Николай всю смену не мог успокоиться после письма брата. Значит, Наталья нашла то письмо и написала Петру. Хорошо, что хоть тот правильно сделал – не стал рубить сплеча, а написал сначала. Нужно ответить ему побыстрее, чтоб дров не наломал. Да и Зою предупредить, что Наташка учудила. Да нет, не учудила, а напаскудила! И чего ей нужно?
Смена кончилась ночью, поэтому к Зое Николай, конечно, не пошел, а пока шел домой, так себя накрутил, что уже сам себя боялся. Наталья встретила его как всегда в нарядном халатике, с подкрашенными губами, с аккуратной прической. Но сегодня это разозлило Николая. Почти с порога он, швырнув сумку, в которой носил «тормозок», в угол прихожей, двинулся к жене с лицом, которое не предвещало ничего хорошего. Он достал из кармана ее письмо и бросил его ей в лицо со словами:
- Это что? Это что – я спрашиваю?
Наталья сразу узнала свое письмо. Откуда оно у Николая?! Но ответ на этот вопрос был очевиден.
Николай ругался последними словами, наступая на нее, Наталья отступала, прикрываясь руками, пытаясь что-то сказать в свое оправдание, но Николай не давал ей сказать ни слова. В конце концов Николай, устав, замолчал, сел на диван и почти спокойным голосом сказал:
- Завтра чтоб духу твоего тут не было!
Наталья зарыдала в голос:
- Куда ж я пойду?
И вдруг слезы высохли на ее глазах, и она злым голосом сказала:
- Не имеешь права! Я прописана тут!
- А гадости делать людям имеешь право? – опять вспыхнул Николай. – Что тебе сделали Петька или Зоя, зачем ты их жизнь рушишь?
Наталья упала на стул, положила голову на руки на стол и зашлась в рыданиях. Сквозь плач можно было разобрать слова о том, что она несчастна, что тоже хотела, чтоб ее любили, чтоб у нее были дети. А у нее ничего этого не было.
Николай ушел в спальню, а Наталья еще долго сидела в гостиной и плакала о своей жизни.
А Зоя уложила сынишку и села писать ответ Петру. Описала, все, что было в их жизни, в основном, конечно, о Коле, что он уже умеет, что говорит. Написала, что скучает, что ждет не дождется встречи. А в конце письма все-таки спросила: «Петя, мне показалось, что у тебя что-то случилось. Или все хорошо у тебя?» Потом она написала письмо свекрови, которая обижалась на сына: «Не пишет он мне, будто и нету у него матери!» Зоя постаралась успокоить свекровь, объясняя, что ему сейчас не до этого, ведь началась уборка, а что это такое, она ведь сама знает. «Как только кончится уборка, он обязательно напишет вам», - писала она.
Петр уставал так же, как всегда во время уборки, но эта усталость не накапливалась, утром он снова садился за штурвал комбайна и снова круг за кругом объезжал поле. А вечерами поселок наполняется голосами, песнями, музыкой. Студенты вместе со строителями соорудили деревянную сцену, на которой устраивали концерты, принимали артистов и агитбригады из ближайших совхозов, городов. Одним словом, жизнь кипела. Не верилось, что каких-то три месяца назад здесь высаживались на голом месте, в совершенно пустой степи.
В тот день Петр как всегда работал на дальнем поле. Прицепной накопитель был уже полный, скоро нужно было выгружать солому, как вдруг помощник закричал:
- Огонь! Горит!
Петр не сразу понял, что случилось, но, когда оглянулся, увидел, что солома в накопителе горит. В первую минуту он растерялся, но тут же сообразил, что нужно отвести огонь подальше от поля, чтоб не загорелась пшеница на корню, иначе ветер разнесет огонь, и тогда страшно представить, что может быть: пожарные далеко. Петр приказал мальчишке спрыгнуть с его площадки и бежать к дороге, а сам повернул комбайн в сторону уже скошенного и на большой скорости старался увести как можно дальше. Ветер дул в спину, и огонь уже подбирался к кабине Петра, но он сумел развернуть машину, быстро соскочил на стерню и стал отцеплять накопитель. Металл был не просто горячим – он нагревался даже от солнца – а от огня был раскаленным. Выбить болт, который соединял накопитель с комбайном, было непросто. А солома уже пылала вовсю, брезентовые ремни, которые должны удерживать ее, тоже уже дымились. Помощник бежал к нему, что-то крича, подбежал, достал из ящика под ступеньками молоток, и они наконец отцепили накопитель. Петр вскочил к штурвалу, и комбайн медленно отошел от горящей копны соломы. Отогнав комбайн, Петр вернулся к накопителю, который уже весь был охвачен огнем, но оказалось, что забросать землей не получится: не было лопаты, а руками, конечно, это сделать было невозможно.
В это время показался грузовик, ехавший за зерном. Водитель, не доезжая до «костра», выскочил из кабины и, захватив лопату, которой разравнивали зерно во время загрузки, побежал на помощь. Солома, конечно, прогорела быстро, но брезентовые ремни, колеса продолжали тлеть. Только теперь Петр почувствовал боль в руках, в лице. Он посмотрел на своего помощника: тот был весь в саже, с красным лицом.
- Что, Володька, испугался? – спросил его Петр. – Страшно?
- Нет! – тряхнул головой тот, - я сначала испугался, а потом уже не думал об этом.
Петр посмотрел на руки. На них вздувались волдыри, боль становилась невыносимой, ведь даже солнце усиливало ее.
- Ой, у тебя чуб обгорел, и брови! – воскликнул Володька.
Но Петр не думал о чубе, начинало гореть лицо. Шофер, увидев его, сказал:
- Поехали в больницу!
- В какую больницу? - воскликнул Петр. – А комбайн?
- Я останусь, - сказал помощник, - а вам нужно ехать!
Достав немного воды из бочонка, Петр облил обожженные руки. На мгновение боль ушла, но тут же вернулась. Он пошел к грузовику, сел в кабину. Шофер развернулся, и они быстр о поехали к поселку. В вагончике, где находилось руководство этого участка, Петр рассказал о случившемся, показал руки, на которых волдыри уже стали огромными и казалось, что вот-вот лопнут. Врача в поселке не было, повариха принесла кусок марли, банку со свиным жиром. Намазав руки и лицо Петра, она обернула их марлей.
- В больницу ему надо, - проговорила она, качая головой.
- В больницу! – проворчал бригадир. - На чем его везти? Все машины на вес золота – зерно возить нечем! Не потерпишь? – обратился он к Петру, едва терпящему боль.
Петр молча кивнул головой. Однако Нюра не успокаивалась:
- Как он потерпит? Ты знаешь, что такое ожог? А я знаю! Капнешь маслом горячим, и то еле терпишь, а у него посмотри – все руки и лицо!
Она подошла к столу бригадира, стукнула по столу крепкой рукой:
- Машин у тебя нету? А ты не боишься, что у тебя людей не будет, если ты так с ними будешь обращаться? А ну-ка командуй, чтоб его отвезли в совхоз!
- Ну, разошлась! – бригадир встал из-за стола. – Где тот, кто тебя привез? Эй, подойди сюда! Отвези его в совхоз, пусть его там посмотрят!
- Давно уже фельдшера хотя бы сюда привезли! – продолжала воевать Нюра. - Людей навезли, а медицины никакой! Сами своими таблетками лечатся, кто как может!
Бригадир махнул на нее рукой, вышел вместе с Петром, махнул вслед отъезжавшей машине.