пил горькую и любил водить в дом многочисленных гостей.
Месть? Отчасти. Люба, конечно, испытывала некоторые муки совести. По правде, ей бы Гену благодарить - какого замечательного мужа ей «подогнал». Но то, как Гена ее хотел убить, да и собственного ребенка бросил, прощать нельзя. Галя, все-таки, умница. Такая в обиду себя не даст!
Квартиру продали и взамен купили симпатичный домик в нескольких километрах от городка. Вокруг леса и поля. Недалеко журчала тихая речка. И Айбеку до работы – недалеко. Люба просыпалась по утрам, провожала мужа и с наслаждением падала в постель – досыпать. В открытое окошко струился свежий ветерок – Люба наверстывала сон за все прошедшие годы. Потом она пила кофе на старенькой веранде и принималась за домашние дела. С удо-вольс-т-ви-ем!
В Айбеке все-таки сыграли национальные корни.
- Люба, меня тревожат твои ноги! Варикоз – опасная вещь. Тебе нужно оставить работу, - сказал однажды он.
Люба не спорила. Надо, так надо. Как сказал муж, так и сделаем!
Сорок пять лет… Определенная граница в человеческой жизни. Черта, за которой не кончается, нет, продолжается долгий людской путь. Кто-то, как тяжелый груз, перетаскивает через эту границу старые проблемы и горести, привычки, привязанности, любовь, или ненависть, страх или страсть… А кто-то решительно перерубает гордиев узел уже на берегу, и вступает смело и отважно в реку новой, и, может быть, по-настоящему счастливой жизни!
Автор: Анна Лебедева